Паул. В Экло.

Элена. В Экло? Дивный городок.

Паул. Всего одна улица.

Элена. Да, но зато какая!

Паул (кивает на стул). Вы позволите?

Элена. Который час?

Паул. Не знаю. Должно быть…

Элена (беззаботно). Впрочем, это не имеет ни малейшего значения.

Паул (нерешительно садится. Короткая пауза). В Экло четыре пивовара.

Элена. Мой муж часто говорит мне: «Почему мы, дорогая, никогда не ездим в Экло?» Но мы все никак не соберемся. Муж так занят.

Паул. А что…

Элена. Он продает «Бэбифейс», знаете, порошок такой, детское питание. Вы наверняка слышали стишок: «Что для папочки пивко, для малютки — Бэбифейс».

Паул. К сожалению, нет.

Элена. Простите?

Паул. Я хочу сказать, к сожалению, я не слышал об этом порошке. Но я наведу справки. (Короткая пауза.) Удивительные растения у вас здесь, надо сказать. Хотя Испанию и не назовешь страной цветов. С нашей точки зрения, конечно. Внизу, в деревне, я видел олеандр, совсем засохший, неухоженный, просто стыд. Нет, эти испанцы совершенно не умеют ухаживать за цветами. А тут у вас сразу чувствуется нежная фламандская рука.

Элена. Да нет, здесь все так и было. Мы приехали всего две недели назад.

Паул. И все-таки.

Короткая пауза.

Элена. Когда я увидела вас на пляже, я сразу подумала: «А ведь я знаю этого человека довольно хорошо». Вы так невозмутимо жарились на солнышке. Так спокойно. Можно подумать, сидели и поджидали меня.

Паул. Благодарю вас.

Элена. Вас не удивило, что я заговорила с вами? Прямо из воды?

Паул. Немножко.

Элена (торжествующе). Вот!

Паул. Вы такая…

Элена. Да?..

Паул. Вообще-то женщины не часто заговаривают со мной. Особенно женщины в таких купальниках. Да еще в испанском море.

Элена (помолчав). Неужели вам не хочется снять рубашку?

Паул. Нет, нет. Мне совсем не жарко.

Элена. Хотите пить?

Паул. Нет, спасибо. Я пил.

Элена. Когда?

Паул. Только что.

Элена. И что же вы пили?

Паул. Да сам уже не помню…

Длинная пауза. Элена испытующе смотрит на Паула. Сначала он избегает ее взгляда. Потом встает, разводит руки в стороны, делает вдох и снова садится.

Элена. Вы считаете меня старой?

Паул. Нет, я хочу сказать…

Элена. Вы считаете меня уродкой?

Паул в замешательстве.

Стало быть, я еще кажусь привлекательной?

Паул. Что значит «еще»? Как это объяснить, э-э, в моем возрасте. Я ведь уже седой. Не то что прежде. (Мямлит, съежившись от смущения.) Когда разговариваешь с дамой, невольно начинаешь подбирать слова. И все-таки осмелюсь утверждать…

Из дома доносится громкая арабская мелодия. Кажется, что певец тянет заунывную молитву. Слышится резкий голос Эдварда: «Ну, все! Все, я сказал!» Мелодия звучит еще громче. Паул смотрит на Элену.

Элена. Продолжайте.

Из дома выходит высокий бледный мужчина в темных очках, это Эдвард. На нем светло-серый летний костюм, белая рубашка, галстук, черные остроносые туфли. Не глядя на Элену и Паула, он уходит в другую дверь. Музыка обрывается. Эдвард возвращается на террасу, спокойным взглядом окидывает Паула.

Элена (возбужденно). Эдвард, я встретила этого господина на пляже. Представляешь, он бельгиец. Угадай, где он живет? В Экло!

Паул (представляется). Паул ван дер Хаак. (Раздумывает, подавать руку Эдварду или нет.)

Элена. Он очень хотел с тобой познакомиться, но я и понятия не имею, для чего. Спросишь у него сам.

Эдвард (садится на диван в углу террасы. Говорит тоном актера, который обращается скорее к зрителям, чем к собеседникам, — то ли цитирует текст, то ли высказывает свои мысли вслух, то ли делает объявление для зрителей). Господин был не красавец, но и не дурной наружности, не слишком толст, но и не слишком тонок; нельзя сказать, чтобы стар, однако ж и не так чтобы слишком молод[211].

Паул (ни к кому не обращаясь). Мне сорок один год. Как раз в следующем месяце исполнится.

Элена. Он родился под созвездием Девы! Я точно угадала. Олицетворение Земли. Да, Эдвард, он сидел там, зарытый в землю, со своими кривыми, короткими ножками, глубоко в песке. И когда я окликнула его из воды, из другой стихии, он смутился и оробел. Настоящая Дева! (Паулу, бесцеремонно.) Твоя планета — Меркурий. Ты образован, у тебя практический ум, верно?

Паул. Откуда вы все так хорошо знаете? Я хотел сказать: должно быть, правильно. (Время от времени посматривает на Эдварда, который, кажется, скрывает глаза за темными очками.)

Элена (перехватив взгляд Паула). Мой муж приехал сюда отдохнуть.

Паул. Понимаю.

Элена. Но, по-моему, он отдыхает слишком много. Он отдыхает день и ночь. Пожалуй, это даже вредно.

Паул. Вы хотите сказать, копье без работы ржавеет?

Элена. Да. И вам это должно быть отлично известно. Потому что уже ваш знак зодиака говорит об этом. Вы ведь трудолюбивая пчелка.

Паул (смущенно). Стараемся.

Пауза.

Элена. Знаешь, Эдвард целыми днями сидит как монах. Погруженный в себя, такой отрешенный, что у меня прямо слезы на глаза наворачиваются. (Обращаясь к Паулу, с вызовом.) Что ты там делал? О чем думал? Может, расскажешь нам? (Не дождавшись ответа, вновь поворачивается к Эдварду.) Я сразу подумала: вот человек, похожий на тебя, такой же тихий, спокойный. Приведу-ка я его домой. Чтобы ты как бы посмотрел на себя со стороны.

Паул. Но ведь я совершенно не похож на вашего мужа.

Элена. Верно, но ты точно такой же эгоист. А может, нет? По крайней мере так мне показалось там, на пляже.

Паул (обиженно). Если в чем-то и можно обвинить Паула ван дер Хаака, то только не в том, что он эгоист.

Элена. Не нужно этого стыдиться.

Паул. А я и не стыжусь.

Элена. Во всяком случае, вы, как Дева, прекрасно поладите с Эдвардом. Оба вы тихие люди! Мне кажется, что вы, как и Эдвард, терпеть не можете, когда вам надоедают. Верно? (Подходит к Паулу, пристально смотрит ему в глаза, поворачивает его лицо в сторону.) Вы правы, в профиль вы совсем не похожи на Эдварда. (Вновь поворачивает его лицо прямо.) И в фас тоже. (Отпускает лицо Паула. Пауза. Подходит к дивану.) А то, что господин ван дер Хаак оказался здесь в этот злосчастный момент, разве не чудесное знамение, Эдвард? Человек из Экло специально приезжает к нам на остров, приходит на наш пляж. (Пауза.) Как вас зовут?

Паул. Александр. Но все называют меня Паулом.

Элена. Как странно. Отца Эдварда звали Марком, но все звали его Глоток. Он был любитель выпить. Он пропал в прошлом году. Мы больше никогда не увидим его.

Паул. И вы даже не знаете, куда он…

Элена. Нет. Никто не знает, уверена. И что бы ни говорили, как бы ни объясняли, никто никогда этого не узнает. Я любила его не меньше, чем Эдварда. Он был кутила и весельчак, не то что Эдвард. Все его любили. Глоток здесь, Глоток там — только и слышишь в Антверпене со всех сторон. И вот он лежит, высохший и белый, как ненужная бумажка, с дурацкой свечой в руках, которая никак не хочет стоять прямо, лежит с закрытыми глазами, с закрытым навсегда ртом.

Паул. Не надо отчаиваться. Что Господь отнимает правой рукой, то Он возвращает левой.

Элена. Ничего подобного! Ложь! Обман! Ничего этого нет! Незачем давать себя дурачить! Ничего Он не возвращает и ничего не дает взамен. Ничего! Мы с Эдвардом женаты восемь лет, и никакого, ни малейшего намека на беременность, ни разу. А знаешь почему?

Паул. Неисповедимы пути Господни.

Элена. Да, потому что мы с Эдвардом всегда на точке кипения. Мы любим друг друга так неистово, так страстно, уважаемый господин из Экло, что все вокруг — и кровать, и комната, и весь мир — пышет жаром и испепеляет любой плод. От нас прямо пар идет, словно от взмыленных лошадей. Ни один зародыш не может выдержать такое.