Лидия Константиновна даже поперхнулась набухшим твердым комом в горле. Зрительный зал не мог оторваться от Илюши… И вдруг…
Давно уже ничто в жизни Лидии Константиновны не случалось «вдруг». События, как правило, развивались неторопливо, обыкновенно и скучно. Собственно, ничего такого необычайного в ее взрослой жизни и не вспомнить было. Но в этот день, на этом концерте, детство посетило всех – и больших, и маленьких. То самое, что считается лучшей порой жизни, со своими тайнами, надеждами и чудесами. И представить себе то, что случилось, никто из присутствующих не сумел бы даже приблизительно…
Выступление Илюши Лиханова благополучно заканчивалось, когда вдруг в зале опять на миг повисла напряженная тишина. И было от чего впасть в шок не только родителям детсадовцев, но и привычным ко всему воспитателям и, конечно, самой Лидии Константиновне, не отводившей глаз от Илюши.
Мальчик уже допевал последние слова песни: «Куда уходит детство? /В недальние края. /К ребятам по соседству, /таким же, как и я…» Тишина наступила в зале от полной растерянности. Первой заметила странности, конечно, Лидия Константиновна. Дело в том, что Илюша допевал последний куплет песни как в фильме с «широко закрытыми глазами». Да-да, глаза были закрыты совсем, чтобы не выпустить крупные недетские слезы. А слезы не желали слушаться, они ползли по щекам и уже замочили белый с иголочки воротничок праздничной накрахмаленной рубашки…
Что произошло тогда с Лидией Константиновной – сказать трудно. Но в общей тишине зала она, солидная уважаемая дама, сорвалась с места, как школьница старшего класса. А дальше пошло и вовсе неприличное. Воспитатель выпускной группы крикнула: «Остановите концерт! Человеку плохо!» Другая побежала за медсестрой в медкабинет. Родители, будучи в полном шоке, тупо продолжали снимать позорный срыв показательного концерта собственных чад. Засняли, как Лидия Константиновна впопыхах неловко подвернула каблук. Как выскочила на сцену, гипертонически краснея полным лицом. Как – совершенно неприлично – схватила и прижала к себе расплакавшегося мальчишку. А он вцепился в нее, намочил слезами ее шифоновую праздничную блузку и, давясь плачем, все повторял, негромко, но внятно:
– Бабушка Лида, не хочу выпуска! Не отдавайте нас, не отдавайте меня им! Останусь с вами – и пусть возвращается настоящая мама, самая первая, самая-самая; ведь без нее – нельзя, нельзя!
А музыкальный работник уже шепотом скомандовала опустить занавес. Девочка-пианистка выбежала на эстраду и объявила: «Антракт!» И уже спешила по проходу медсестра с валериановыми каплями. Уже бледная мама Ира с поджатыми губами и Наталкой стремилась за кулисами оттащить друг от друга Илюшу и «бабушку Лиду». Уже звонил на мобильник жены вызванный с работы Игорь Иванович. И педагог-методист, тоже сидевшая в первом ряду, строчила в РУНО докладную «о срыве выпускного утренника в детском саду №…».
Лидия Константиновна отпустила худенькие плечи своего несостоявшегося внучонка. И тут ей сделалось по-настоящему плохо. В руках мамы Иры Илья неожиданно замолчал и снова посмотрел немым и оттого еще более горьким, отчаянным взглядом на «бабушку Лиду», тем самым, необычным и памятным, недетским взглядом…
Кровь бросилась Савельевой в голову, как бывает, когда входишь в парную русской бани из-под холодного душа. Только теперь страшно заломило затылок, все как-то сдвинулось перед глазами, куда-то вкось поползли потолок и стены. Догадка буквально пронзила больную голову – так внезапно, что пришлось ей присесть на стул музыкального работника у пианино, чтобы тяжело перевести дух.
Она вспомнила, вспомнила!
Вспомнила ту экскурсию, в сентябре, в начале очередного учебного года. Их, заведующих детскими садами, собрали на методические мастер-классы – в так называемый «пилотный», инновационный садик для детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей, садик интернатного типа. Занятия, показанные воспитателями старшей группы, ничем особенным не отличались. Зато Лидии Константиновне запомнились сами дети. Они-то как раз от ее воспитанников очень отличались. Как говорила ее энергичная дочь – капитально. Чем? Трудно объяснить. Чем отличается от любимого нелюбимый ребенок? Да всем видом, всей повадкой. Даже в одежде, чистой и проглаженной, все равно ощущалась кондовая казенщина. В их «тихости» и послушании, видимо, от жесткого детдомовского режима. Но больше всего отличались их лица. Не по-детски серьезные, необычно взрослые и невеселые, как у маленьких старичков. И глаза: они смотрели незнакомым гостям прямо в лицо – пытливо, тревожно, точно стараясь докопаться до нутра, выудить оттуда не доставшиеся им материнские чувства.
И сейчас глаза Илюши, которого уводили – тащили – со сцены мама Ира и подоспевшая Наталка, заглянули «бабушке Лиде» в самую душу. И так же, как и у тех, сиротских, детей – с одним и тем же недетским вопросом: «Почему все так устроено в этой жизни?»
Вопросом, на который она не имела ответа.
Вот, собственно, и все об этом памятном дне. Лидия Константиновна ненадолго попала в больницу с подозрением на гипертонический криз. А когда выписалась из больницы, ей пришлось срочно отчитываться по докладной методиста в РУНО, заполнять кипы бумаг и переживать многочисленные проверки. За всей этой суетой как-то слиняла и сделалась неактуальной идея, пристроить дочь гувернанткой к Лиханову-старшему. Да и самого Илюшу после скандального ЧП на выпускном утреннике больше в детский сад не водили…
А внуков Лидия Константиновна не дождалась и до сих пор.
Препарат Х
Глава 1. Коммуналка
По первости Венька Малышев наладился прикладываться к рюмочке вместе со своей тогдашней женой – Мариной. В то время им обоим расслабленные вечера с выпивоном казались приятной детской забавой. Да и думалось тогда Веньке, что такие игры были им вполне заслужены. И вроде причины тому имелись…
Родился Венька в Москве в 67-м году в семье молодых ученых-химиков. Как в старом советском фильме, молодым ученым заниматься собственным ребенком оказалось некогда – и тут весьма кстати оказалась бабушка Марья Васильевна, мать отца. Справиться с Венькой толком бабушка не могла – слишком шустрым и самостоятельным оказался внук. Например, когда ему было всего пять лет, он сам добрался с дачи в Краскове до Москвы, без сопровождающих и без денег. Такой не пропадет, решили родные. В итоге Веньку постигла участь «наполовину брошенных» детей. А когда чуть позже мать и вовсе развелась с отцом и в семье появился отчим, дядя Валерий, – к Веньке накрепко приклеилось словечко «безотцовщина». Словом, в родной семье на него сразу и безнадежно махнули рукой. В отличие от двоюродного брата, Леньки, сына старшей маминой сестры. Ленька учился средне, зато вел себя образцово, слушался мать во всем и во всем же ставился в пример непутевому Веньке.
Кстати, Венька, когда вырос, все собирался спросить у матери, намеренно ли его назвали как героя повести Павла Нилина «Жестокость» и нашумевшего одноименного фильма? Да так и не спросил.
В общем-то, Венька не унывал. Родную английскую спецшколу имени аж самого В. Г. Белинского окончил с весьма приличным (за счет гуманитарных предметов) аттестатом. В институт тоже поступил – правда, не с первой попытки опять же, в отличие от Леника – тот, хотя и выбрал средний вузишко, Тимирязевскую академию, зато поступил сразу. Венька же нацеливался ни много ни мало на МГУ. Правда, первая попытка, где он срезался на экзамене по русскому языку, при этом имея абсолютную врожденную грамотность, его слегка отрезвила. И на следующий год Малышев рванул уже куда попроще – в педуниверситет. И с гордостью доложил родным, что прошел, причем все на тот же самый факультет русского языка и литературы! Это на некоторое время разрядило обстановку в доме. Правда, не до конца. Независимость Веньки и его неумение «подлаживаться» вызывали перманентное раздражение отчима и тети Жени, матери Леника. Позже выяснилась и истинная причина этого раздражения, прямо по Булгакову: в основе всего лежал вечно живой «квартирный вопрос». Венька этого не знал и ранние свои мытарства называл впоследствии «закалкой характера». Времени для закалки, как оказалось, было у него совсем мало. На пятом курсе своего филфака в читальном зале библиотеки имени Ленина Малышев учудил такое, что даже единственного любящего его человека – бабушку Маню – надолго поверг в шок!