Поделки меня не интересовали точно, я долго присматривалась к картинам, но ни одна из них не привлекла меня настолько, чтобы покупать. Ладно, подумала я, просто пожертвую денег для инвалидов.

Я вынула кошелек и повернулась к друзьям. Мальчишки, похоже, пришли к тому же решению, потому что стояли посреди зала и рылись в карманах. Кремнева вертела в руках фигурку какого-то анимешного героя, а Лилька с интересом рассматривала картинки, лежащие на столике в самом темном углу.

Где же продавец? В глубине зала стояла конторка, но за ней никого не было. Вышел, наверное. Я и мальчишки уставились на дверь в ожидании.

– Добрый день, молодые люди. Могу ли быть чем-то полезен? – раздался вдруг за нашими спинами резкий, какой-то каркающий голос. Я вздрогнула и обернулась. За конторкой, где минуту назад никого не было, теперь сидел тщедушный человечек с небольшой залысиной и длинным крючковатым носом. Одет он был в неуклюжий серый пиджак, казавшийся пыльным, и отчего-то думалось, что это пыль веков, настолько он был старомоден.

И тут мне сразу сделалось нехорошо, даже ноги подкосились. С этим человеком что-то было определенно не так. Несмотря на безобидную внешность, он был… страшным. В чем это выражалось, я пока определить не могла, да и кулон мой был почти холоден. Почти, нагрелся лишь самую малость, как бы намеком предупреждая. Но за эти полтора года мое чутье стало таким сильным, что в сторожевом знаке порой и нужды не было. Я теперь распознавала нечисть сразу и не переставала удивляться ее многообразию. Повидать пришлось много всяких… разновидностей.

Но таких я еще не видела. Этот маленький крючконосый человек не был нежитью. И не был по-настоящему человеком! Это было что-то… другое. Непонятное для меня и в то же время знакомое, в чем еще предстояло долго разбираться. Но при этом он до такой степени внушал мне ужас, что я с трудом держала себя в руках. Этот пиджачок, эта залысина – они были только маскировкой. А что за существо за ними скрывалось…

– Извините, я не выбрал ничего, кому-нибудь другому продадите. А я хочу просто помочь больным детям, – громкий басок Егора вырвал меня из оцепенения.

Он вынул из кармана купюру и положил на стойку.

– Вы очень благородны, юноша, – ответил человек за конторкой, и я снова вздрогнула. Глаза его блеснули из-под густых бровей, и на миг мне померещилось, что из-за этой невзрачной внешности проступил облик грозной хищной птицы. Проступил – и медленно скрылся, но не исчез.

Я опустила глаза. Отчего-то казалось, что если встречусь с ним взглядом, то он сразу узнает, что я все поняла.

И что тогда будет? Кулон холоден, и это хорошо, значит, явной опасности пока нет. Но лучше все же не подавать виду, вести себя непринужденно, дать денег на интернат, раз уж я решила это сделать, и поскорее уйти, пропустив друзей вперед.

А мальчишки тем временем расписывались в большой амбарной книге за внесенную гуманитарную помощь. Подтянулась и Кремнева, решившая купить-таки статуэтку. Тогда я тоже подошла и молча, старательно пялясь на картины, положила на стойку все деньги, что оставались у меня в кошельке, благо дома лежала еще приличная сумма.

– Ого, – улыбнулся он. – Вы щедры, сударыня! Может быть, все же что-нибудь возьмете?

– Нет, спасибо.

– Лыскина, ты там скоро? – окликнул Егор, которому не терпелось поскорее отсюда убраться.

Лилька повернулась к нам:

– Народ, гляньте, как прикольно!

Что было делать, пришлось подойти к столику, у которого она стояла. То, что я сразу приняла за картинки, на самом деле оказалось очень оригинальной мозаикой, созданной из мелких и тоненьких кусочков разноцветного стекла. Или, может, пластика. Какой-то умелец складывал их так, что получалась простая, но стильная и с замыслом картинка. Вот растут цветы; просто цветы, но один сломан, и головки других с жалостью склонились над ним. Именно так – с жалостью, это было ощутимо.

Вот птичка, порхающая в небе. Изображение примитивно, не поймешь, воробей это или коршун, но крутой вираж в полете был запечатлен настолько живо, что чувствовалось, как эта птица радуется высоте, ветру, пространству, не знающему границ.

На третьей картинке кошка ловила мышку. Для кошки это была игра, а для мышки – смертный ужас. Хотя изображение было сильно стилизованным, как на старинных мозаиках.

Четвертая потрясла меня. Две руки тянулись друг к другу – одна из темной глубины, другая сверху, где все было залито светом. Тянулись отчаянно, но не могли достать.

– Круто придумали – из стеклышек картинки складывать, надо будет и мне так попробовать! – выдал Егор.

– Да, классно! – согласился Колька без особых эмоций.

– Не желаете ли приобрести? – На лице продавца… нет, скорее хозяина этой лавки возникла странная улыбка.

– Желаю, – ответила Лилька. – Но не знаю, какую выбрать. Все красивые, а денег хватает только на одну.

– Лиль, – шепнула я. – Купи мне вот эту, где руки, я тебе деньги верну…

Разумеется, мои слова были услышаны не только Лилькой.

– Погодите, молодые люди, – хозяин лавки поднялся и медленно, прихрамывая и сутулясь, пошел к нам. – А не хотите ли вы познакомиться с автором этих работ? Может быть, он для вас что-нибудь особенное сделает.

По мере его приближения меня охватывал животный страх, и держать себя в руках становилось все труднее. Но нельзя, ни в коем случае нельзя было этого показывать. А малодушно сбежать, бросив здесь моих друзей, было вообще недопустимо.

Тем временем они с удовольствием согласились на такое предложение. Хозяин открыл неприметную дверцу за конторкой, и ребята один за другим исчезли за ней.

Мысли мои метались. Что там такое? Не ловушка ли это? Кто этот человек и что ему нужно?!

Но мои друзья были уже там, и я шагнула вслед за ними…

Уф, ну я и паникерша! За дверью оказалась маленькая, но уютная жилая комнатка, где у окна спиной к нам сидел за столом мальчишка лет двенадцати в застиранном спортивном костюме и что-то рисовал. А хозяин лавки, не оправдав моего испуга, вошел вместе с нами, оставив дверь открытой.

– Митенька, к тебе гости, – сказал он.

Парень за столом повернулся к нам… Мамочки! Его левая рука была в гипсе на перевязи, правую ногу тоже украшали грязные бинты, а рядом я заметила небольшие самодельные костыли. Лицо же… Оно было некрасивым и неестественно худым, виднелись темные круги под запавшими глазами.

– Поздоровайся с гостями, – ласково сказал хозяин лавки, и парень промычал что-то невразумительное. На лицах моих друзей возникла у кого жалость, у кого что-то похожее на брезгливость.

– Здравствуй, – прозвучал в ответ одинокий голос Лильки.

– А что это с ним? – негромко спросил Егор, кивая на загипсованную руку парня.

– Что поделаешь, люди часто бывают жестоки по отношению к тем, кто слабее их, – горько вздохнул хозяин лавки и, как мне показалось, еще сильнее ссутулился. – И к тем, кто имеет физические недостатки. Как вы уже поняли, Митенька не говорит и вообще не способен адаптироваться в человеческом обществе. Но ему дана другая способность: он видит истинную суть вещей… и сущность людей. Ему многое открыто. Митенька, не изобразишь ли ты кого-нибудь из наших гостей?

– Угу, – радостно заулыбался тот и придвинул к себе большую коробку, наполненную мелкими разноцветными стеклышками. Он смазал клеем кусок белого картона, после чего взял в здоровую правую руку пинцет. Быстро и ловко, одно за другим, Митенька доставал пинцетом из коробки стеклышки и наклеивал их на картон. В считаные минуты родилась мозаика: крупным планом красный автомобиль, в котором было видно лицо водителя – разумеется, лишь общие очертания, но эти очертания странным образом выдавали мужество и уверенность в себе. А машина летела на большой скорости, по обе ее стороны все мелькало, исчезая вдали.

– Ничего ж себе! – округлил глаза Колька. – Ну, Егор, беру свои слова назад, похоже, ты таки починишь ту машину!

И тут мы все опознали в контурах автомобиля соседский «жигуленок». А водитель и правда походил на Егора.