Мать Бао Куок Выонга сперва пыталась подкупить регента, старого полководца То Хиен Тханя. Когда это не удалось, она вызвала сына из провинции, где он находился, рассчитывая, что он проложит себе дорогу в царский дворец силой. Но плохо подготовленный мятеж провалился. Встретив твердый отпор столичного аппарата, Бао Куок не решился на штурм дворца и в смущении удалился назад в свой удел. Несколько лет обстановка в стране была спокойной, но в июле 1179 г. после продолжительной болезни умер талантливый полководец и опытный администратор То Хиен Тхань, завещав передать его пост не тому соратнику, который день и ночь ходил за ним больным, а тому, кто из-за государственных дел так ни разу и не нашел времени посетить больного шефа. Вдовствующая императрица До Тхюи Тяу, однако, не назначила на пост регента ни того, ни другого. Она отдала его своему младшему брату До Ан Тхуану, известному жестокостью своих административных методов. После смерти До Ан Тхуана регентом стал Дам Зи Монг, имя которого произносилось в народе всегда с добавлением постоянного эпитета «грабитель страны, разоритель народа» [150, с. 125]. Все это четырехкратное раскачивание государственной структуры при царях-младенцах, несомненно, в значительной степени ускорило кризис вьетнамского государства при династии Ли.

Но помимо субъективных причин существовали и объективные причины, которые также работали на расшатывание достаточно прочной системы, которую постепенно выработали цари ранней династии Ле и первые цари династии Ли. Главная из этих причин заключалась в противоречии между конечным количеством природных ресурсов страны (при данном, очень малоподвижном уровне производства) и неуклонно растущим числом потребителей, претендующих на эти ресурсы. Причем этот рост потребителей происходил как в абсолютных, так и в относительных цифрах. В абсолютных благодаря общему приросту населения, в относительных — благодаря опережающему росту руководящей и обслуживающей сферы, т. е. людей, которые не производят никаких потребительских товаров (в этом отношении в сферу обслуживания можно занести и армию, и полицию, и духовенство).

При тогдашнем уровне производства и на тогдашней территории Вьетнама вся пригодная для обработки земля вряд ли могла занять более 2—3 млн. крестьян. Между тем еще в начале нашей эры на территории Северного Вьетнама проживало 981 735 податных лиц, т. е. в первую очередь крестьян. Эта цифра в последующие века то падала из-за войн и эпидемий, то опять поднималась, долго колеблясь, видимо, в пределах 1 млн. (во время китайского господства о проблеме нехватки земли как будто бы ничего не слышно).

Но после обретения независимости в X в. и стабилизации положения в стране демографическая кривая круто пошла вверх. Причина здесь простая: сравнительно небольшой аппарат и относительно легкие налоги новой власти стали оставлять крестьянам больше прибавочного продукта, чем прежде. А излишки в крестьянском слаботоварном хозяйстве могут реализоваться двумя путями — через ритуальное потребление (именно тогда во Вьетнаме появилось совершенно неслыханное количество буддийских монахов) и через расширенное воспроизводство, т. е. увеличение рабочей силы и обрабатываемой территории. И где-то в середине XII в. насыщение и тем и другим дошло до предела. Все доступные для обычной техники того времени земли были освоены и заселены. Во многих регионах Юго-Восточной Азии вплоть до XIX в. экономическая мощь еще оценивалась количеством рабочих рук. Во Вьетнаме XII в. эта мощь впервые стала оцениваться количеством обрабатываемой земли. Земля, которая раньше ничего не стоила, которая была бесплатным приложением к рабочим рукам, теперь впервые обрела цену.

Во Вьетнаме, как и в большинстве стран Востока, институт частной собственности был развит слабо, однако же существовал всегда. Основная часть земли была поделена между общинами, которые сообща владели лугами и другими угодьями, а пахотную землю периодически переделяли по числу едоков (обычно раз в шесть лет). Однако же приусадебные участки, сады, огороды, а также целина, поднятая лично крестьянином, являлись его частной собственностью и могли быть проданы при выполнении некоторых формальностей. Когда землю стало легче купить, чем распахать свободную пустошь, началось движение земельной собственности, которое довольно скоро стало беспокоить власти как источник социальной напряженности. Появляются первые законы, регулирующие споры о земельной собственности:

«Зимой в двенадцатом месяце (1140 г.) издан указ о том, что все проданные с правом выкупа обрабатываемые поля можно выкупить в течение 20 лет. Обо всех спорных обрабатываемых землях тяжбы более 5—10 лет не продолжать. Проданные обрабатываемые земли, на которые есть купчая крепость, не могут быть выкуплены»

[184, с.184].

Более детально те же положения были изложены в указе, который в 1143 г. подписал девятилетний Ли Ань Тонг:

«Высочайше повелевается, что спор о земле, отданной в залог, можно в течение 5—10 лет переносить в суд. Заброшенные земли землевладелец имеет право требовать обратно, если их обрабатывает другой, только в течение года. По прошествии года такие требования запрещаются. Нарушитель (этого указа) подвергается наказанию — 80 палочных ударов.

При спорах из-за земли, если кто-нибудь металлическим оружием нанесет человеку смертельное ранение, то он подвергается наказанию — 80 палочных ударов и ссылается на каторжные работы. Его земли и пруды будут отданы раненому»

[86, с.135].

В 1145 г. в дополнение к этому указу был издан еще один:

«Для тех, кто участвует в земельных тяжбах из-за прудов и имущества, запрещается опираться на лиц, облеченных властью»

[86, с.135].

Напряженность в отношениях между собственниками (частными и коллективными) и несобственниками (бывшими крестьянами, так или иначе вытолкнутыми из общины) тем не менее продолжала нарастать. Параллельно с этим продолжала возрастать напряженность между производящими и непроизводящими слоями общества. Численность последних, как уже говорилось, росла более быстрыми темпами, чем численность производителей, за счет раздувания аппарата, увеличения личной прислуги этого аппарата и персонала бесчисленных культовых сооружений, которые из престижных соображений возводило государство. Богатая деревня могла выдержать все это довольно долго, и правители XII в. продолжали черпать оттуда все новые ресурсы, не задумываясь о последствиях, которые возникли, однако, довольно быстро. Одним из первых свидетельств, что терпение крестьянства истощается и оно готово поддержать любого авантюриста, если он посулит им облегчение, стало уже упоминавшееся восстание самозванца Тхан Лоя (1140—1141). Локальные восстания вспыхивали то здесь, то там в 1143, 1152, 1161, 1177 гг. Чем ближе к концу столетия, тем они становились крупнее и упорнее. Так, восстание Ле Вана в провинции Тханьхоа длилось пять лет (1188—1192).

Власти в ответ на эти восстания и феодальные мятежи принимали свои меры: старались возвести более жесткий барьер между различными сословиями и социальными группами, до минимума свести сношения между ними и даже в отношении социально однородных по возможности внедрить принцип «собираться не более трех человек!» Летопись от правления к правлению кратко фиксирует это законотворчество:

«Весной, в третьем месяце (31 марта — 28 апреля) 1131 г. издан указ о том, что слуги не могут жениться на женщинах из народа»

[184, с.181].

«В девятом месяце (28 сентября — 26 октября) 1136 г. внутри и за пределами столицы три семьи объединяются в бао»

[184, с. 182].

Таким образом, вводилась поголовная круговая порука по образцу китайских пятидворок. В 1148 г., сразу после попытки свержения До Ань By, прислуге запретили «самовольно входить во дворец», воинам при дворце — входить в дома выонгов (великих князей) и хау (князей). Преступников, вошедших в расположение до фунг ве, отмечено в летописи, «будут наказывать смертью» [184, с.186]. Далее в летописи: