Бобек. Се soir?^[243]

Малу. Quoi се soir?^[244]

Бобек. Tu viens. A la baraque. Се soir^[245].

Малу. Ни за что. Больше я не участвую в этих отвальных вечерах. С этим все кончено. Навсегда. Я уеду с ним, и никто никогда больше не услышит про нас. Я не скажу тебе, как его зовут, потому что ты поймешь, если я произнесу его имя. Молчание — золото. Иначе не миновать нам беды. Нет, я не допущу, чтобы кто-нибудь отнял его у меня. (Она беззвучно, одними губами, произносит имя Кило, с вызовом глядя на Бобека.)

Бобек пытается отгадать.

Кило (появляется в проеме). Чем вы тут занимаетесь? Играете в какую-то игру? Что делает здесь этот поляк?

Малу. Ждет, когда его сменит Минне.

Бобек. Minne ne vient pas?^[246]

Кило. Si, si^[247]. (Подозрительно смотрит на Бобека.)

Малу. Привет.

Кило. Привет. Как долго я не видел тебя — целый день и целую ночь.

Малу. Скоро и день и ночь будут наши.

Кило (смущенно озирается: с тех пор, как они виделись последний раз, между ними возникла какая-то неловкость, какое-то отчуждение). Ну, как ты провела время в Компьене?

Малу. Сходили с Лили в кино. Было много народу. Лили считает, что я похожа на героиню фильма. Она была глухонемая, и на нее напал один тип. Но все кончилось хорошо. Мы обе плакали. А потом мы пошли есть пирожные.

Кило. А потом?

Малу. Лили предложила пойти на танцы, но я отказалась, и мы пошли домой.

Гудок.

Кило (подходит к входному проему). Сразу видно, что сезон идет к концу: немцы перестали убирать свой барак, а наши на работе палец о палец не ударят, хотя французы теперь кричат на нас в десять раз громче, чем прежде. (Отмечает еще одну черточку мелом на балке.)

Малу. Я выстирала твои рубахи. (Показывает на пакет в углу.)

Кило. Молодчина.

Малу. И свои платья тоже постирала и выгладила. Мое зеленое пальто стало как новенькое — я пришила к нему другие пуговицы.

Кило. Стало быть, ты уже совсем готова?

Малу. А ты?

Кило. Я тоже.

Малу. Вчера я весь вечер гладила, а отец спрашивает: к чему такая суета, такая спешка? А я говорю ему: должна же я привести свои вещи в порядок, если я навсегда переселяюсь к Ламберу. «Когда ты выйдешь замуж за Ламбера, у тебя для такой работы будет служанка», — сказал он и посмотрел на меня так, будто ему все известно о наших с тобой планах. Но я промолчала.

Кило. Я думал о тебе все это время.

Малу. А я о тебе.

Кило. И что же ты думала?

Малу. Не помню. А ты?

Кило. Я тоже. (Оба смеются.)

Малу. В кинотеатре, во время антракта, играли эту песенку, ну ты знаешь… (Поет.) Се que je veux m’etendre contre ton coeur qui bat, qui bat. (Переводит, глядя на него.) Я хочу услышать, как твое сердце бьется, бьется для меня.

Кило (нерешительно прикасается к ней). Да, твое сердце бьется.

Малу. Нет, здесь у меня желудок, и бурчит в животе от голода.

Кило. Нет, желудок у тебя вот здесь.

Они робко, как дети, прикасаются друг к другу.

Малу. У тебя живот набит, как барабан. Мешок, набитый едой.

Кило. Капуста, и сало, и пиво.

Малу (продолжает ощупывать себя и его). Два мешка, и оба бурчат. (Прикладывает ухо к его животу.) Кажется, будто стоишь в варильне среди кипящих котлов. (Выпрямляется.) Два позвоночника, на которых держится все тело. Две головы, полные мозговых извилин, и кости, и еще то удивительное, что находится у нас внутри, что внезапно начинает петь!

Малу тихо напевает свою песенку, Бобек подпевает ей без слов, Кило пытается напевать тоже, но вскоре умолкает.

Вчера вечером, и позавчера тоже, я целый час пела, лежа в постели. А Лили на соседней кровати ругалась последними словами.

Кило. А что Фламин?

Малу. Тоже ругался. Раньше, когда мы с Лили спали в одной постели, мы часто пели вместе: «Кошечка, лови свой хвостик». Эту песенку мы придумали, когда Лили была служанкой в Руселаре, в семье одного врача, и я частенько захаживала к ней в гости. Из кухни было слышно, как хозяйская дочка играет на пианино, ее звали Жинетт, она играла каждый день и подолгу. Было ей восемь лет, и она все время играла одну и ту же песенку, собственно, это была даже не песенка. Лили говорила: «Ну точь-в-точь кошка, которая ловит свой хвост. Кружится, кружится на одном месте и никак не поймает». Каждый день Жинетт играла, хотя она даже еще не доставала до педалей своими ножками, по вечерам врач хотел послушать, как его дочка играет, и тогда Лили руками нажимала на педали. Госпожа докторша говорила, что так музыка звучит намного лучше.

Кило. Ну, рассказывай дальше.

Малу. Я должна тебе кое-что сказать… мне это нелегко. Кило. Так ты соврала мне? Рассказала сказочку, а на самом деле все было не совсем так?

Малу. С чего бы я стала тебе врать?

Между ними возникла подозрительность; Кило пьет.

Кило. Здесь жарко.

Малу. Ты что-нибудь слышал про меня? Он что-нибудь говорил про меня?

Кило. Кто?

Малу. Я хотела сказать, тебе что-нибудь наговорили про меня? Ну, эти люди из Эвергема, у вас в бараке?

Кило. Нет, нет. Ничего.

Неловкое молчание.

Малу. Я обещала тебе послезавтра поехать с тобой в Эвергем. Побывать на ярмарке, посидеть в кафе. Но это невозможно, Кило.

Кило вздрагивает.

Я не хочу ехать в Эвергем. Может быть, пусть все уедут, а ты останешься здесь? С таким же успехом мы можем провести время вместе и во Франции.

Кило. Значит, ты хочешь, чтобы Ламбер по-прежнему думал, что ты выйдешь за него замуж? Решила держать его про запас?

Малу. Наоборот. Я хочу поскорее уехать из Верьера. Но только не в Эвергем. Ведь там нас будут окружать фламандцы, которые работали здесь, и они будут нам мешать. Ты понимаешь, о чем я говорю?

Кило. Нет. Никто не будет нам мешать. Пока ты будешь со мной, я буду заботиться о тебе. И ты сможешь оставаться там сколько хочешь.

Малу. Но я не могу. Теперь уже не могу.

Кило. Почему вдруг?

Малу (с грубоватым кокетством). Не хочу. (Смеется.) Я хочу поехать в Париж. С тобой. В поезде. Послезавтра.

Кило. В Париж?

Малу. Я же там ни разу не была.

Кило. Я тоже. Но ведь на это у нас нет денег.

Малу. А если мы сложим все деньги, мои и твои… Тогда мы сможем пробыть там сколько захотим. Нет на свете города прекраснее Парижа, Кило, я видела его в кино. Всюду огромные белые соборы, парки и дворцы, где живут короли, и, наверно, сотни кинотеатров. И сотни магазинов на каждой улице. И множество кафе. И Эйфелева башня. Кило, неужели тебе не хочется на нее посмотреть?

Кило. Я ее видел. Маленькие башенки из бронзы, их продают в Генте, чтобы ставить на каминную полку. Но я с удовольствием поглядел бы на нее в натуре.

Малу. Вообще-то это стоит немалых денег. Но я уже придумала, что нам делать. (Бросив взгляд на Бобека, который давно спит, говорит шепотом.) Я знаю, где Се-Па прячет свои деньги.

Кило серьезно смотрит на нее, внезапно прыскает со смеху.

Правда, это лишь те деньги, которые он выручает от продажи сахара за две недели. Каждые две недели он их уносит. Но он пойдет класть деньги в банк только в следующий вторник.

Кило. Где же они лежат, эти денежки?

Малу (к ней возвращается подозрительность). Не скажу. Потом узнаешь.

Кило. Тогда надо попросить и Макса отдать мне мои деньги, заработанные за этот сезон.

Малу (встревоженно). А разве твои деньги у него?

Кило. Каждую неделю он отсылает их своей матери в Эвергем, чтобы у нас был специальный счет, как у сезонных рабочих.