— И многие дети, которые рождаются сейчас, мудрее стариков, благо им предстоит вести нашу планету вперед.

— Да, — подтвердила Элен, — и многие сейчас становятся теми, кем являются на самом деле, ибо готовятся сыграть отведенные им роли.

— Ух ты! — воскликнул пораженный Маркус. Укладываясь спать, он думал о том, какую роль придется сыграть ему в это невероятное время.

На следующий день Кришна на английском с сильным индийским акцентом предложил им посетить древний буддистский храм: тот был сейчас открыт, в зимние месяцы храм засыпало снегом, и монахи уходили в долину.

Утром Элен проснулась с ощущением тяжести в животе. За завтраком она сообщила спутникам, что интуиция подсказывала ей не ходить в храм.

— Мама, ты никогда не любила подниматься в гору, — со смехом ответила Джоанна. — Так что это просто отговорка.

— Я так не думаю, — возразила Элен.

Большая черная птица, сидевшая на соседнем дереве, издала пронзительный, тревожный крик, и на руках у Элен выступили мурашки.

Маркус и Джоанна с запальчивостью, присущей молодости, продолжили поддразнивать ее, надеясь, что она под их напором преодолеет сомнения. Однако неприятное ощущение в животе было настолько сильным, что Элен решила погулять в окрестностях лагеря, пока Маркус и Джоанна будут совершать восхождение на гору в сопровождении Кришны.

Кришна оберегал женщин, как наседка цыплят, и мысль о том, что цыплятам придется разлучиться, явно расстроила его. Он дал Элен четкие инструкции относительно того, где можно гулять. Элен с трудом понимала акцент проводника, и Джоанна вынуждена была переводить слова Кришны на английский.

— Не заходите за тот гребень, это очень опасно, — со всей серьезностью предостерег Кришна.

— Простите? — смутилась Элен.

— Не заходите за тот гребень, очень опасно, — повторил Кришна.

— Что? — переспросила Элен, прося взглядом помощи у дочери.

Хихикнув, Джоанна произнесла медленно и отчетливо:

— Не заходи за тот гребень. Это опасно. Элен покраснела, как томат.

— Ох! Простите меня, Кришна, за бестолковость. Разумеется, я буду очень осторожна, — произнесла она, стараясь не встречаться взглядом с дочерью.

Кришна водрузил на голову спальный мешок, охотно пояснив, что это защита на тот случай, если пойдет снег. Джоанна для тепла облачилась почти во всю одежду, которую взяла с собой, включая спортивный костюм и цветастый саронг[3]. Кришна с удивлением посмотрел на нее, и Джоанна засмеялась. Маркус надел высокие ботинки и теплую куртку.

Элен наблюдала за тем, как странная троица исчезает за поворотом тропинки, смутно подозревая, что этот день повлияет на всю их жизнь.

Впервые с тех пор как начальник и любовница его предали, Маркус не чувствовал ноющей боли в груди. На душе было легко, они с Джоанной бросали друг в друга снежками и смеялись. Это смущало Кришну, не привыкшего к играм. Жизнь была для него серьезным делом.

Они миновали пустынную деревню. Только кучи мусора свидетельствовали о том, что здесь недавно обитали люди. Кришна объяснил: жители покинули деревню на зиму, весной они вернутся. Однако брошенные дома внушали тревогу.

— Какая-то призрачная деревня, — вздрогнув, промолвила Джоанна. — Неприятное ощущение.

Маркус готов был рассмеяться, но удержался, заметив, как побледнело и вытянулось ее лицо. Он понял, что Джоанна чрезвычайно чувствительна, и обнял ее за плечи, инстинктивно стремясь защитить от неведомой угрозы. Девушка не отстранилась, и Маркус расценил это как благодарность за дружеский жест.

Кришна сообщил, что в деревне произошли трагические события.

— Многие умерли. Плохое место.

Путники вздохнули с облегчением, когда очутились на чистом горном склоне. Вокруг не было ни души. Лишь застарелые медвежьи следы напоминали о жизни. Маркус взглянул на Джоанну и с удовольствием отметил румянец на ее щеках. Джоанна вновь преисполнилась оптимизма. В ней странным образом сочетались глубокая чувствительность и крепкая самостоятельность, Маркус только начинал привыкать к этому.

Снег был настолько глубоким, что Кришна усомнился насчет храма.

— Босс сказал, открыт, но я так не думаю, — произнес он, нахмурившись. — Слишком рано.

Джоанне очень хотелось посетить древний храм, и она рассердилась на безответственного организатора экскурсии. Едкие слова были готовы сорваться с губ, по она промолчала. Что толку высказывать досаду Кришне! Проводник и сам испытывал искреннее огорчение из-за того, что заставил подопечных напрасно проделать большой путь. Джоанна заверила его, что ничего страшного: пусть храм закрыт, они будут просто наслаждаться прекрасным днем и прогулкой.

Теперь им приходилось шагать след в след за Кришной. Когда Джоанна сделала шаг в сторону от извилистой тропы, она так глубоко провалилась в снег, что Маркус и Кришна еле вытащили ее. Джоанна нашла происшествие забавным, не в пример Кришне. Он попросил девушку в дальнейшем не экспериментировать.

Спустя час впереди показалась крыша храма, остальное было погребено под снегом. Внезапно у Джоанны заныло в животе. Не дурное ли это предчувствие, на которое мама жаловалась утром? Джоанна обозрела окрестности. Все выглядело мирно. Джоанна попробовала убедить себя, что у нее разыгралось воображение, однако чувство опасности не исчезло. Тогда девушка не удержалась и предложила Маркусу быть поосторожнее. Маркус огляделся по сторонам и ничего тревожного не обнаружил. Тем не менее пошел медленнее.

Приблизившись к храму, они наткнулись на признаки борьбы. Снег был утоптан и пропитан кровью. От красного пятачка тянулись два луча. Один, будто прочерченный раненым человеком указывал на храм, другой, составленный из отпечатков ног, уходил за скалу. Джоанна согнулась, прижав ладони к ноющему животу, а Маркус ощутил прилив адреналина.

— Ни с места, пожалуйста, — велел побледневший Кришна.

Маркус не послушался, решительно обогнал проводника и двинулся к храму. Джоанну тошнило, сердце бешено колотилось, колени дрожали, и все же она последовала за Маркусом.

Вскоре они увидели на снегу окровавленного монаха, похожего на тибетца. Вскрикнув, Джоанна присела на корточки и положила пальцы ему на запястье, чтобы прощупать пульс. Монах пошевелился. Держа в руках его закоченевшую ладонь, Джоанна взмолилась, чтобы он не умер. Она никогда не видела, как кто-то умирает. И не хотела видеть.

Маркус снял куртку и накрыл покалеченного тибетца. Тот приоткрыл глаза.

— Все хорошо, — запинаясь от страха, сказала Джоанна.

Монах не обратил внимания на ее слова.

— Свиток, — прошептал он, глядя на Маркуса. — Я спрятал… они не нашли… свиток… там.

Монах попытался поднять руку, но тщетно. Тогда он показал глазами на храм. Маркус кивнул и пошел к заснеженному строению. Монах, повернув голову, наблюдал за ним.

Маркус сунул руку под крышу и принялся осторожно шарить.

— Да… да… — прошептал монах, которому возбуждение придало силы.

Наконец Маркус нащупал что-то. Поднатужившись, он вытащил из-под крыши пакет, завернутый в полиэтилен. Осторожно держа находку, он принес ее монаху:

— Вот, возьмите.

— Нет, нет! — воскликнул монах и закашлялся. — Доставь это в храм Махатхат в Джошипуре… Я его с Тибета… Важно… — Каждый вдох давался ему с огромным трудом. — Они гнались… Я спрятал… Торопись… Они следят… Очень важно… Иди, иди! Храм Махатхат.

— А как же вы? Мы должны переправить вас в больницу, — возразил Маркус, хотя понимал: старика уже никакой врач не спасет.

Монах схватил Маркуса за руку:

— Я не важно. Иди, иди! Ты послан Богом. Свиток спасет мир.

Он ласково улыбнулся и умер. Маркус навек запомнил последний взгляд старого тибетского монаха.

Джоанна склонилась над стариком и закрыла ему глаза. Она почувствовала пальцами, какие у него теплые и мягкие веки, и чуть не заплакала от жалости. Затем она крепко прижала ладонь к подбородку монаха. Она видела по телевизору, что так делают, и мысленно порадовалась, что ей хватило мужества на этот поступок. Монах выглядел необычайно умиротворенным, и Джоанна задумалась, покинула ли его тело душа и если покинула, то где находится сейчас.