Хорошо еще, что у нас здесь вдоволь различных ресурсов. Я могу думать с любой желаемой скоростью, даже если для этого потребуется задействовать главные мозговые процессоры из уничтоженных колоний. Как будто думаешь чьими-то мертвыми клетками мозга, что сначала меня неприятно поразило. Однако это вовсе не отрицает необходимость их использования, ведь совсем не имеет смысла разбрасываться хорошим аппаратным и программным обеспечением. С другой стороны, на это уходит немного дольше времени, поскольку требуется все хорошенько наладить. В воздухе лагеря беженцев висит предчувствие чего-то необычного. Морские Звезды внушают большую опасность, чем когда бы то ни было. Есть время поразмыслить над этим, хотя подобными раздумьями вряд ли поможешь делу.

У Эли есть время почаще заходить ко мне в гости. Хотя Дженовезе все еще считается «матерью-одиночкой» нашей миссии, теперь она бросила нас на растерзание многочисленным копиям Хацис, которым вручила большую часть своей ответственности и прав. И сейчас выглядит свободно и раскрепощенно. Как ни странно.

— Нечего молоть чушь по поводу того, что случится в дальнейшем, — сказала Эли мне вчера. — Я имею в виду, если уцелеем после контакта с Морскими Звездами. Неужели мы вернемся в родные колонии или будем продолжать кучковаться, пытаясь поселиться в пределах Солнечной системы либо еще где-нибудь?

— А тебе бы это понравилось, Эли?

— Роб, даже не знаю. Но было бы здорово обсудить все имеющиеся варианты.

— Вероятно, копии Хацис даже и внимания не обратят на подобные предложения, пока не будут уверены, что у нас есть что-либо на самом деле подходящее.

— Наверно, так. И я полагаю, постоянно существует проблема старения. Она всегда преследует нас, что бы мы ни делали.

— Точно, — ответил я, гадая, как бы развеять мрачное настроение Эли. — Считаю, что представители Винкулы могли восстановить все копии-энграммы Сол, если бы захотели. Однако это напоминало бы передачу нашему современнику допотопного парового двигателя. Смешно. Кто будет сейчас заниматься ремонтом паровых турбин? Все старые энграммы представляют собой музейные экспонаты, не заслуживающие пристального внимания.

— С другой стороны, у Сол никого больше нет, кроме нас. Ее возможности слишком ограничены. Хацис может позволить нам исчезнуть, что скоро и произойдет… или придумает, как придать стабильность и продлить наше существование. Ведь это не должно быть слишком затруднительно. Но даже если так, Сол может сохранить экипажи миссий в виде электронных архивированных вариантов-копий, пока не найдет правильного решения проблемы. Нужно лишь время, и все наладится.

— Да, но при одном условии — если мы уцелеем после атаки проклятых Морских Звезд.

— А вот удастся это или нет — вопрос спорный.

— Верно.

Немного помолчав, Эли спросила:

— А ты когда-нибудь думал о том, как погиб твой подлинник?

— Конечно. — От такого ответа она снова помрачнела. — Я не мог этому воспрепятствовать. Я постоянно надеялся когда-нибудь еще встретиться с ним.

— Оптимист нашелся, — печально улыбнулась Эли. — Интересно, а как бы мой оригинал поступил в таком случае?

— Наверное, так же, как и ты сама, не правда ли?

— А может быть, и нет. Ведь подлинник не останется таким, как раньше, даже если я исчезну навсегда.

— Ты имеешь в виду некий вариант Сол?..

— Скорее всего. Не знаю, как бы моему оригиналу удалось выжить во время Спайка, но если это случилось на самом деле…

— Произошло бы то же, что и с Хацис?

— Да, то же, что и с Сол.

Эли наклонила голову, и пряди волос упали на ее лицо. Я вывел на потолок вид залива Сан-Франциско. Виртуальный солнечный свет залил кожу Эли. Я положил руку на ее плечо.

— Уверен, ты бы все сделала правильно. Она взглянула на меня с благодарностью.

— Хочется думать, что все мы поступили бы точно так же… Эли задержалась у меня дольше обычного. Я уже подумывал, не перейти ли нам к близости. Ведь мы так хорошо понимаем друг друга, и я благодарен судьбе за это, ибо лишь подобным образом возможно отвлечься от насущных проблем.

Определенно мне стало намного проще переносить перелет к Сотису. И если эта планета должна стать нашим последним пристанищем, то по крайней мере я буду там, чтобы видеть гибель цивилизации собственными глазами.

Кромешная тьма изумила ее.

Лючия Бенк прекрасно сознавала, кто она, где находится, что с ней произошло на самом деле. Она знала, какая будет дата на календаре, когда автоматика вернет обратно к жизни ее мозговые центры. Но почувствовать это мгновение невозможно.

Неужели она умерла во время своего длительного путешествия по бескрайним звездным просторам? Неужели это и есть бесформенный, бесконечный ад пустоты? Вскоре пыльные тропинки ее словно бы изъеденного молью мозга окончательно соединились в одно целое, и Лючии удалось вспомнить все окончательно. Ведь она сама запрограммировала прерывание жизненных функций, поэтому должна бы знать, когда закончится перемещение в гиперпространстве. Было очень просто задать программу главным процессорам — приостановить все действия организма, а затем снова их активировать, — однако Бенк хотела большего. Она желала чего-то, что напомнило бы ей по крайней мере о пережитом риске. Или помогло понять потустороннее.

«Да будет свет», — вспомнила она неточную цитату. Достаточно избитая фраза, но какого черта.

По команде один за другим вступили в действие модули системы реальной и виртуальной связи «КонСенс», постепенно построив для Лючии виртуальный мир, куда бы она могла выйти. У Бенк отсутствовал непосредственный контакт с зондом «Чанг-5», поскольку тот был пассивен, находился вне ее самой и состоял из нанотехнических структур. Эти структуры и материалы одновременно пошли на восстановление и ее организма, и самого зонда. Биологические часы Лючии шли очень медленно, чтобы соответствовать низким запасам энергии.

Бенк представила, как молекулярные головки в виде микроскопических буравчиков пролезают сквозь трещины в оболочке активного ядра зонда и выбираются наружу. Достигнув вакуума, они пустят корни и лепестки, подобно изящным крохотным цветочкам, и начнут расти.

Через два дня после пробуждения — что составляло примерно сутки по ее биологическому календарю — Лючия впервые смогла увидеть внешний мир. Она смотрела на звезды, и от этого куда-то пропало нервное напряжение.

Как только к Бенк вернутся все чувства, восстановится нормальное восприятие действительности, она сразу же скорректирует дальнейший курс и скорость полета зонда. Тестируя миниатюрные датчики, Лючия обратила внимание на Пи-1 Большой Медведицы, случайно попавшую в ее поле зрения. Звезда находилась на том же месте — вот и все, что могла бы сказать Бенк.

Первым желанием было проверить, правильно ли функционирует фотокамера. Когда Лючия увидела на нужном месте приводы объектива, то стала просматривать имеющиеся кадры. Похоже, камера работала нормально, однако Бенк забыла, что следует проявить и закрепить негативы для последующего их просмотра. Приготовить ванночки с фотореактивами сейчас менее важно, чем активировать энергию и убедиться в собственной безопасности. А фотографии могут подождать.

До сих пор, казалось, все шло как по маслу. Полным ходом продолжалось создание многочисленных компонентов, требуемых для выполнения ее миссии. Вероятно, процесс займет не одну неделю, пока Бенк не восстановит свои функции и полную работоспособность, если вообще сможет достичь прежнего уровня. После того как станет ясно, какая часть обшивки зонда расплавится и испарится во время прохождения в солнечной атмосфере Пи-1 Большой Медведицы, Лючия будет ждать в течение многих лет, пока очистится защитное магнитное поле, накопившее огромное количество звездной пыли. Но это вовсе не значило, что Бенк станет похожей на урода или вообще превратится в инвалида.