– Мне кажется, что да.

– Тогда бери шляпу и поехали. По дороге расскажешь.

Комиссар на секунду задержался у столика секретаря и попросил передать шефу, что на утреннем собрании его не будет. Во дворе он сразу направился к одной из маленьких черных машин судебной полиции.

– Садись за руль.

Когда они выехали на набережную, добавил:

– Рассказывай. Быстро.

– Я провел ночь в «Отеле де Берри», в снятой мною комнате.

– Пикемаль так и не появился?

– Нет. Зато на улице всю ночь дежурили люди из Службы безопасности.

Мегрэ знал, что так оно и будет. Это его больше не беспокоило.

– Я не хотел заходить в комнату к Пикемалю посреди ночи, потому что мне пришлось бы зажечь свет, который обязательно увидели бы с улицы. Поэтому я дождался рассвета и только потом обследовал квартиру более тщательно. В частности, перебрал книги и пролистал их. В одной из работ по политической экономике я нашел письмо. Судя по всему, его использовали как закладку.

Продолжая держаться за руль одной рукой, Лапуан вынул из кармана бумажник и протянул Мегрэ.

– В левом кармашке. Письмо на бланке с шапкой палаты депутатов.

Это был небольшой листок, из тех, которыми члены Палаты пользуются, чтобы писать друг другу служебные записки. На письме стояла дата: прошлый четверг. Почерк был мелким, небрежным, буквы налезали друг на друга, разобрать окончания слов было сложно.

Подписи как таковой не было, просто нечитаемый росчерк, который мог означать любую букву алфавита.

– Полагаю, письмо от Жозефа Маскулена? – проворчал комиссар.

– Его. Я провел немало времени у приятеля, работающего стенографом в Палате. Ему знаком почерк почти всех депутатов. Достаточно было показать ему первую строчку письма и росчерк, как он узнал почерк Маскулена.

Они уже приехали на бульвар Сен-Жермен. Перед министерством было настоящее столпотворение. В основном машины журналистов. Мегрэ окинул взглядом тротуар напротив. Никого из Службы безопасности не было видно. Похоже, теперь, когда «бомба» наконец «взорвалась», они сняли наблюдение.

– Вас подождать?

– Пожалуй.

Комиссар пересек двор, поднялся по широкой лестнице и вошел в приемную с желтоватыми колоннами, устланную темно-красным ковром. Здесь он увидел множество знакомых лиц. Два-три журналиста кинулись было к нему, но их опередил расторопный секретарь.

– Сюда, господин комиссар. Господин министр вас ожидает.

В огромном сумрачном кабинете, где даже в этот час горели лампы, Мегрэ увидел Огюста Пуана. Стоявший посреди помещения, он показался комиссару ниже ростом и массивнее, чем в квартире на бульваре Пастер. Министр протянул руку Мегрэ и чуть задержал в своей, с той настойчивостью, которая свойствена людям, только что пережившим душевное потрясение и благодарным за любое проявление участия.

– Спасибо, что приехали, Мегрэ. Я уже не раз пожалел, что втянул вас в эту историю. Как видите, я не зря беспокоился!

Он повернулся к женщине, которая только что закончила говорить по телефону и как раз вешала трубку.

– Познакомьтесь с моей секретаршей, мадемуазель Бланш. Я говорил вам о ней.

Мадемуазель Бланш с подозрением уставилась на комиссара. Чувствовалось, что она заняла оборонительную позицию от всего и вся. Руки она не протянула, только коротко кивнула головой. Лицо у нее было простое, ничем не примечательное, но под незатейливым черным платьем, единственным украшением которого был белый кружевной воротничок, комиссар с удивлением заметил очертания еще молодого и красивого тела, несомненно способного вызвать желание.

– Если вы не против, пройдемте в мои апартаменты. Никогда не чувствовал себя свободно в этом кабинете. Бланш, посидите у телефона?

– Да, господин министр.

Пуан открыл одну из дверей в глубине кабинета, пробормотал все так же без интонаций:

– Вы разрешите мне пройти вперед? Тут все довольно запутанно…

Казалось, он и сам еще не слишком хорошо ориентировался в этих пустых коридорах, и, каждый раз оказавшись перед очередной дверью, на секунду замирал перед тем, как взяться за ручку.

Они поднялись по узкой лестнице, наверху прошли через две пустые комнаты. Появление горничной в белом фартуке и с метлой в руках указало на то, что они покинули официальную часть здания и находятся в частных апартаментах.

– Ах да, я же хотел познакомить вас с господином Флёри. Он сидел в соседнем кабинете. Совсем из головы вылетело.

Послышался женский голос. Пуан толкнул последнюю дверь, и они оказались в небольшой гостиной. У окна сидела женщина, рядом стояла молодая девушка.

– Мои жена и дочь. Я решил, что лучше нам побеседовать в их присутствии.

Мадам Пуан ничем не отличалась от тех обывательниц средних лет, которые каждый день во множестве встречаются на улице, в магазинах и на рынках. Лицо у нее было такое же усталое, как у мужа, глаза немного пустые.

– Я должна поблагодарить вас, господин комиссар. Муж мне все рассказал, я знаю, как помогла ему ваша встреча. Спасибо за поддержку.

На столике были разложены свежие газеты с кричащими заголовками. Мегрэ сначала не обратил внимания на дочь, которая, как впоследствии оказалось, была намного спокойнее и лучше владела собой, чем родители.

– Хотите кофе?

У комиссара возникла ассоциация с домом, где недавно кто-то умер. Обычный ход вещей непоправимо нарушен, люди потерянно бродят из одной комнаты в другую, иногда суетятся, но при этом понятия не имеют, что надо делать и говорить.

– Вы успели прочитать утренние газеты? – спросил наконец Пуан, продолжавший стоять посреди комнаты.

– Только заголовки просмотрел.

– Мое имя еще нигде не фигурирует, но пресса уже все знает. Судя по всему, информация поступила к ним около полуночи. Меня предупредил знакомый, он работает верстальщиком на улице Круассан. Я немедленно позвонил президенту.

– Как он отреагировал?

– Не берусь судить, удивился он или нет. Я вообще больше не берусь судить людей. Я, конечно, разбудил его. И конечно, он выразил некое удивление, но мне показалось, что оно было не совсем искренним.

Министр по-прежнему говорил тихо, без всякого выражения, будто слова теперь не имели для него особенного смысла.

– Присаживайтесь, Мегрэ. Прошу прощения, я останусь стоять, потому что сегодня с утра просто не могу заставить себя сесть. Тревога охватывает. Я должен стоять, а еще лучше – двигаться. К тому моменту, когда вы приехали, я уже целый час вышагивал по кабинету, пока секретарша отвечала на телефонные звонки. На чем я остановился? Да. Президент сказал что-то вроде: «Что ж, старина, придется расхлебывать эту кашу». Это в точности его слова, если не ошибаюсь. Потом я спросил, кто скрывает Пикемаля, не его ли люди. Вместо того чтобы прямо ответить, он пробормотал: «С чего вы взяли?» Потом объяснил, что ни я, ни какой-либо другой министр не может знать, что на самом деле происходит в подотчетных ему ведомствах. Прямо целую лекцию на эту тему прочел. «На нас взваливают всю ответственность, – говорил он, – совершенно отказываясь понимать, что наши подчиненные видят в нас лишь временных начальников, что те, кому мы отдаем приказы, еще вчера подчинялись другому человеку и прекрасно знают, что завтра ими будет командовать кто-то другой». Я предложил: «Несомненно, лучшее, что я могу сделать, – это завтра же попросить вас об отставке». – «Не торопитесь, Пуан. Вы застали меня врасплох. В политике редко все происходит так, как было запланировано. Я подумаю над вашим предложением и перезвоню вам». Полагаю, он созвонился с несколькими моими коллегами. Может, у них даже состоялось собрание. Не знаю. У них теперь нет никаких причин держать меня в курсе дел. Остаток ночи я провел, меряя шагами комнату, а жена все пыталась меня успокоить.