Находились у нас и свои сочинители. Правда, художественный уровень произведений оставлял желать много лучшего, но содержание приводило в восторг как исполнителей, так и зрителей. Помню, мы, группа бывших партизан, написали пьесу «Колчаковщина». В постановке наших кружковцев она прошла с большим успехом.

Хорошие постановки и концерты привлекали много людей, вызывали горячие симпатии, самодеятельный театр стал своего рода агитпунктом. Сюда шла не только молодежь, но и пожилые станичники. В этих самодеятельных выступлениях люди видели проявление народных дарований, ростки новой культуры.

Контрреволюция не успокаивалась. Недобитые колчаковцы, белоказачество и эсеры организовывали вооруженные банды, устраивали мятежи. Большую роль в их разгроме сыграли отряды милиции.

Весной 1920 года на юге уезда появилась вооруженная банда Кийке, организованная баями и алаш-ордынцами. Основная цель ее была — сорвать продовольственные мероприятия Советской власти. Бандиты нападали на продотряды, убивали советских работников, терроризовали крестьян.

Рабочие Карсакпайского завода и крестьяне сообщили о местонахождении банды, ее численности, вооружении. Для уничтожения банды был послан отряд атбасарской милиции под командованием Мазутова. Отряд успешно справился со своей задачей.

В подавлении контрреволюции, разгроме различных белогвардейских банд отряды милиции являли пример мужества и беззаветной преданности молодой Советской республике. Население, измученное колчаковщиной и жаждущее скорейшей победы над врагом, оказывало милиции всемерную помощь и поддержку.

…В штабе отряда, стоявшего в то время в селе Петровке, шло заседание командиров. Дверь неожиданно распахнулась, и в комнату вошел бородатый, весь в снегу, старик. Сняв шапку и тулуп, он громко спросил:

— Где тут Плескач?

— Здесь, — обернулся Иван Иванович и, узнав деда Ивана из села Борисовки, с радостью спросил, переходя на украинский язык:

— Чого, дидусь, прыихав?

— Да ось гостынцы вам привезлы.

— Яки гостинцы?

— А подывися, — с хитрецой ответил дед и потом добавил: — Продовольствие, одежду, а заодно и 60 хлопцев прыихалы к вам для пополнения.

Через полчаса на площади собрался митинг. Дед Иван взволнованно рассказывал о том, как в селах женщины пекли хлеб, из старых полушубков шили для бойцов шапки и рукавицы, а мужчины чинили валенки и рубили табак. По дороге к обозу присоединялись все новые подводы с гостинцами для красных воинов.

Против беспримерного мужества и героизма наших бойцов, которых единодушно поддерживало население, не могли устоять никакие вражеские силы. Во второй половине 1921 года все белогвардейские банды были разбиты, очаги контрреволюции подавлены.

В Атбасарском уезде наступила мирная трудовая жизнь.

г. Атбасар.

К. И. Григорьев.

Пара сытых крестьянских лошадей бойко бежала по проселочной накатанной дороге.

Был октябрь — сухая осень с холодными ночами, с ощутимыми морозами по утрам.

Лошадьми правил молодой крестьянин. Разговаривал со мной он неохотно. Назвав себя Алексеем, коротко и односложно отвечал на вопросы, понукал лошадей, настороженно поглядывал по сторонам.

Вокруг расстилалась равнина, не тронутая плугом. Клочки обработанной земли я видел только возле двух деревень, стоявших на нашем стокилометровом пути.

Шел 1926-й год. Нэп был в «расцвете». В захолустном уездном Акмолинске бойко торговали частники. В деревне, прикидываясь смирными, обрастали и набирали силу кулаки. Маловеры хныкали и шептались, что нэп укоренился, если не навсегда, то надолго. Советский аппарат в отдельных волостях уезда был еще слаб, нередко на руководящие посты в волисполкомы пробирались кулаки и гнули свою линию.

В пути мне невольно вспомнился разговор с секретарем укома партии Сухининым.

Нас (меня и еще одного комсомольца) вызвали в уездный комитет комсомола и дали направление на работу в уголовный розыск. Конечно, о деятельности этого учреждения мы не имели еще никакого представления.

— Пойдете бандитов ловить, — сказал секретарь укома комсомола Семенов.

А затем мы были приглашены в уком партии. Беседа была обстоятельной.

— Работа опасная, — говорил Сухинин, — но благородная. Книжки потом писать будут о вас. Преданность ваша нам известна. Сохраняйте чистоту комсомольского имени. Не зазнавайтесь, власть вам дается большая. Помните слова Дзержинского: «Тюрьмы нам нужны для капиталистов, контрреволюционеров, саботажников и бандитов, но не для трудящихся». Вы должны работать ради счастья и благополучия советского человека. У вас нет опыта, его у нас вообще пока мало. А услугами царских специалистов — жандармов, полицейских, сыщиков мы не пользуемся. Царские кадры чужды и враждебны нам. Опыт будете приобретать сами, — закончил секретарь укома и, пожав нам руки, отпустил.

Памятен и тот момент, когда нас ввели в кабинет, в котором предстояло работать. Это была большая комната, в которой стояли четыре стола. За двумя из них сидели угрюмые на вид люди в полувоенной форме, с наганами на боках. Прямо от двери на глухой стене был намалеван масляными красками черт, влево — Адам и Ева под яблоней… Только через два месяца нам удалось уговорить старых сотрудников и привести в порядок нашу служебную комнату; вместо «страшных и назидательных» картин мы повесили портрет Ильича.

В уезде было беспокойно. То и дело в деревнях, разбросанных по степи, обнаруживали убитых. Уничтожались иногда даже целые семьи. Преступники бесследно исчезали. Действовала какая-то хорошо замаскированная банда, не оставлявшая ни следов, ни свидетелей. Бандиты, как правило, брали только деньги и ценности.

Вот поэтому в октябре всем сотрудникам уголовного розыска дали задание — разъехаться по уезду и нащупать следы неизвестной банды. Только нащупать, но не предпринимать активных действий. Это было первое ответственное поручение, выпавшее на мою долю.

Вечерело, когда мы вброд переехали небольшую речку и поднялись на бугор.

Впереди открылась панорама невысокого горного кряжа, вершины сопок еще были освещены лучами заходящего солнца, а в долину уже опускался сумрак.

У подножия горы, километрах в трех от нас, раскинулось большое село Константиновка, там предстоял нам отдых и смена лошадей.

Мой возница остановил лошадей, осмотрел сбрую и, обращаясь ко мне, сказал: «Вот здесь в прошлом году убили моего отца, — и кнутовищем показал влево от дороги. — Вон у того куста стоял стог сена. В него бандиты запрятали труп отца и телегу и подожгли. Был ветер, стог вспыхнул, и крестьяне прибежали его тушить, чтобы спасти другие скирды. Вот тут и нашли остатки трупа и железные части телеги. Приезжала милиция, осмотрела, протокол составила… Дня три пили самогон у богатых мужиков, с тем и уехали», — хмуро закончил Алексей и стал садиться на облучок.