«Так-то, дорогой Максимушка», — с тайным, несвойственным ему злорадством подумал Павел Станиславович, удаляясь от дома друга к знакомой троллейбусной остановке.

Он наверняка знал, что остаток воскресного вечера и первую половину следующей ночи Максим Максимович Агапов проведет в душевном смятении и нелегких размышлениях.

А в понедельник непременно помчится на прием к начальнику главка.

— Объясни, Максим Максимович, — сказал Балихин, прочитав принесенную записку. — Не может моя голова понять таких трансформаций. Два года ты атаковал меня насчет строительства новых производственных корпусов, а теперь считаешь, что их не нужно строить?

Агапов вздохнул, отвел в сторону глаза и ответил, что именно так он считает. И как может считать иначе, если не отвели участок под строительство.

— Мы же договорились, что будем просить министра лично вмешаться в решение вопроса. Не на Готовцеве же, в конце концов, свет клином сошелся. На депутатство его от министерства благословляли, характеристики писали. Можно ведь и подумать, не мешают ли товарищу Готовцеву депутатские обязанности заниматься основными делами.

— С этой стороны Готовцева не ухватишь, Владимир Александрович. Да и как можно народного избранника ковырять. Облечен, так сказать, доверием, избран тайным голосованием. Депутатскую комиссию не перепрыгнешь. У них постановление о запрещении промышленного строительства в городской черте, а у нас что? Постановление, между прочим, не Готовцев принимал…

Балихин слушал Агапова и не мог сообразить, чем объясняется резкое изменение позиции директора станкозавода. Честно признать, у Владимира Александровича тоже были внутренние колебания в отношении рациональности строительства новых производственных площадей. Только систематические атаки Агапова, умевшего осаждать начальство просьбами с такой последовательной занудливостью, что деться от них было некуда, сбили начальника главка, и он согласился поддержать предложение по новому строительству. Тем более что заявки на производимые заводом дипы росли с каждым годом и это, естественно, требовало планомерного расширения производственных площадей. Балихин представлял, что будут трудности с получением в черте города участка для строительства, но учитывал и экономическую эффективность развития мощностей существующего уже станкозавода и те транспортные, снабженческие и прочие выгоды, которые благоприятно скажутся на экономических показателях главка.

По опыту руководителя и складу характера Балихин осмотрительно и трудно принимал решения. Но когда решение им было принято, оно обретало над ним самим такую же власть, какую обретает над солдатом боевой приказ командира. На выполнении принятого решения Балихин концентрировал свою недюжинную волю, опыт и настойчивость, которые, как древний стенобитный таран, начинали прошибать препятствия.

Изменить решение Владимиру Александровичу было еще труднее, чем принять его. Только разумные доводы и неучтенные ранее обстоятельства могли заставить его это сделать. Отмену собственных решений он всегда переживал очень мучительно, терзаясь не тем, что подрывается его служебный авторитет, хотя это тоже было немаловажное обстоятельство, а тем, что он совершил ошибку, не учел всего, что обязан был учесть, не смог предвидеть того, что должен предвидеть руководитель, если он честно служит делу, которое ему назначено.

— Или тебя, Максим Максимович, хлопоты по строительству испугали? Мороки с этим в самом деле будет сверх головы.

— Знаю, сколько мороки будет, Владимир Александрович. Привык я к мороке и к хлопотам. Директорская должность ведь такая — сколько ни вертись, спина всегда позади будет…

Агапов знал характер своего начальника и понимал, что если сразу выложить то, с чем пришел в раздумьях после разговора со старым другом, то получит решительный отказ я погубит свою новую задумку. К изменению решения Балихина нужно было подводить осторожно. Впрочем, осторожность устраивала и самого Агапова, всегда действовавшего по мудрому правилу, что сначала нужно семь раз отмерить, а потом уже резать наверняка. Надо было еще разобраться, с чем Готовцев вернется из Заборска.

Цель сегодняшнего визита к начальнику главка была скромной. Осмотрительный Агапов, как старатель, выискивающий «фартовую» жилу, просто хотел застолбить участок, не будучи еще уверен, что именно здесь, в глубине, лежит нужная ему жила. В случае если ее не окажется, столбик можно выдернуть и начать поиски в другом месте.

Потому об экспериментальных и опытных работах Максим Максимович в разговоре с начальником главка не заикнулся. Он достал подготовленную отделом сбыта сводку фондовых нарядов и положил на стол Балихину.

— Вот где собака зарыта, Владимир Александрович. На самую околицу съезжает наша продукция. А что дальше будет? Жизнь, как говорится, катится и просит не отставать.

Балихин внимательно прочитал сводку и понял, что, поддерживая ходатайство о строительстве новых производственных площадей на станкозаводе, он не учел, что наряду с количественными показателями выпуска станков, непременной оценки требует и качественная сторона их. Когда в городе перестают покупать галоши, а на периферии они все еще пользуются спросом, все-таки надо задуматься, нужны ли они будут через несколько лет. Экономические законы неумолимы и в принципе одинаково значимы и для галош, и для продукции станкостроительных заводов.

— Надо нам переходить на выпуск нового типа, — сказал Максим Максимович. — Иначе так сядем в лужу, что брызги полетят во все стороны. Те деньги, какие нам выделили на капитальное строительство, нужно использовать на коренную модернизацию производства. У нас же половина станочного парка тридцатилетнего возраста…

Агапов говорил напористо, проворно вытаскивая из папки все новые и новые документы и подавая их в подтверждение собственных доводов.

Владимир Александрович слушал не перебивая, просматривал документы и досадливо понимал, что походя новые предложения директора Агапова в сторону не отмахнешь, что есть в них и резон, и деловой смысл. Возникало новое обстоятельство, не учтенное ранее им, начальником главка. Заместитель министра спросит Балихина, почему он не учел подобное обстоятельство, выступая с поддержкой ходатайства станкозавода о строительстве? Ответить на такой вопрос будет не просто. Но ради пользы дела Владимир Александрович готов чистосердечно признать собственную промашку.

Одно было непонятно, кто помог Агапову подойти к оценке ситуации с такой неожиданной стороны и изменить первоначальные планы? Уж не Готовцев ли ему просветил голову? Вроде непохоже. Андрей Алексеевич печется насчет опытных и экспериментальных работ, а здесь иное. Да и Агапов не станет слушать советы, а тем более принимать их от человека, который недавно опозорил его на торжественном собрании.

Балихин не знал, что мир человеческих симпатий сложен и к нему нельзя применять лишь схему служебных отношений.

Начальник главка попросил оставить принесенные документы.

Участок был застолблен. Что явят его недра, Максиму Максимовичу оставалось теперь определить копанием шурфов и многочисленными промывками породы.

От резкого нажима хрустнул остроотточенный карандаш, оставив на ватмане неряшливый след. Залоснившийся ластик еще больше размазал огрех.

К черту! Работу надо кинуть, когда наваливается такое настроение. Толку не получится. Еще несколько дней назад казалось, что в эскиз начинает прорисовываться нужное решение. Потом все разлетелось вдребезги, будто нечаянно столкнутый на пол стакан. Впрочем, нечаянность имела имя. Именовали эту нечаянность Василием Шевлягиным, недаром прозванным в школьные годы Головастиком. Нечаянностью был его эскиз, который разгоряченный перспективщик притащил начальнику ОКБ, было принципиально новое конструкторское решение узла, изящное, умное и красивое, которому невольно позавидовал Андрей Готовцев. Колдуя над собственным ватманом, он с того дня незримо ощущал неожиданный шевлягинский эталон, уже понимая, что занудливый Головастик, сам того не ведая, осложнил жизнь начальника ОКБ. Мало, что отличную идею Шевлягина надо было трудными хлопотами непременно обратить в опытный образец, но и собственный эскиз Готовцева по новизне и глубине конструкторского решения теперь должен был непременно превзойти шевлягинский.