Девятаев приказал своим помощникам:

— Отпустите штурвал!

Самолет плюхнулся и «на брюхе» заскользил по талой земле.

Навстречу бегущим советским автоматчикам, к их несказанному удивлению, из самолета со свастикой на фюзеляже вышли десять страшно исхудавших людей в полосатой одежде и в бескозырках без ленточек на головах.

Они со слезами радости на глазах кричали:

— Братья! Свои!

Вскоре все были вымыты в бане, переодеты и впервые за много месяцев накормлены досыта.

Михаил Девятаев пошел еще раз взглянуть на самолет. Ои вошел в него узником, приговоренным к смерти, а вышел свободным советским человеком. На борту самолета черными крупными цифрами был выведен его номер «13013».

Вот тебе и несчастливое число!

Самолет приземлился в районе города Вольденберг, километрах в восьми за линией фронта.

…Девятаев после демобилизации вернулся в Казань, откуда ушел на фронт. Здесь его ждала жена — Фаузия.

Казань была дорога Девятаеву и потому, что здесь он провел юношеские годы, кончил речной техникум, в аэроклубе совершил свой первый самостоятельный полет.

Высокий патриотизм Девятаева, его преданность Родине, его гордость советского воина были подтверждены даже… врагами, Михаил Петрович бережно хранит перевод протокола № 211 от 27 июля 1944 года, случайно захваченного нашими войсками у гитлеровцев. В нем со стенографической точностью зафиксировано, как фашистский офицер допрашивал пленного советского летчика.

— Вы русский? — был первый вопрос.

— Нет, я — мордвин, — ответил Девятаев.

— Я не знаю такой национальности.

— Мало ли чего вы не знаете о Советской стране!

На вопрос, сколько боевых вылетов на его счету, — летчик с гордостью ответил:

— Сто!

— Почему вы упираетесь? Ведь мы все равно победим.

— Как же вы победите, если отступаете?

— У нас изготовлено новое оружие, перед которым русским войскам не устоять.

— Советский Союз теперь намного обогнал Германию в массовом производстве современного вооружения, особенно самолетов и танков… Так что Германия неминуемо будет побеждена превосходством русского вооружения.

Рассказы о смелом полете на свободу Михаила Девятаева и его товарищей появились на страницах газет. О необычном подвиге заговорила вся Советская страна. Старшему лейтенанту М. П. Девятаеву было присвоено звание Героя Советского Союза.

В то время Михаил Петрович, добавивший к диплому капитана речного флота свидетельство об окончании курсов судовых механиков, водил служебный катер в Казанском порту.

— Это была служба как служба, особой радости она не приносила, — вспоминает бывший летчик.

Он мечтал о высоких скоростях, о стремительном преодолении пространства.

И все это пришло неожиданно, когда Девятаеву предложили стать испытателем первого в мире судна па подводных крыльях.

С «Ракетой» он познакомился, когда она еще стояла на стапелях завода «Красное Сормово». Летчику сразу понравился новый корабль с его стремительными обводами, скошенной рубкой, похожей на фюзеляж самолета.

А когда он впервые повел «Ракету» по водной глади, то сразу убедился в неоспоримых преимуществах катера на подводных крыльях. Рядом с ним стоял конструктор «Ракеты», энтузиаст создания крылатых кораблей Ростислав Евгеньевич Алексеев и время от времени просил:

— Ну, поднажмите еще немного!

Скорость «Ракеты» все возрастала и возрастала. Подобно самолету летела она мимо кранов барж, тяжелых плотов, толкачей-буксиров, старых колесных пароходов. Уже в первых испытаниях «Ракета» показала невиданную скорость — шестьдесят-семьдесят километров в час.

Когда Девятаев выводил свой стремительный белый корабль на большую дорогу России, все любовались новым крылатым чудом.

А мальчишки бежали по откосам вдогонку «Ракете» и восторженно вопили:

— Самолет! Самолет летит по воде!

Михаил был счастлив. Опять его сильные, умелые руки сжимают штурвал, пусть не истребителя, а речного судна, но судна на подводных крыльях.

Он испытывал «Ракету» на Волге и на Черном море, совершил первый скоростной рейс из Горького в Казань и обратно. И каждый раз на это уходило шесть, шесть с половиной часов вместо суток с лишним, как на обычных пассажирских волжских пароходах.

Первый капитан первой «Ракеты» приводил свой катер на подводных крыльях в Москву, где им любовались участники Международного фестиваля молодежи. Он плавал на нем по Дону, Днепру.

Девятаев стал не меньшим энтузиастом строительства кораблей на подводных крыльях, чем их создатель Алексеев. Конструктор не раз посвящал его в свои планы и мечты о будущем, когда по гигантским водным артериям Советской страны и по омывающим ее морям на огромных скоростях будут мчаться газотурбопароходы на подводных крыльях. Алексеев прислушивался к советам и рекомендациям капитана своего первого корабля,

Стал ходить по Волге (я чуть не сказал — летать) «Метеор», настоящий большой теплоход, за которым «Ракете» не угнаться.

А на стапелях «Красного Сормова» родился еще более мощный трехсотместный корабль на подводных крыльях — «Спутник».

Катера на подводных крыльях мчатся теперь не только по Волге, но и по Енисею и Оби, Лене и Индигирке, вдоль Кавказского и Крымского побережья.

Девятаев стал водить «Метеор» из Казани в Горький, из города, в котором обосновался, до города, в котором живет его лучший друг Иван Павлович Кривоногов. Одно время инициатор побега из лагеря на самолете работал товароведом Волжского пароходства. Но время, проведенное в фашистском концлагере, пытки и лишения дали себя знать, и он вышел на пенсию. Во время навигации чуть ли не через день, в каждый приход «Метеора» в Горький, встречаются друзья в новой квартире Ивана Павловича на Должанской улице.

…Мчится «Метеор», и хотя уже присмотрелись к нему на Волге, все равно белоснежному кораблю на подводных крыльях с берегов машут вслед, а встречные суда приветствуют его протяжными гудками и пронзительным воем сирен.

Михаила Петровича знают и любят на Волге. И на любой пристани, будь то Васильсурск пли Мариинский посад, Козьмодемьянск или Красный Волгарь, пассажиры, приобретая билет на «Метеор», нет-нет да и спросят:

— Поведет Девятаев? Хорошо бы, если он!

Уважают волжане людей веселых и сильных, смелых и добрых.

Силуэт огромного самолета, плывшего в небе Подмосковья, был необычен: примерно посредине очень длинной серебристой сигары — прямые короткие крылья, в хвостовой части машины четыре двигателя. Ошибиться было

нельзя — в голубой июньской высоте показался новый воздушный гигант ИЛ-62.

Все, кто загорал на пляже у озера Бисерово, долгими восхищенными взглядами провожали новый корабль.

Читал я в газете, что он сто восемьдесят шесть пассажиров берет, — авторитетно пояснял какой-то молодой человек. — Скорость — девятьсот километров в час. Может без посадки лететь до Нью-Йорка… Испытывает его знаменитый Коккинаки…

Услышав это имя, я вспомнил, что не успел еще сделать, пошел к себе на дачу и раскрыл записную книжку-календарь. Там, под датой «25 июня 1964 года» было записано: «60-летие Коккинаки. Не заб. позд.»

Выходит, и в день рождения Владимир Константинович пошел в очередной испытательный полет. Время дорого, когда «доводишь» гигант, которого ждут не дождутся на воздушных трассах.

Мы были летчиками-однокашниками, почти сверстниками. Но все пилоты моего поколения уже «отлетались». Пожалуй, дольше всех из нас держал в руках штурвал самолета мой земляк и сосед по дому, полярный летчик, Герой Советского Союза Илья Павлович Мазурук. Он водил корабли до 57 лет. Мне врачи запретили самостоятельно летать в 55 лет, хорошо что еще разрешают подниматься в воздух в качестве пассажира!

Удивительное профессиональное долголетие у Коккинаки.