– А это – тебе, Венечка, и чтоб никто не догадался! Попробуй узнать автора: чьи это вирши?
Венька сначала не придал значения ее словам. Однако проснулся среди ночи и сбежал от супруги, заперся в туалете, чтобы никто не видел. Примостился там на крышке унитаза – и забыл обо всем. В детстве он так же «срывался» в стихи запрещенного Гумилева, Мандельштама и Блока (кроме поэмы «Двенадцать»). Стихов и было-то всего четыре странички!
Пришел июнь. Как мало было мая!
Бесценно лето в северном краю.
Я летом ничего не понимаю,
Я и сама себя не узнаю…
В июне каждый вечер самоцветен,
Воздушный день – хрустально невесом,
И тянет сердце оставаться в лете,
Коротком и пленительном, как сон…
На яркой пленке киноаппарата
Минутным кадром исчезают дни;
И осень нарастает – как расплата
За все, что невозможно сохранить…
За дверью лета наступает осень,
А там – зима затянет холода…
И в волосах уже тускнеет проседь,
Которой раньше не было следа.
Ах, что с того! Июнь – сама беспечность!
Царь лета – сам спешит меня простить.
За дверью жизни притаилась вечность…
Но мы – с июнем! Так о чем грустить?
А дальше:
Все ворчат, мол, я – с приветом!
На работе – воркотня…
Золотая радость лета
Переполнила меня!
Ни женой мне образцовой,
Ни работницей не стать.
Мир зеленый; цвет пунцовый…
Все иное – суета.
И в семье рукой махнули:
Непутевая судьба!
…В дорогом Дворце июля
Ждут меня на первый бал…
Я в плаще из белых лилий
И в браслетах на руках
Затанцую, как учили,
В золоченых башмачках…
Каждый вечер с этой тайной
Я стремлюсь из дома прочь:
В дорогой Дворец хрустальный,
В мир цветной – из ночи в ночь.
Несомненно, я – с приветом:
Не сидится мне в дому,
Пропадаю в царстве лета,
Земно кланяюсь ему…
На лице – дыханье сада,
Запах меда – на губах.
Никого ругать не надо:
Сами слышали – судьба!
Венька перевернул страничку.
Приключения Шерлока Холмса
В старом фильме, знаешь: бедный Рональд Адэр!
Сам полковник Морэн целится в упор.
Ничего не сделать. Никого нет рядом.
У судьбы подписан смертный приговор.
В неизвестной ленте – сразу непонятно:
Кто ловец, кто жертва; кто – герой, кто – враг?
На полу в гостиной – розовые пятна.
Скомканные письма. Долгая игра…
Дети смотрят фильмы – обо всем об этом.
Пишут на бумаге, упражняя слог.
Время сочиняет мудрые сюжеты,
В новых кинозалах тихо и тепло…
Кто-то смотрит фильмы, кто-то верит в сказки.
У соседей – праздник; у родных – беда.
Надо б, как в сюжете, в кровь добавить краски:
Чтобы понарошку, чтобы – как вода…
Умирают Адэр и полковник Морэн.
Шерлок, многознайка, подскажите мне:
Кто снимает ленту, где мы все – актеры,
Кто – уже вначале – знает наш конец?
И последняя – четвертая страничка. Здесь почерк стал неразборчивым, и Венька не смог разобрать торопливые строчки.
– Веня, ты там? – Это Любочка, видимо волнуясь, осторожно постучала в дверь. Малышев ринулся к двери – с листочками в руках, – хотел поделиться впечатлением от этих живых стихов, возможно, спросить об авторе. Но Любочка взяла листочки в руки, сложила их – и, ни о чем не спрашивая, сунула в карман халатика.
И тут до Веньки дошло, почему словоохотливая Лиана Геннадьевна на этот раз не назвала ему автора!
У него в прямом смысле слова отвисла челюсть – нелепо и смешно. И всплыла в памяти цитата, кажется, Оскара Уайлда, из «Портрета Дориана Грэя»: «Люди подобны, на первый взгляд, домам с закрытыми ставнями. Только у одних – за этими ставнями живет глубокий, теплый и красочный мир, а у других за ставнями – пустота».
Однажды прозрев, Венька уже не мог остановиться. Теперь каждая мелочь в поведении жены вызывала в нем теплую гордость: вот какого человека он мог бы и пропустить, не случись этого страшного ДТП! Любочке оставалось только молчаливо удивляться необычному вниманию и нежности со стороны мужа. Одно грызло Веньку: еще несколько раз поймав на себе ее пристальный взгляд, он уже не сомневался, что повышенную его заботу и симпатию порождает не лето их любви, а все та же змеиная работа «препарата Х».
И Венька твердо решился доказать обратное!
Глава 14. Препарат Х
Первый раз он намерился расстаться с проклятым препаратом зимой, – под Новый год. Как раз в декабре у него вновь появились те же судороги в ногах плюс прибавилась некая странная, непредсказуемая тахикардия. Словом, все до кучи! Бросил Венька тридцать первого декабря – прямо с утра. Хотел начать новый год «с чистого листа». Обойдемся без этого змея-искусителя, сами с усами!
Поначалу все шло отлично. Все утро Венька гордился своей твердостью и думал: признаваться или не признаваться жене? Решил – пока не стоит. Чтобы отвлечься, углубился в любимый детектив Джеймса Хэдли Чейза. Даже созвонился с некоторыми деловыми партнерами насчет запчастей к машине – как обычно, жизнерадостно и с оптимизмом поздравив «с наступающим». Днем, пока Любочка возилась на кухне, собрался подремать на диванчике, чтобы не так нудно тянулось время до двенадцати. Сон, правда, не пришел – но зато проползли еще час-два. Примерно часам к пяти изнутри поднялось странное зыбкое беспокойство. Венька слонялся по квартире и наблюдал за самим собой. Часам к восьми начали ныть суставы, и кровь толчками заколола в руках и ногах. Гордость собой довольно заметно полиняла, но Малышев все еще пыжился и не спешил к невзрачной коробке с «Иксом»: «Мужик я или не мужик? Неужели этот гад победит меня – даст ложное облегчение, а потом опять ударит исподтишка…» А часов с девяти понеслось… Какая-то едучая тоска, взявшаяся неизвестно откуда, снизу вверх, полезла прямо в голову – от лодыжек. Лежать стало невыносимо, хотелось двигаться, говорить, кричать и биться головой – лишь бы едучая смесь и впрямь не растопила мозг. Венька встал с дивана и поперся на кухню – к Любочке. Так дикие звери выходят к людям – за спасением.