При встрече со мной Карст рассказала о произведенных в Луцке арестах. Взяли братьев Обновленных, держали в заточении семью Измайловых, правда, Виктор успел скрыться, Зюкова и Науменко…

– А где теперь Виктор Измайлов? – взволнованно спросил я у Нины.

– Перешел на нелегальное положение. Я приехала узнать, какие показания давал Григорий Обновленный и что он говорил о луцких подпольщиках?

Во время беседы на аллее появился полицейский. Он шел размеренным шагом, внимательно поглядывая по сторонам. Поровнявшись с нами, остановился, по-бараньи выпялил глаза.

– Ровенские?

– Ровенский, а сестра приехала в гости из Луцка, сына привезла в больницу.

– Документы!

Я достал из внутреннего кармана сфабрикованное удостоверение корреспондента газеты «Украiнський голос».

– А, украинский журналист! Файно! Честь!-откозырял полицейский и пошел дальше.

Мы продолжили прерванный разговор. Стала понятной тревога моих лучших друзей. Что же предпринять? Мы условились встретиться на следующий день в двенадцать часов возле центральной почты. Я пообещал Нине посоветоваться с опытным в этих вопросах человеком.

На завтра вновь встретились в условленном месте.

– В жандармерии спросишь Горбаха, – сказал я Нине. – Он известный взяточник. С Марией Степановной пообещайте ему большой куш, и он все сделает. Встретиться с ним можете даже сегодня.

В жандармском управлении женщин переспросили:

– Вам нужен Горбах лично?

– Да, если можно, пригласите господина Горбаха.

Дежурный прокричал в телефонную трубку:

– Горбах! Вас спрашивает милейшая фрейлейн. С ней красивая фрау. Я бы на вашем месте одну уступил!

Дежурный положил трубку и во всеуслышание:

– Везет толстяку!

В дверях показался невысокого роста, с гладко выбритым багровым лицом Фриц Горбах. Щелкнул каблуками, и от этого у него затрясся, как холодец, подбородок.

– Чем могу быть полезен?

– Мы к вам… Может, выйдем на свежий воздух?

Прохаживаясь по улице, Нина и Мария Степановна вначале завели отвлеченный разговор. Потом Мария Степановна осторожно намекнула на желание повидать мужа, очень преданного Германии человека, но по чьей-то хитросплетенной клевете временно заточенного в ровенскую тюрьму.

– Чем занимался? – деловитым тоном осведомился Горбах.

– Полицейский. А его брат, Василий – агент немецкой жандармерии.

– Давно арестованы?

– Нет, неделю назад. Их, конечно, скоро выпустят, ведь они на деле доказали свою преданность немецким властям, получали поощрения от гестапо. Но…

Нина не закончила фразу. На противоположной стороне она увидела Олега Чаповского. Откуда он? Почему так назойливо маячит перед глазами?

– Но… – продолжала Нина,- сам господин офицер скоро убедится, что полицейский действительно честный человек.

К горлу подступил комок. Нина замолчала. Проявленная Олегом Чаповским неосторожность волновала ее. Как быть? По всему видно, он их не оставит.

– Вы меня извините,- обратилась Нина к офицеру,- я обещала быть у больного мальчика в больнице не позднее трех. Сейчас три, Мария Степановна продолжит с вами беседу.

– Пожалуйста, немцы любят точность. Ауфвидерзеен!

– До свидания!

Карст пошла по улице Шевченко. Повернула на Словацкого и оказалась в парке. Села на скамейку. Олег сразу подошел к ней.

– Твоя слежка могла кончиться печально, – отчитывала Нина Олега. – Если бы офицер обратил внимание на твои гримасы, знаешь ли…

– Извини, Нина, но я очень боялся потерять тебя из виду. Тогда бы, наверняка, все пропало. А кроме того, я с утра ничего не ел, голоден, как волк.

– Почему ты в Ровно?

Чаповский рассказал Нине, как полиция и гестапо охотятся в Луцке за участниками подполья. Они выслеживают патриотов на квартирах, устраивают повальные обыски, пытают, чтобы арестованные назвали фамилии неблагонадежных. В последние несколько дней в городе участились облавы. Окружают целые районы и проверяют всех жильцов. Того, кто окажется без надлежащих документов, забирают вместе с хозяином.

– Мне ничего другого не оставалось, как временно скрыться. Вспомнил, что в Ровно есть друзья, и решил у них перебыть.

Олег долго рассказывал о своих злоключениях. А начались они вот с чего. Каждое воскресенье военнопленный Харченко (с таким документом Олег был выпущен из лагеря) приходил на пункт регистрироваться. В один из таких дней он возвращался из пункта, а навстречу шли две напомаженные и очень вульгарные женщины. Поравнялись. Одна из них в упор посмотрела на Чаповского и своим острым глазом определила, что перед ней – еврей. Она с возмущением прокричала:

– Смотри, Маруся, по городу еще ходят иуды!

Подруга оглянулась и вдогонку мне бросила:

– Не спеши, милочек, далеко не уйдешь!

Тут, как на зло, появился полицейский – небольшого роста, с самодовольным красным лицом и мышиными глазами человечек.

– Задержите! – кричала Маруся, показывая рукой в сторону Олега.

Блюститель «нового порядка» был рад случаю.

– Кто такой? – грозно уставился в парня.

– Харченко, инвалид войны, – ответил Олег.

– Знаем мы вас! Пойдем, там разберемся!

Вокруг собралась толпа ротозеев. Полицейский крепко держал Чаповского за рукав.

– Не топчись на месте, иди! – подтолкнул полицейский.

Никто не заметил, как к толпе приблизился рослый, светловолосый немецкий офицер.

– Что тут происходит?

– Господин офицер, женщины говорят, он иуда, – с напускной улыбкой доложил раскрасневшийся полицейский.

– Болван! Этот военнопленный аккуратно регистрируется, его знают наши работники. Марш!

Пальцы полицейского разжались. Обидно, а думал – попалась такая добыча… Но немец приказал. Как тут не выполнить?

– Разрешите идти?- виновато пробасил полицейский, искоса метнув гневный взгляд на виновниц его глупого положения.

– Иди! – офицер брезгливо съежился.

Приложив руку к головному убору, Олег четко щелкнул каблуками.

– Благодарю вас, господин офицер!

– Иди, иди! Мы тебе работу быстро найдем! Бездельник!

– Кто бы это мог быть? – спросил Олег потом у Наташи Косяченко. – Мне кажется, что он наш друг. Во всяком случае, так поступить мог только хороший человек.

– Говоришь, высокий? С русыми волосами?

– Да.

– Офицер был один?

– Я очень нервничал и не помню, как он оказался подле меня. Кажется, подошел один. Но я отлично расслышал, как женщина, донесшая на меня, шепнула подруге: «Переводчик».

Наташа вспомнила – Паша говорила ей о немецком переводчике. Неужели он?

– Олег, если ты встретишь его на улице – не ошибешься?

– Нет, не ошибусь.

– Придет время – узнаем, кто он. Обязательно узнаем. А пока давай браться за дело. Нужно составить листовку. Слыхал, как наши бьют немцев?

– Еще бы!

– Сводку Советского Информбюро мне передал Измайлов. Не все пункты, освобожденные от фашистов, тут записаны. Но ясно одно – немец бежит. Так и следует писать: немцы отступают! Советские воины громят ненавистных захватчиков. Земля очищается от коричневой чумы. Каждый день приближает нас к победе. Смерть фашистам!

– Хорошо, нужно еще несколько слов о том, чтобы жители Луцка помогали патриотам в их борьбе с врагами.

Наконец текст листовки был составлен. Каждое слово в ней волновало, призывало к стойкости и мужеству.

К полночи тетрадные листки были исписаны большими буквами. Вечером их расклеют на улицах.

Чаповский остался ночевать у Косяченко. А утром, когда он собирался идти в город, в дверь постучали.

– Харченко? Вам повестка, распишитесь. – Молодой паренек подал листок.

Не трудно было догадаться, для чего немцы вызывают на регистрационный пункт. Поэтому Олег решил туда не являться. Вечером он спросил Косяченко:

– Как же быть, Наташа? За неявку могут расстрелять.

– Да, все это некстати,- раздраженно ответила Наташа. – Где же тебя упрятать?

Наташа пришла к Галушко и объяснила положение.