Встретились они случайно. Выглядел, кстати, Андрюха вполне прилично: импортный костюмчик, удобные кожаные «шузы», дорогие часы на левом запястье. Только глаза его поразили Малышева: с красными прожилками на белках, красноватыми веками, и какое-то болезненное напряжение было во взгляде. Такое выражение Венька видел в глазах покойной матери – в зрелые годы она долго страдала арахноидитом и мучилась странными головными болями. От выпивки Андрей отказался. Венька тогда тоже уже не пил. Заварили крепчайший чай – почти «чифирок», как шутил Пахлан. И тогда, в душевном разговоре, Андрюха и выдал фразу, осевшую в памяти Веньки, как оказалось, бессрочно. Подняв на друга свои будто «заплаканные» глаза, одноклассник четко и раздельно обрисовал собственное жизненное кредо:

– Веньчик, все, что ты обо мне слышал от друганов, – правда. И то, что я хожу «под прикрытием», – тоже верно. А насчет здоровья… О том, как незаметно въедается наркота в нашу жизнь, как начинаешь с марихуаны, бесплатно, где-нибудь в школьном туалете, потом пробуешь клей и закись азота – и выглядишь в глазах девчонок настоящим мачо! Потом – несколько лет безумного счастья с герычем. А теперь – покупаешь дозу, просто чтобы выглядеть человеком, чтоб вернуться из того ада, куда тебя загоняет ломка, спускаешь все деньги, уходишь из дома – и знаешь, что в конце ждет обычный передоз. Об этом – я – знаю – все! Все, понимаешь? Я сам могу сагитировать кого угодно! А вырваться, и не только вырваться, но даже ослабить удавку, – еще никто не смог! Не дай бог тебе попробовать самому! Не дай бог!

Весь остальной разговор свелся к обычному: как дела, где работаешь, женился, не женился, живы ли мама с папой и сестренка (у Андрюхи) и тому подобная ерунда. В тот день Венька пообещал самому себе начать потихоньку сокращать дозы «икса». Даже попробовал «заместительную терапию» – спиртным. Но организм выдал такую реакцию, что Венька чуть не загремел в «Склиф» – по «Скорой». Любочке он тогда объяснил, что «отравился» – банкой маринованных опят из холодильника. Для наглядности даже вылил грибы в унитаз, а банку тщательно вымыл. И продолжал идти дальше, шагая, как по болоту, пытаясь нащупать ногами опору и не находя ее.

Буквально недели за две до их отъезда в пансионат Любочка вернулась домой – похорошевшая и счастливая, муж ее давно такой не видел. И, глядя прямо в глаза ему своими глубокими, темными-темными, агатовыми глазами, произнесла на одном дыхании:

– Знаешь, Енька, а ведь у нас с тобой новости! Доктор очень одобрил мой отъезд в санаторий и вообще посоветовал на время отказаться от выступлений и ночных «бдений» над стихами. А знаешь почему? Уже точно установили: у нас будет ребенок! Как вовремя ты слез с допинга, теперь можно только ждать и радоваться!

Малышев не выдержал – схватил свою звездочку в охапку и зацеловал, как никогда и никого на свете! А на ночь пришлось выпить двойную дозу препарата – чтобы заглушить в себе, чтобы избавиться и от слов уже покойного Андрюхи, и от образа шагреневой кожи, тающей в его руках, приближая к «часу Х» – дате отъезда…

Именно в эти дни Венька и ощутил – впервые в жизни – прелесть существования «здесь и сейчас». Каждый прожитый час становился для него бесценным, ведь он проживал в нем свое, случайно обретенное счастье. Любочка вся светилась и стала так прекрасна, что Венька должен был сдержать свое слово. Хотя и знал в душе, что теперь это слово вряд ли что изменит.

Время, когда его не торопишь, летит как-то особенно быстро! Выехали в четверг с утра – так, чтоб безо всяких дачников и без пробок на выезде из Москвы. Машину Венька вел сам – ведь жена теперь была в нем уверена! А Венька, зарядившись «на посошок» шестью таблетками, вел машину уверенно и невольно прислушивался к своим ощущениям – он и впрямь оставил дома всю свою заначку.

…Выехали они часов в десять, а в санаторий прибыли примерно к пяти вечера. В «Лесном озере» встретили их радушно, им уже приготовили номер – немного совковый, но чистенький и аккуратный. Любочка оформила их прибытие у администрации – она нисколько не казалась уставшей, наоборот, «цвела, как роза». На миг Венька даже почувствовал подленький укол зависти: у нее-то все хорошо, а у него начинается самое страшное. К счастью, вредности его хватило ненадолго. Вернулись настоящая радость за жену и желание по мере сил устроить ей праздник! Но все это – завтра… Пока супруги неторопливо разложились, разобрали кровать. Венька, потеряв надежду залечь в койку, поплелся с женой на обед. Даже ухитрился полюбезничать с соседями по столу. Соседями оказалась пожилая интеллигентная супружеская пара: он – академик РАЕН, она – искусствовед. Конечно, они с интересом разговорились с Любочкой. А Венька старался к месту поддакивать и все прислушивался к себе. От супа он отказался, а поданные на второе пельмени буквально слиплись где-то между пищеводом и желудком. Думая о предстоящем бесконечном вечере и бесконечной, видимо бессонной, ночи, которые ему предстояли, Венька охотно согласился на предложение соседа – распить «за знакомство» в беседке «рюмочку вискарика». Знал, что ничего хорошего не выйдет, – однако наклюкался довольно сильно; даже на ужин не пошел. Зато часть ночи проспал – тяжелым хриплым сном…

К тому времени внутренний голос повадился ежедневно «проговаривать» ему текущий дневник душевных наблюдений. Венька даже вспомнил рассказ школьной биологички о том, как знаменитый ученый Пирогов, видя, что его здоровье ухудшается, в последние дни собрал у себя учеников и диктовал им подробности своего состояния: «Вот сейчас у меня отнимаются ноги… сейчас – холодеют руки…» – и дальше, как говорится, «по списку».

Тем не менее утро Малышев встретил как ни в чем не бывало. В довольно скверном, правда, настроении, но что такое скверное настроение по сравнению с депрессией – детские игрушки! Успокоил жену. Мужественно съел безвкусный завтрак. Даже сходил на ресепшн и оформил Любочку на курс процедур, предназначенный будущим мамам. Отвел ее на процедуры, а сам сидел с журналом в холле, как примерный семьянин и будущий отец. Любочка вышла с массажа порозовевшая и такая красивая, что у него больно кольнуло сердце. И все-таки обед прошел нормально. Впрочем, возникло единственное омрачающее обстоятельство – внутри у Веньки продолжала расти отвратительная тревога, ее знают только те, кто хоть раз попадал в ситуации, где врачи бессильны и в беззащитное сознание вторгается жестокий параллельный мир. Венька держал себя в руках до самого вечера и только за ужином немного подкачал. Правда, этого «немного» хватило, чтобы испортить жене счастливое настроение, но организм Веньки, как машина, уже становился неуправляемым. Причем все происходило так странно, что Венька просто ничего не мог – ни уехать, ни скрываться от жены и персонала, ни вызвать «Скорую». Он просто и терпеливо шел к своему концу. И очень жаль, что рядом оказалась Любочка – уберечь ее от происходящего у него попросту не было сил. Он едва мог отвечать на вопросы, общаться и уверять, что «все в порядке» и у него самый обычный грипп…

А теперь – голая хроника событий. Малышевы заехали в «Озеро» двадцать девятого. Тридцатого, за ужином, у Веньки ни с того ни с сего начали дрожать руки. И не просто дрожать, как у обычного алкаша! Венька налил в чашку крепкого черного чаю и понес за их общий с соседями столик. И вдруг на полпути руки у него позорнейшим образом буквально заходили ходуном, так, что чай пролился прямо на пол. Разумеется, Малышев притворился, что его сильно знобит «после вчерашнего», сослался на повышение температуры и под руку с заботливой Любочкой поскорее отвалил в номер. Ночью пришла бессонница и начались судороги в ногах – только уляжется и отпустит одну ногу, тут же перекидывается на другую! Любочке, к счастью, удалось поспать – она поверила в версию об «ужасном гриппе». Тем более что лично сама напичкала мужа на ночь и аспирином, и медом, и даже валерьянкой.

Тридцать первого утром дрожание унялось. Правда, как вскоре выяснилось, оно начиналось после обеда. Завтрак прошел вполне нормально, Венька уверил и жену, и соседей, что «идет на поправку», и спокойно поплелся с Любой на процедуры. Перед массажем Любочке порекомендовали поплавать в бассейне. Веньке составлять ей компанию не хотелось, но в мужскую раздевалку он все-таки пошел, планируя отсидеться на бортике бассейна с книгой…