Но в любви, как известно, и так случается: умом Савельева понимала, что их с Илюшей привязанность – дело временное и быстротечное. А сердце – сердце льнуло к этому золотоволосому сиротке все сильнее, как дай бог ему льнуть к будущим родным внукам…
И когда Илюша вновь стал ходить в садик, в сопровождении тоненькой очкастой «мамы Иры», Лидия Константиновна, уже не рассуждая, с головой погрузилась в «репетиции» и перестала напоминать себе, что, как в народных сказках, «сколько веревочке ни виться, а конец будет!..». Правда, напоминай не напоминай, а тот самый конец пришел-таки. Наступил желанный и нежеланный день выпускного праздника.
С самого утра того памятного дня Лидия Константиновна силилась – и не могла вспомнить, с каким по счету детсадовским выпуском предстояло ей сегодня проститься. Пожалуй, главное было не в этом. Главное заключалось в тягостном чувстве беспомощности перед обстоятельствами. От подобных чувств давно отказалась уверенная, состоявшаяся «мадам Савельева». Чувство настолько сильное, что в памяти Лидии Константиновны заворочалось самое горькое и больное, чему уже много лет она не позволяла проявляться…
В семье Савельевых много лет назад росло двое детей: старшая дочь Лида и младший мальчик Яся – Ярослав, моложе сестры лет на десять. Яся в семье был всеобщим любимцем: его любили родители, любили бабушки и дедушки. Любила и Лидочка, в то время ни к кому не знавшая ревности. С тех пор прошло много времени, бабушек и дедушек не стало, родители развелись. Отец, по слухам, женился вторым браком на украинке и уехал к ней на родину. Мать осталась с Лидочкой и Ясей одна. Жизнь повернулась к ней не самой лучшей стороной, и нередко случалось и Лидочке, и Яське ощутить на себе тяжелую руку скорой на расправу родительницы.
Мать умерла года три назад; их с Яськой дорожки давно уже разошлись. И только увидев его на похоронах, Лидия Константиновна вспомнила, как в детстве подолгу гуляла с коляской, чувствуя себя «маленькой мамой». И как Яська, ожидая нагоняя от матери, или не желая идти в нелюбимый садик, или споря с матерью о покупке новой игрушки, наконец, отвешивая губки «сковородником», повторял упорным дрожащим голосишком: «Нет-нет, как-нибудь не так!» Но и Лида, и мать, и даже сам малыш в глубине души понимали: все получится именно так, то есть – хуже некуда!
В ситуации с Илюшей Лидия Константиновна постоянно ловила себя на мысли, что ей хочется, чтобы все обстояло «как-нибудь не так». Чтобы возродилась прежняя взаимная симпатия к Игорю Ивановичу; чтобы дочка удачно устроилась к нему гувернанткой и Лидия Константиновна смогла бы видеться с Илюшей и по окончании сада; чтобы дочь и Игорь Иванович тоже понравились друг другу, наконец, а там чем черт не шутит!
Правда, при этом Савельева совершенно упускала из виду нынешнюю «мамочку» Ильи – маму Иру. А ведь все в семье Лихановых могло сложиться наилучшим образом именно с этой «мамой»! Забирать мальчика мама Ира старалась пораньше, стремилась как будто угодить ему во всем. Притащила даже на всю группу огромный торт на день рождения Илюши, правда, покупной, магазинный. Но вот сам Илюша начал при ней довольно заметно меняться. Прошел выпускной праздник, и у Лидии Константиновны не осталось больше повода для дружеских «репетиций», которые оба они так любили. Даже читать Илье книжки Савельева теперь приходила попозже, украдкой, чтобы – не дай бог! – не заметили другие родители. А заметила первой как раз таки мама Ира! Несколько раз, приходя за ребенком, мама Ира заставала его за книжкой в обществе Лидии Константиновны. И уже дня через три, все так же мило щебеча, сообщила Лидии Константиновне, что Илья растет, ходит на подготовительные курсы при школе и там педагоги советуют «исключить любого рода дополнительные занятия с ребенком вне рамок основного учебного процесса». Так и сказала, прямо как по писаному. На беду, Илья как раз стоял рядом. Мама Ира, конечно, не приняла его в расчет. Но мальчик отлично понял главное: им с «бабушкой Лидой» (так он иногда называл Лидию Константиновну) запрещали находиться вместе. И все время разговора мальчик открыто смотрел на Лидию Константиновну, совершенно игнорируя присутствие мамы Иры, – смотрел тем самым взглядом, который давно уже не давал Лидии Константиновне покоя. Уже несколько раз она ловила себя на мысли, что как будто «поймала за хвост» воспоминание, связанное с этим взглядом. Проскользнула в памяти некая давняя экскурсия – и сама она в качестве… гида? Руководителя? «Членши» некой комиссии? Додумать было некогда…
Довольные успехами своих чад, родители старшей группы упросили Лидию Константиновну в последние дни, в середине июня, провести со «старшими» самые-самые последние «показательные выступления». Сделали все как в школе. Пригласили даже фотографа-профессионала, заказали ему толстую папку-портфолио на каждого ребенка. И конечно, ни один ребенок старшей группы не остался в стороне – кто-то играл сценки, кто-то читал стишата, кто-то помогал художнику рисовать декорации. Одна из девочек даже играла мини-пьесу на рояле. Словом, получился настоящий солидный концерт. И – нет худа без добра! – у Лидии Константиновны, невзирая на недовольно поджатые губки мамы Иры, появился повод для самых серьезных «репетиций» с Илюшей. Втроем с музыкальным работником детского сада они великолепно проработали Илюшин «литературно-музыкальный» номер. Несильным, но чистым и верным голоском мальчик замечательно исполнял песню «Куда уходит детство»…
И все вроде шло по заранее намеченному плану, «сладко да гладко», как в рекламе. А кончилось самым серьезным за всю педагогическую карьеру Лидии Константиновны скандалом. Злые языки в коллективе поговаривали даже о «снятии» ее «с работы»! Но нет, обошлось. А тот теплый красочный июньский день и впрямь прочно застрял у нее в памяти – не в пример прочим несерьезным воспоминаниям…
С самого начала все пошло радостно и торжественно. Детей приодели и причесали наилучшим образом. Родители съезжались как на банкет: нарядные, надушенные и напомаженные мамы, отцы в строгих костюмах. Скоро выяснилось, что посадочных мест в актовом зале на всех не хватает. Притащили все свободные стулья из кабинета Лидии Константиновны, кабинетов логопеда, методиста и психолога. И все-таки опоздавшим пришлось довольствоваться стоячими местами у стен зала. Впрочем, никто не обижался. Тем более что самым конфликтным и скандальным мамашам заранее выделили места впереди. В переднем ряду устроились Илюшины Наталка с мамой Ирой. Наталка – оживленная, довольная собой и окружающими. А мама Ира – в платье для ресторана, с брильянтами в ушах и на пальцах, и с привычно в последнее время недовольно поджатой нижней губой. Лидия Константиновна подмечала все – недаром села с ними рядом!
В целом настроение у всех, и у детей и у родителей, было приподнятым. Видя, как волнуются юные таланты, родители не скупились на аплодисменты – кто-то даже выкрикнул девочке-пианистке «Браво!» из последних рядов. Исполнители отдавались процессу полностью, всем своим детским сердечком. Восприятию не мешали даже милые недочеты – их списали на счет волнения актеров. В одном месте пьесы сбилась девочка, игравшая главную роль. Маленькая танцовщица упала, запутавшись в собственном длинном платье. Еще кто-то от волнения начал заикаться к концу стихотворения. Так и двигалось действо до самой середины, до того момента, когда на невысокой эстраде появились музыкальный работник с нотами и Илюша Лиханов с текстом песни – на всякий случай, для памяти! – в дрожащих ручках.
Музыкальный работник Зоя Петровна умело выдержала паузу. Зал затаил дыхание. На телеэкране, за сценой, замелькали, будто за окном вагона, кудрявые березки, ветхий мосточек через речушку Переплюйку, покосившиеся летние домишки – все, что осталось в памяти каждого из зрителей, в том самом теплом уголке памяти детства… И глаза у всех защипало, когда высокий чистый детский голос запел: «Куда уходит детство, в какие города? И где найти нам средство, чтоб вновь попасть туда?..»
