Джек размышлял о собственном нежелании окончательно отпустить Донала и вспоминал слова доктора Бартона о подмене одного поиска, зашедшего в тупик, другим. Он соглашался, что в теории все так и есть, однако хранил твердую уверенность, что в его случае не было ни нежелания, ни неспособности двигаться вперед. Он отогнал от себя мысль о том, что, возможно, похож на Мэри в своем стремлении вечно цепляться за прошлое, которого давно нет. Джек натянул одеяло на голову и спрятался от звезд на потолке и от раскинувшейся над ним галактики. Если подходить к вопросу реалистично, погоня за Сэнди никак не могла помочь найти Донала, однако нечто, затаившееся в глубине сердца и разума, продолжало подталкивать его вперед.

Завтра пятница, и если Сэнди не надумает объявиться, будет уже шесть дней, как она отсутствует. Именно сейчас ему нужно принять решение: не пора ли повернуть назад, открыть дверь в собственную жизнь и выпустить на волю пойманное в ловушку время вместе с воспоминаниями, чтобы двигаться вперед и пытаться наверстать упущенное. Или же вести дальше поиски, какими бы эксцентричными и нелепыми они ни казались. Он поразмышлял об оставшейся дома Глории, о том, что никаких чувств к ней не испытывает, о своей жизни и их общем будущем и принял решение: подобно Бобби, который по-прежнему оставался в этой комнате, где Джек лежал на кровати, он продолжит путешествие за новыми открытиями. Джек услышал, как Мэри выключила телевизор и кухонные приборы. Сквозь занавески неожиданно пробился свет и заглянул в комнату, направив сияющий желтый луч на постер с красным «феррари». Джек догадался, что это фонарь над крыльцом, и на него снизошло странное спокойствие. Он продолжал вглядываться в световое пятно на стене, пока веки не сделались тяжелыми.

На следующее утро без четверти девять Джека разбудил зазвонивший телефон.

– Алло? – прохрипел он, озираясь и на мгновение вообразив, будто совершил путешествие во времени и снова стал подростком, проснувшимся в своей комнате в материнском доме.

Мать… Он ощутил внезапную острую тоску по ней.

– Чем ты, черт возьми, занимаешься? – в голосе сестры Джудит явственно слышалась злость.

Вдалеке раздавался детский плач и лай собак.

– Просыпаюсь, – ворчливо ответил он.

– Да что ты? – саркастично переспросила она. – И с кем рядом?

Джек повернул голову вправо и посмотрел на блондинку, на которой из всей одежды имелись только ковбойская шляпа и сапоги.

– С Кэнди из Хьюстона, штат Техас. Она обожает скакать на лошадях, пить домашний лимонад и выгуливать своего пса Чарли.

– Что-о-о? – прорычала Джудит, и ребенок заплакал громче.

Джек рассмеялся:

– Расслабься, Джуд. Я в крохотной спальне шестнадцатилетнего мальчика. Тебе не о чем беспокоиться.

– Ты где?

Он услышал выстрелы или ему показалось?

– Джеймс, да выключи ты этот телевизор!

– Ого! – Джек отодвинул телефон от уха.

– Извини, если этот шум на расстоянии в сотни миль тебе помешал, – гневно сказала она.

– Джудит, да что с тобой сегодня? Чего ты злишься?

Она вздохнула:

– Я думала, ты поехал в Дублин только на встречу с доктором.

– Я был у него, но потом решил еще кое-кого порасспросить.

– Это все из-за той женщины из агентства по розыску?

– Да, Сэнди Шорт.

– Чем ты все-таки занимаешься, Джек? – мягко спросила она.

Его голова по-прежнему покоилась на подушке, украшенной детскими картинками.

– Заново собираю свою жизнь.

– И для начала ломаешь ее на мелкие кусочки?

– Помнишь, как мы каждое Рождество складывали пазл с Шалтаем-Болтаем?

– Господи помилуй, он свихнулся! – певучим голосом произнесла она.

– Ну, доставь мне удовольствие, вспомни!

– Как же я могу забыть?! В первый год мы складывали его до марта, и все потому, что мама в панике убрала нашу работу с большого стола, когда к нам неожиданно заявился отец Киф.

Они засмеялись.

– А когда отец Киф ушел, папа решил нам помочь и стал делать все сначала, помнишь? Он научил нас, что нужно сперва разъединить все детали, а уж потом постараться собрать их.

– Там было написано: «И вся королевская конница, и вся королевская рать…» – вздохнула она. – Значит, ты собираешь свой пазл.

– Вот именно.

– Милый мой братишка-философ. А где же былые походы по пабам и ребяческие шутки?

Он усмехнулся:

– Сидят до поры до времени где-то у меня внутри.

Она снова стала серьезной:

– Я понимаю, через что ты прошел и что делаешь. Но разве обязательно действовать в одиночку, никому не говоря ни слова? По крайней мере, на выходные, к фестивалю, вернешься? Мы едем туда сегодня вечером, с Билли и ребятами. Там на улице будет играть ансамбль, и какие-то детские игры организуют, и традиционный фейерверк в воскресенье вечером. Раньше ты его никогда не пропускал.

– Постараюсь приехать, – солгал Джек.

– Не понимаю, откуда у Глории столько выдержки! Она вроде так спокойно относится ко всему, что ты делаешь. Только, по-моему, ты злоупотребляешь ее терпением. Сознательно пытаешься ее оттолкнуть, что ли?

Джек собрался было снова оправдываться, но не стал, решив вместо этого обдумать слова сестры.

– Не знаю, – вздохнул он в конце концов, – может быть. Не знаю.

– Доброе утро, – пропела Мэри, постучавшись в дверь.

– Заходите, – ответил Джек, закутываясь в простыню.

Раздалось легкое дребезжание и несколько щелчков, потому что ручка разболталась, а потом Мэри толкнула дверь подносом, на котором стоял завтрак.

– Ух ты, – воскликнул Джек, вперив в него голодный взгляд.

Мэри поставила завтрак на письменный стол. Она не сдвинула ни одного журнала или диска и предпочла поместить поднос на самый краешек, где он опасно покачивался. Ничего нельзя трогать. Джека удивило, что она разрешила ему переночевать в этой кровати.

– Спасибо, Мэри, все очень аппетитно выглядит.

– На здоровье. Я любила время от времени баловать Бобби и приносить ему завтрак в постель. – Она оглянулась, нервно сжимая и разжимая руки. – Вы хорошо спали?

– Да, спасибо, – вежливо ответил он.

– Лгун, – сказала Мэри, направляясь к выходу. – Я не спала ни одной ночи с тех пор, как Бобби пропал. Спорю, у вас то же самое.

Джек благодарно улыбнулся – ему было приятно услышать, что не он один такой.

– Пора открывать магазин, но вы не торопитесь. Я оставила в ванной полотенце. – Она еще раз затравленно огляделась по сторонам и вышла.

Джек был доволен, что записал все назначенные Сэнди встречи до того, как отдать ее ежедневник доктору Бартону. На страничке с сегодняшним числом она указала: «АЖНИ, Ангер-стрит, 12 часов, комната 4». Больше ничего, никаких уточнений, но он обратил внимание, что по этому адресу она бывала регулярно, раз в месяц – или, по крайней мере, делала такую запись. Он решил не звонить, а прийти без предупреждения.

Из-за жуткого дублинского движения он явился на место в десять минут первого, хотя специально вышел пораньше. За стойкой в приемной никого не оказалось. Он перегнулся через нее, повертел головой слева направо, позвал, но никто не откликнулся. Перед ним было много дверей, а еще он заметил доски с объявлениями о занятиях фитнесом, о детских группах, консультационных услугах и программах работы с молодежью. Интересно, что за дверью под номером 4, подумал он. Еще один психотерапевтический кабинет? В этом он серьезно сомневался. Только не фитнес-группа, мысленно попросил он. Обучение работе на компьютере его бы устроило: с этим он точно справится. Джек осторожно поскребся в дверь, прислушиваясь и надеясь, отчаянно надеясь, что ему откроет Сэнди.

Дверь отворилась. На пороге стояла дама с добрым лицом.

– Здравствуйте, – улыбнулась она, почти прошептав приветствие.

– Извините, что помешал, – тоже шепотом ответил Джек.

Что бы там ни происходило за дверью, они делали это очень тихо. Может, йога? Хотелось думать, что нет.