Баарс. Когда я вас слушаю, у меня возникает чувство, будто я попал в зверинец. Я понимаю, что в наше время умение общаться утрачено, однако к чему разговаривать на обезьяньем языке?
Рафаэль (Джекки). Что у тебя с этим пилотом?
Джекки. Да это тот самый, с Карибского моря.
Рафаэль. Майор? (Подходит к Баарсу.) Майор, вы герой эпохи Ренессанса: эрудит, провидец, творец. Я преклоняюсь перед вами. Вы читали мои произведения и, по словам Джекки, так высоко оценили их, что даже пригласили меня с собой на Карибское море.
Баарс (устало). Разве я вас пригласил?
Рафаэль. Да.
Баарс. Всевозможные недоразумения помешали мне…
Мол. Господин ван Дирендонк, а почему бы и мне не поехать с вами на Карибское море?
Баарс (смертельно устало). Мы разве встречались раньше?
Мол. Нет. Но я приятель Толстого Макса. Его еще называют Жирный Макс. Вы знаете, о ком я говорю.
Баарс. Действительно, мы иногда сотрудничаем с Толстым Максом.
Мол. Вот видите! Почему бы и мне не поехать на море, господин ван Дирендонк? Эти двое целыми днями примеряют в магазинах тропические наряды, а я должен смотреть на них, как нищий. Почему мне нельзя поехать? Вы что-нибудь имеете против меня?
Баарс (не выдерживает). Боже, у меня ведь сегодня день рождения.
Рафаэль. Когда, по-вашему, возможен отъезд, майор?
Баарс. Завтра. Послезавтра. В следующем году.
Рафаэль. Значит, вы еще не выкинули эту идею из головы?
Баарс (из последних сил). Я никогда ничего не выкидывал из головы, любезный господин.
Госпожа Тристан (с усмешкой). Ему нельзя говорить «господин».
Рафаэль (поспешно). Да, уж лучше не надо. Я начинаю от этого нервничать. Говорите «Рафаэль». Просто «Рафаэль».
Баарс. Но вы же говорите мне «майор»!
Рафаэль. Так вы и есть майор. Не думайте, что мы не заметили. (Победоносно размахивает скафандром.) Может быть, в подвалах этого дома идут секретные испытания, и поэтому вы поселились в таком убогом жилище?
Баарс (с готовностью кивает). Вы угадали. Но больше ни слова! Вы тоже пилот?
Рафаэль. Нет, я поэт. Просто поэт.
Баарс. Стефан, подойди сюда. Перед тобой поэт. Посмотри на него внимательно. Ты хочешь вот так же идти по жизни?
Стефан. Да, очень хочу. О нем даже написано в энциклопедии.
Баарс. Любезный мой поэт, я делаю для моего сына все, что в моих силах. Я к тому же его духовный отец, ментор, как говорили в наше время, но латынь сегодня не в моде. Я научил парня танцевать и играть в бильярд, я брал его с собой в космос, и мы путешествовали во времени, мы бродили в полях по росе в четыре утра, я оттачивал его интеллект и развивал инстинкты, короче, я способствовал его становлению как поэта. Но смелости, упорства, таланта и моей помощи недостаточно, чтобы поэт нашел себя в этом мире. Человеку нужен каркас, и его может построить только такой специалист, как вы. Короче, по случаю дня моего рождения я призываю Ассоциацию примирения с конголезцами обойтись своими средствами и годик подождать своего чека. А вам я предлагаю двенадцать тысяч франков в месяц. Вы будете учить Стефана поэтике. Мы вместе сделаем из этого скромного служащего настоящего сына богов.
Госпожа Тристан (в восторге). О, Стефан!
Рафаэль. Не знаю, хватит ли у меня на это времени.
Баарс. Хорошо, двадцать тысяч!
Мол. Царствие небесное!
Рафаэль. Сейчас трудные времена.
Баарс. Двадцать две тысячи — это мое последнее слово.
Госпожа Тристан. О, Стефан, я так счастлива!
Баарс. Как вас зовут?
Рафаэль. Рафаэль.
Баарс. Дорогой Рафаэль, я чую в вас гения, а если я что-то чую, то так оно и есть. Не раздумывайте. Договорились? Двадцать две тысячи, а для налоговой инспекции декларируем десять.
Рафаэль. Мне кажется, он стоит того, чтобы я с ним занимался.
Баарс. Браво!
Госпожа Тристан. О!
Баарс. Отлично, первый урок!
Рафаэль. Что вы сказали?
Баарс. Что вы сейчас должны начинать свой первый урок. Я так хочу. В день моего рождения. Я хочу сравнить вашу методику со своей.
Рафаэль. Это невозможно, господин Баарс. Вы ведь знаете, как это непросто, нужно настроиться, погрузиться в атмосферу.
Баарс. Разумеется. Я потерял голову. Простите меня, старика, который испытал в жизни все, кроме лирики и смерти. Но эта последняя не заставит долго себя ждать. Совсем скоро медленная Лета поглотит меня, я чувствую, Харон[200] уже ждет, дети мои. Но будем веселиться до самого конца. Ха, ха, ха.
Все смеются вместе с ним, Мол — громче всех. Потом все снова становятся серьезными.
Госпожа Тристан. Наш дом совершенно преобразился, не правда ли, господин Баарс? Молодость и свежий ветер ворвались сюда.
Баарс обнимает Джекки за талию.
Джекки. Если господин майор, он же владелец ночного клуба, он же скупщик меди и цинка, не обидится, я бы предпочла, чтобы он убрал свои грязные лапы. (Направляется в спальню.)
Баарс. Несчастная девушка.
Мол. Ах, эти бабы, господин ван Дирендонк!
Стефан. Мне кажется, что в ее положении вполне оправдан бунт против человека, который воспользовался ее доверчивостью!
Баарс. Кто мог это сделать? Если бы я это узнал, я б его убил!
Стефан. Я знаю, что говорю.
Баарс. Не хочешь ли ты сказать, Стефан, что я и эта девушка… что я, твой отец…
Госпожа Тристан. Ну, мне пора заняться индейкой. (Рафаэлю.) У нее на голове будет митра, потому что господин Баарс учился на священника, а в клюве — купюра в тысячу франков — знак того, что господин Баарс финансист.
Баарс. Господа, наша беседа меня не только чрезвычайно взволновала, но и утомила. (Госпоже Тристан.) Покажите-ка мне вашу индейку!
Оба уходят.
Рафаэль. Этот человек вызывает уважение. Ну что, Стефан, завтра первый урок. Начнем с самого начала. С того, что произошло еще до твоего рождения с твоими родителями в момент зачатия. Какие факторы могли оказать влияние на тебя в утробе? Полагаю, что ты появился на свет в срок?
Стефан. Кажется, да.
Рафаэль. Дальше, как ты появился на свет, где, каким образом и зачем.
Стефан. Это затруднительно сказать. Тебе не кажется… что момент моего зачатия…
Рафаэль. Наши помыслы чисты, но мы должны подходить к делу научно.
Стефан. Тогда нужно исследовать и мою бабушку. Я очень любил ее, когда был маленький.
Рафаэль. Это бывает.
Стефан. Моя бабушка часто рассказывала мне о своих родителях. Или так далеко не надо?
Рафаэль. Там будет видно.
Стефан. Дело в том, что моя бабушка в детстве была очень несчастна. Она чувствовала себя никому не нужной. Однажды она сидела на кухне и плакала, но никто не обращал на нее внимания. «Все обращаются со мной как с собакой, — сказала она и залезла под стол. — Я собака, — сказала она, — бросьте мне кость».
Рафаэль. Любопытно.
Мол. Ах, бедняжка!
Стефан. Все происходящее со мной так странно и так прекрасно! Рафаэль, Мол, вы здесь, в моей комнате, я так… я просто не могу выразить. Я уже думал, мне всю жизнь придется прозябать тут с господином Баарсом и госпожой Тристан. И вот вы здесь, разговариваете со мной… Я должен вам что-то рассказать. Только никому ни слова, никому! Поклянитесь!
Рафаэль. Слово поэта!
Мол поднимает два пальца, как бойскаут во время клятвы.
Стефан. Вы, наверно, знаете, что господин Баарс усыновил меня. А теперь госпожа Тристан хочет, чтобы я отправил его на тот свет. Разве не ужасно?
Рафаэль. Это нормально, приятель. Эдип[201] поступил так же.
М о л. И Дирк ван дер Зендт. Тот разрубил своего папашу на куски и четыре дня выносил их из дома, завернув в газету.
Стефан. Я не способен на такое.
Рафаэль. А что тебе мешает, приятель?
Мол. Как она предлагает это устроить? Подожди, я сам угадаю. Он входит, а с потолка падает молоток? Нет? Или она предлагает связать его и положить на рельсы перед скорым поездом? Нет? Или он высунется из окна — и привет? Тоже нет?
