Но куда проворнее оказался Джентильомо, подсунувший мне сценарий из венецианской жизни. Мне сценарий показался сентиментальным и малохудожественным. Моими партнерами были Басседжо, Сибальди и еще несколько венецианских актеров. Во время съемок Джентильомо был в совершенном восторге, причем не столько от моего пения, сколько от живости и непосредственности исполнения. В самом деле, съемки с моим участием проходили без малейшей заминки и почти не требовали предварительных репетиций. Вспышка магния ни разу не застигла меня вялой или неготовой к выступлению.

И все же первый опыт в кино изрядно меня утомил, особенно из-за уймы времени, потерянного на томительные ожидания, бесконечную подготовку, обдумывание эпизодов по ходу съемки и т. п.

Мой первый и единственный фильм назывался «Карнавал в Венеции», и, как я узнала позднее, ему сопутствовал большой коммерческий успех. Я получила вполне приличный гонорар, но он не вознаградил меня полностью за потерянное драгоценное время.

Так или иначе, но я познакомилась с доселе неведомой мне областью искусства. Впоследствии я все же отказалась от новых предложений, хотя и не оставила мысли сняться, если представится возможность, в фильме с высокими художественными достоинствами. Этой надежды я не потеряла до сих пор.

Несравнимо больше удовлетворения я получила в следующем году от моего дебюта в качестве драматической актрисы. Об этом я втайне мечтала уже давно, хотя и не предпринимала никаких практических шагов.

Драматический театр всегда привлекал меня, и я как в Италии, так и за рубежом не упускала случая побывать на лучших спектаклях, особенно в исполнении крупных артистов.

Поздней весной я приехала в Палермо на гастроли. Однажды вечером, когда я гримировалась в артистической уборной, ко мне с неожиданным, но приятным визитом пожаловал дорогой Ренато Симони, глава итальянских критиков драматического театра. Я встретила его с огромной радостью, но не скрыла своего удивления, не подозревая даже, какова причина его прихода.

Было это в антракте между первым и вторым действиями «Севильского цирюльника».

Симони уселся в кресло и, ласково поглядев на меня своими добрыми голубыми глазами, сказал без обиняков:

— Тоти, я хочу предложить тебе сыграть на Венецианском фестивале Лючету в «Кьоджинских перепалках».

— Но, дорогой Симони, я ни разу не играла в драматическом театре.

— Вот тебе и на! А в «Севильском цирюльнике» ты разве не играешь Розину? — И потом добавил — Не волнуйся. Раз я предложил тебе эту роль, значит, ты отлично с ней справишься. Ну, конечно, ты споешь и две венецианские канцоны.

Я не видела «Кьоджинских перепалок» и не знала, как трудна и ответственна роль Лючеты.

В первый момент я думала, что Симони решил поручить мне второстепенную роль, а главное — это спеть две песни. Его убедительные доводы и глубокое уважение к нему заставили меня вслепую принять это заманчивое предложение, и даже не без удовольствия. Уходя, Симони сказал, что через несколько дней помощник режиссера Гуидо Сальвини передаст мне текст комедии. И вот, едва я вернулась в Милан, мне вручили текст «Кьоджинских перепалок». Ознакомившись с центральной ролью Лючеты, я похолодела от ужаса. Прежде всего я решила выучить текст роли наизусть.

Я оставила всех и вся и отправилась в Порретту, куда ездила каждый год принимать ингаляцию и грязи.

Я упросила Джени Садеро, великолепную актрису, хорошо знавшую стиль и характер венецианцев, поехать со мной. Там, в тиши маленького курортного городка, Джени помогла мне выучить роль, подавая все реплики и внимательно следя за мной.

Я трудилась усердно, в поте лица, повинуясь своей интуиции, голосу сердца и врожденной музыкальности, которой требует сам стиль этой комедии Гольдони. Меня несколько раз вызывали телеграммой в Венецию, где уже начались репетиции. С трепетом и сознанием важности того шага, который делаю, выехала я в Венецию, зная, что моими партнерами будут первоклассные артисты Джанфранко Джаккетти, Ческо Баседжо, Джулио Стиваль, Маргарита Сеглин, Карло Микелуцци, Кики Пальмер.

Буквально вся Венеция жила ожиданием спектакля, тем более что сыграть комедию Гольдони предполагалось в Джудекке на Кампо Сан Косма, на естественной, удивительно красивой площадке.

Начались репетиции в театре «Гольдони».

Прежде чем приступить со всеми остальными актерами к работе над пьесой, я пожелала, чтобы Симони, живший в той же гостинице, где и я, послушал меня. Я очень волновалась и не решалась идти в театр до встречи с Ренато Симони.

Добрейшая Джени Садеро взялась его разыскать. Она нашла нашего режиссера на площади Сан Марко и рассказала ему о моих сомнениях. Симони и сам немного волновался за меня. Кто-то из досужих критиков и трагических пророков, которых всегда предостаточно, преждевременно успел ему нашептать, что Тоти Даль Монте наверняка внесет в свое исполнение элементы мелодраматизма, столь несвойственного яркому реализму Гольдони.

Объяснив Симони, что я готовилась старательно и вдумчиво, Джени уговорила его послушать меня в гостинице.

Симони был вечно занят на репетициях, и у него не оставалось ни минуты свободного времени. И все же, придя в мой номер, он ласково поздоровался со мной и поудобнее устроился в кресле. Держа в руках текст пьесы, Симони с места бросал мне реплики, попросив играть как можно естественнее, словно я выступаю на сцене перед зрителями. В середине первого действия, когда я совершенно освоилась с ролью, Симони внезапно поднялся, захлопнул книгу и радостно воскликнул:

— Я не ошибся! Это великолепно, Тоти! Если ты сыграешь так же и на премьере, спектакль надолго запомнится. А теперь марш в театр, мы и так опаздываем.

До этого на репетициях роль Лючеты исполняла хорошая актриса Чезира Вианелло из труппы Джанетти. Желая облегчить диалог и придать ему большую живость, Симони сделал в пьесе несколько купюр, слегка сократив и мою роль. Перед началом репетиции Симони еще раз посоветовал мне положиться на мой безошибочный инстинкт актрисы и ни о чем больше не думать.

Утомительнейшая репетиция длилась уже несколько часов, но я так вошла в роль, что даже не заметила, как летит время, и совершенно не чувствовала усталости. Меня поддерживал энтузиазм неофита. В третьем действии притворный плач Лючеты так хорошо мне удался, что даже мои коллеги не удержались от похвал. Когда отзвучали последние реплики, ко мне подошел Джанфранко Джаккетти и, улыбаясь, сказал:

— Дорогая Тоти, позвольте вам сообщить, что вы играете лучше нас. И не мудрено, ведь вы не отравлены ядом профессионализма.

На следующей репетиции присутствовала Дина Галли, великая актриса и моя хорошая подруга. Изящество и сочность комедии совершенно ее покорили. По окончании она поднялась на сцену и поздравила каждого из нас. Меня она обняла и сказала:

— Тоти, я не раз наслаждалась твоим пением в «Ла Скала» и других театрах. Но никогда не думала, что ты доставишь мне столько радости в этой венецианской пьесе.

Затем, обратившись к Симони, воскликнула:

— Ты уж посмотри, Ренато, чтобы она в этих «перепалках» голос не потеряла!

Правда, голоса я не потеряла, но почти три месяца хрипела после грандиозной постановки «Кьоджинских перепалок» на Кампо Сан Косма. Но сколько счастья доставил мне этот спектакль!

Симони вложил в него все свое театральное мастерство, «выжав» из каждого актера максимум возможного. А ведь актеры были калибра Джаккетти, Стиваля, Сеглин, Баседжо, Микелуцци, Пальмера. Превосходную игру показали Джино и Джанни Кавальери в ролях Агонии и Мармоттины.

С какой печалью я вспоминаю имена умерших участников того незабываемого спектакля. И прежде всего добрейшего Ренато Симони, талантливого Джаккетти, очень тонко сыгравшего роль Кодигора, пылкого Стиваля, милейшего человека и вдохновенного актера Джанни Кавальери, мудрого Кики Пальмера, превосходно подражавшего говору венецианцев. Кроме Симони, все они ушли из жизни совсем молодыми, в полном расцвете сил и таланта.