…Два месяца провел лейтенант Мукаш Бекетов в госпитале и снова вернулся на свой пост.

К. СЕЛИНЕВИЧ

г. Алма-Ата.

— Вам старшего оперуполномоченного? — переспросил дежурный горотдела милиции, вытираясь мокрым от пота платком. — Пройдите, пожалуйста, в одиннадцатый кабинет. Он там занимается.

…Июль в городе всегда знойный: дверь кабинета старшего оперуполномоченного открыта настежь.

За столом сидит казах в форме старшего лейтенанта милиции. Без труда можно догадаться, что это и есть Нурум. Знакомимся. После вежливых фраз о погоде, о том о сем начинается наш большой разговор с воспоминаниями о войне, о службе, о разных оперативных делах. Передо мной сидит обыкновенный, внешне мало чем отличающийся от других мужчина со спокойным лицом и добрым взглядом карих глаз. Кажется, ему не более сорока лет. И только седина в торчащих ежиком волосах выдает его возраст.

— Нурум, расскажите о себе, о своей работе.

— А что тут рассказывать? Ничего примечательного. Работа, как у всех…

Но ему, конечно, есть о чем рассказать, и разговор постепенно входит в нужное русло. Из пятидесяти лет своей жизни он двадцать пять на боевом посту.

Многое пришлось изведать Нуруму Сыдыкову, во всяких переплетах бывать. Особенно трудными были годы после Великой Отечественной войны, когда приходилось иметь дело с бандитами, орудовавшими в тылу, всякого рода расхитителями народного добра, мелкими и крупными жуликами. Трудность борьбы с ними заключалась в том, что зачастую они были вооружены огнестрельным или холодным оружием и действовали из-за угла. Нужно было иметь поистине крепкую волю, хладнокровие и выдержку, чтобы идти на вооруженного бандита, отдавая себе отчет в том, что он без боя в руки не дастся, и не зная, откуда он может напасть.

Трудное время прошло, война давно закончилась, но борьба с преступностью не прекратилась. В 1951 году коммуниста Сыдыкова перевели на оперативную работу. Он с энтузиазмом, с чекистской принципиальностью взялся за порученное дело.

Работнику органов ошибаться нельзя. Перед ним не только преступники, но прежде всего люди. И оперуполномоченный распутывает клубок упорно, настойчиво и верно. Не зря в милиции говорят:

— Нурум взялся за дело — порядок будет.

Был вечер выходного дня. В парке играла музыка. На танцплощадке кружились молодые пары. Те, кто постарше, сидели на скамейках или степенно разгуливали по аллеям. К звукам музыки примешивались оживленные разговоры, задорный смех. Так и тянуло туда, где отдыхали, веселились люди.

Прямо со смены в своей запыленной железнодорожной форме Михтарьянц завернул в парк. Хотелось после трудового дня подышать свежим воздухом, посмотреть на публику. И вдруг, словно вихрь, на него налетела группа молодых людей, оттеснила в угол. Завязалась драка. Вскрикнули девушки, шарахнулись в сторону зеваки. И как-то сразу угол опустел. На полу лишь остался лежать окровавленный железнодорожник.

На шум поспешили дежурившие в парке работники милиции. Один из них наклонился над лежащим:

— Мертв.

— Кто присутствовал при драке? — обратился сотрудник милиции к окружающим.

— Все присутствовали, — раздалось в ответ несколько голосов.

— А дрался кто?

— Какие-то ребята свалку устроили, а потом удрали…

Подъехал «газик» из горотдела. Начались поиски преступников. И сразу неожиданность — возле фонтана задержали двух парней в чистеньких костюмах, державших под мышками какие-то рубашки. Развернули — рубашки в крови. Задержанного Капустникова и его товарища доставили в горотдел милиции.

— Вы убили человека?

— Что вы нам приписываете? Понятия не имеем.

— Откуда на рубашках кровь?

— Подрались.

— На танцплощадке?

— Мы там и не были. В углу парка на нас налетели какие-то парни, носы нам поразбивали и скрылись. Пришлось умываться у фонтана и переодеваться. А тех парней мы даже и не знаем.

— А откуда у вас чистая одежда взялась?

— Э… Сестренка принесла… мы рядом живем.

«Сомнительно все это, — подумал дежурный. — Да и отвечают что-то торопливо, и бледные какие…» Но результата этот разговор не дал никакого. Дело было передано старшему оперуполномоченному Сыдыкову. Началась кропотливая работа.

Вторичные допросы подозреваемых ничего не дали. Они слово в слово повторяли свои показания на предварительном следствии. Не приносили результата и очные ставки.

Следствие затягивалось. И Нурум, быть может, впервые в жизни начал сомневаться в своих способностях. «Может быть, действительно, произошло все так, как рассказывают, и ребята ни в чем не виновны? — размышлял он. — Возможно, настоящие преступники скрылись, а мы от этих добиваемся чего-то… Конечно, прямых улик против них нет…»

— Как со следствием? — спрашивали Сыдыкова начальник горотдела милиции и руководители управления охраны общественного порядка.

— Подождем результатов судебно-медицинской экспертизы, — хмуро отвечал он.

И Нурум не ошибся. Вот и заключение экспертов: кровь на рубашках, изъятых у задержанных, и кровь убитого одна и та же. Остановившимся взглядом уперся в эту бумажку убийца и не слышит вопроса следователя.

— Что теперь скажете, Капустников?

А потом после обычной истерики и злобного плача признался.

— Да, Михтарьянца зарезали мы с товарищами. Я имел с ним личные счеты…

Одно время в городе участились случаи воровства и ограбления граждан. Причем преступления совершались примерно одинаковыми методами: кражи — посредством подкопа стен или взломов замков на дверях, а с прохожих либо снимали часы, либо отбирали деньги.

Пострадавшие твердили одно: грабителей было четверо, молодые люди. Но кто эти злоумышленники, узнать не представлялось возможным. Ограбленные о них ничего ясного сказать не могли.

— Налетели в темном месте, ограбили и быстро разбежались. В лицо никого не заметила, — жаловалась очередная жертва.

Но вот заявление от гражданки Коровиной.

— Одного негодяя я узнала. Валериком звать. Недалеко от нас живет.

Задержали Валерика. При обыске у него в квартире нашли часть вещей потерпевших. Недолго он запирался, назвал компаньонов: Юрия, братьев Геннадия и Виктора.

Следствие по делу грабительской шайки и на этот раз было поручено Нуруму Сыдыкову. Много хлопот доставили ему преступники. Если Валерик сравнительно легко сознался в грабежах и воровстве, то с другими обстояло несколько иначе: они отрицали свое участие в шайке.

— Где вы были такого-то числа в одиннадцатом часу вечера? — допытывался Нурум у Виктора.

— Дома.

— А ваш брат?

— Не знаю. Гулял где-то.

Проверили показания, выяснили, что дома его в тот вечер не было. Снова допрос. Но и он дал мало утешительного. Разоблачение братьев затруднялось еще и тем, что при обыске их квартиры не было найдено существенных вещественных доказательств.

— В показаниях путаются, — докладывал Нурум начальнику горотдела. И после минутного колебания: — Прошу произвести в их доме повторный обыск.

Результат обыска превзошел все ожидания. В потайной яме во дворе были обнаружены многие вещи, выкраденные из складов и магазинов, силой отобранные у граждан. И когда на очередном допросе Виктор продолжал все отрицать, ему были предъявлены вещественные доказательства.

— Где вы это взяли? — в упор спросил следователь.

Дернулся, вздрогнули красные веки и нехотя начал рассказывать. Признались в грабежах и остальные.

Наш разговор продолжается.

— А скажите, что вам больше всего помогает в работе?

Нурум улыбается:

— Трудно сказать. Но, быть может, и опыт. Тот, военный.

Глаза его темнеют. Память, суровая память войны, возвращает нас в сорок первый, в Брестскую крепость…

В тот день Нурума разбудил гул моторов и взрывов. Немецкие самолеты прошли над городом и, развернувшись, стали снижаться к крепости. Боец разглядел на фюзеляже черные кресты. Тревогой обожгло сердце. «Это не провокация, а война!» — подумал про себя Сыдыков.