Пока ждали ответ из Узбекистана о том, где отбывает наказание Вахтанг Ромиашвили, он же Сакенделидзе и Лачпекиани, подполковнику Саубянову удалось еще кое-что узнать о событиях в Дубовке. Помог ему бывший продавец винного магазина Абесалом Шенглия.

Разыскать этого человека было также нелегко. Абесалом Шенглия, после того как уехал из Дубовки, жил в Грузии и работал продавцом. Там он совершил растрату и теперь отбывал наказание в исправительно-трудовой колонии…

Шенглия был искренним. До последней минуты, пока не уехал из Дубовки, говорил он, душа не находила покоя. Не раз думал пойти в милицию и рассказать обо всем, что произошло в магазине, но страх не пускал.

И теперь, спустя много дней, он не может без содрогания вспомнить о той несчастной женщине. Правда, о том, как произошло убийство, он не знает. Но утром, когда Абесалом Шенглия пришел на работу, Оттари Кабиашвили заставил его вымыть и выскоблить пол магазина…

Всматриваясь в фотографию, присланную из трудовой колонии, подполковник Саубянов вспомнил рассказы жителей Дубовки, помнивших в лицо Вахтанга Ромиашвили. «У него на лице шрам», — говорили они.

Да, приметы совпадали. Частенько Вахтанг Ромиашвили, говорили дубовчане, любил козырнуть своими фронтовыми заслугами. Дескать, этот шрам на лице — след схваток с фашистами.

Но когда оперативнику представилась возможность познакомиться с биографией этого человека, то выяснилось, что его прошлое было отнюдь не героическим.

Двадцать лет назад, когда советские войска освобождали районы Северного Кавказа от гитлеровских захватчиков, Филипп Саканделидзе, он же Вахтанг Ромиашвили и Лачпекиани, бежал из действующей армии. Его поймали и судили, как дезертира. Военный трибунал приговорил Саканделидзе к десяти годам тюрьмы. Впоследствии этот срок был заменен штрафной ротой и отправкой на фронт. На фронте Филипп совершил новое тяжкое преступление, и военный трибунал приговорил его к новому длительному сроку тюремного заключения…

Итак, все становилось ясным. В одной из трудовых колоний Узбекистана отбывал наказание тот самый Вахтанг из Дубовки, скрывавшийся под именем Владимира Несторовича Лачпекиани.

Преступника этапом доставили в Караганду. Допрос шел около трех часов.

— Да, я любил Римму Низамутдинову, — рассказывал Филипп Саканделидзе, — и совсем не собирался убивать её. Зачем? Вечером, когда она осталась в магазине, мы о многом говорили. Я предлагал ей стать моей женой, обещал увезти в Грузию. В полночь в магазин постучались. Я открыл дверь и узнал старика Вано Хеладзе. Он по соседству охранял универмаг.

Вано не отказался от предложенного стакана вина. Разговорились. В это время в окно влетел булыжник… Старик схватил мое двуствольное ружье и выбежал на улицу. Прогремел выстрел. Это Вано припугнул хулиганов. Потом он вернулся и, подойдя к разбитому окну, стал подавать в него ружье… Эх, если бы знал я в ту минуту, что произойдет в следующий миг! Римма хотела принять ружье от Вано, но грохнул выстрел…

Старого Вано Хеладзе подполковник Саубянов в Дубовке уже не застал.

— Пусть земля ему будет пухом, — вздыхали соседи. — Хороший был человек.

Естественно было предположить, что Филипп Саканделидзе слышал о смерти старика, поэтому и сочинил версию о случайном выстреле, надеясь тем самым смягчить тяжесть преступления.

Но у убийцы ненадолго хватило воли обманывать следствие. На втором допросе Саканделидзе рассказал правду.

Всего лишь на несколько минут вышел он из магазина, оставив Римму одну. А когда вернулся, то увидел, как ключи, забытые в замочной скважине денежного ящика, чуть заметно покачивались на цепочке. Кто знает, может, Саканделидзе действительно по-своему любил Римму. Но у таких, как он, настоящая любовь одна — к деньгам. Малейшее подозрение, что он может лишиться хоть части ворованного и накопленного, вмиг перевесило все «чувства». Только страсть к накоплению жила в душе этого дезертира, отщепенца, вора, и во имя ее он в упор разрядил ружье в женщину, с которой был близок…

И. АНТИПОВ, сотрудник МООП.

г. Караганда.

Капитан Стасов бросил короткий взгляд на оперуполномоченного Ахметова.

— Слыхал? Ночью совершен вооруженный налет на магазин Бобровского совхоза. Сторожа обезоружили, магазин ограбили.

Стасов тяжело поднялся из-за стола, кашлянул и выжидательно посмотрел на Ахметова.

— Вот так-то. Готовьте оперативную сумку и машину. Я свяжусь с Павлодаром, доложу в райком и прокурору.

Сборы были короткие.

Слева на всем пути петлял Иртыш. Усиливался ветер. По широкому полотну шоссе вместе с песком шуршал мелкий гравий.

— Ну и погодка, — заметил Ахметов, глубже натягивая на уши цигейковую шапку.

— Очень некстати, — дернув плечами, ответил начальник милиции. — Очень! Следы забьет, тогда ищи ветра в поле.

Въехали в поселок. Хорошо накатанная дорога привела к магазину. Вокруг него уже толпились группами жители поселка.

— Подберите понятых, — кивнул Стасов оперуполномоченному.

Два висячих замка вместе с вырванным пробоем лежали возле крыльца. На дверных косяках глубокие вмятины.

Жители поселка показывали работникам милиции ружейные гильзы и пыжи, валявшиеся подле. Продавец магазина, девушка с бледным лицом, подозвала Стасова и, приподняв фанерный ящик, указала на отпечатки колес автомашины. Рисунок протектора четкий.

— Это вы правильно догадались ящиком след прикрыть, — одобрительно отозвался Стасов и, обернувшись к оперуполномоченному, произнес: — Зафотографируйте и снимите отпечатки протектора.

По предварительному подсчету, преступниками взято около двух десятков полупальто, восемь рулонов драпа, шерсти, вельвета.

Сторож, женщина лет сорока пяти, пугливо смотрела на разложенные листы протоколов допроса.

— За полночь было, — заговорила она и вместе со стулом пододвинулась к Стасову. — Обошла вокруг магазин, заглянула в пристройку. Навес-то видели? И туда прошла. Постояла, прислушалась. Тихо. Вдруг погас свет. Я зашла в сторожку, зажгла свечу. Думаю, съем пару яиц. Слышу, кто-то скребется. Взяла ружье. Оно не убийственное, только огонь бросает. Крикнула: «Кто там?» Никто не отвечает. Решила, что ветер шалит. Вывеска-то, что над магазином, плохо укреплена, стучит при ветре. Поела, направилась в обход, и тут все случилось…

Она глубоко вздохнула и смахнула концом шали набежавшие слезы.

— Меня сбили с ног, вырвали ружье, стали пинать.

Она закрыла глаза. Подбородок дергался. Женщина пыталась сдерживать себя, но не могла.

— Когда пришла в сознание, слышу, как железо по железу лязгает, — продолжала она. — Я кое-как поднялась и — на квартиру к продавцу. У нее смыла кровь, и мы вместе побежали до конюха нашего. Тот взял ружье. Подбегаем к магазину, а навстречу автомашина. Конюх два раза выстрелил. Пальба началась.

— У них были ружья?

— Они тоже стреляли.

— Номер машины не заметили?

— Свет они не включали. В потемках все.

— А друг друга по имени не называли?

— Может, и называли, не знаю…

Были допрошены многие, но ясности в дело они не внесли. Можно было предполагать, что преступников было, по меньшей мере, трое. Они имели свой транспорт, действовали нагло.

Из вещественных доказательств имелись девять охотничьих гильз и отпечаток протекторов автомашины марки ЗИЛ-164.

По улицам поселка ежедневно проходят десятки автомашин, сотни людей имеют ружья одинакового калибра…

Участковый уполномоченный Абишев, попрощавшись с дружинниками, решил еще раз пройти по селу. Ночь стояла тихая, звездная. С юго-запада тянул сухой ветер.

Закурил, взглянул на часы. «Днем высплюсь», — успокоил он себя и неторопливо зашагал к Набережной улице.

Где-то послышался гул мотора. С Качирского тракта в сторону поселка, определил Абишев, мчалась машина.