Разрешат мне выносить — да бога ради! Выноси, что хочешь, хоть всю камеру; не разрешат — извините! У меня приказ! Короче, разводящий оставляет меня на попечение охранников, а сам куда-то убегает.

Вероятно, за старшим смены. (Конверт, между прочим, остается у меня.

Отнять его и забрать с собой разводящий так и не решился.) Буквально через пару минут прибегает старший смены. Практически слово в слово повторяется весь предыдущий диалог с разводящим. («Не положено…» — «Посмотрите пункты «Правил внутреннего распорядка»…» и пр.) Я с интересом наблюдаю за старшим смены и с любопытством жду, что же будет дальше? Честно говоря, мне его даже жаль. В данном случае ему ведь можно только посочувствовать. Поставьте себя на его место. Вот что делать? Отнять у меня конверт и вскрыть его? Но, во-первых, похоже, это действительно незаконно, а самое главное, совершенно неизвестно, как я себя в этом случае поведу? Человек я знаменитый, да и характер у меня, судя по всему, не сахар. Что я за птица, я уже наглядно продемонстрировал. Чуть что — сразу голодовка, лежание на холодном полу и прочие ужасы. Что я сейчас выкину, если у меня конверт отнять? Опять новую голодовку объявлю? Только-только меня из этой-то еле-еле всем изолятором уговорили выйти, все начальство ко мне на поклон приходило, а теперь опять?! И это еще в лучшем случае!

А может, теперь я вообще вскроюсь?! В знак протеста против нарушения моих конституционных прав! А кто будет виноват? Тяпкин-Ляпкин? А подать сюда Тяпкина-Ляпкина! Вот то-то и оно! Начальству бежать докладывать? А сам-то ты кто? — резонно возразят тебе. Начальник смены или хуй с горы? Что это ты сам решения принять не можешь и советоваться прибежал? Думаешь, ты самый умный? Стрелки на нас перевести хочешь? Ответственность переложить? Этот же вопрос в твоей компетенции! Вот и действуй строго по закону. Как положено. И то, кстати, как ты, пидор, пытался на нас сейчас всю ответственность свалить, а сам в стороне остаться — это мы тебе еще припомним!

Начальник смены все это прекрасно понимает и потому колеблется… Но какое-то решение принимать надо, причем немедленно. Секундное замешательство, и — решение принято! — Я не разрешаю Вам брать с собой запечатанный конверт! Или вскрывайте его сейчас на наших глазах, или оставляйте в камере. — И что будет, если я его вскрою? — интересуюсь я. — Вы его просмотрите? — Естественно! — Ничего естественного тут нет! Просматривать жалобы, адресованные Уполномоченному по правам человека в РФ запрещено законом. — Или оставляйте конверт в камере, или вскрывайте! Запечатанный конверт я Вам брать с собой не разрешаю! Понятно. Мой ход, короче. Что делать?

Можно, конечно, сразу отказаться идти к адвокату и объявить, к примеру, новую голодовку. Тем более, что формально-то я прав. Закон в данном случае явно на моей стороне (хотя толку от него, от этого закона…) Но можно и не форсировать события. Встретиться сейчас с адвокатом, посоветоваться, спокойно обсудить ситуацию… Жалобу на имя начальника написать. А то ведь, блядь, уеду сейчас опять на хуй в свой склеп на первый этаж — адвокат даже и знать не будет, что же, собственно, случилось-то? Узнает только во вторник, когда в следующий раз придет со мной встретиться. Так чего же мне следующего раза-то ждать и на сборке все это время голодным сидеть, если можно с ним прямо сейчас посоветоваться? В общем, решено! Так мы, пожалуй, и поступим. Пойду пока, поговорю с адвокатом, а там уже видно будет.

Голодовку, в конце концов, я всегда объявить успею. Приняв для себя это решение, я сразу же сообщаю его охранникам. — Хорошо, — спокойно заявляю я им, — в таком случае я оставляю конверт в камере.

Охранники молча ждут, пока я возвращаюсь назад в камеру, бросаю конверт на свою шконку и затем снова выхожу в коридор. — Проходим! — кивает мне разводящий. — Руки за спину! Мы поднимаемся наверх, на шестой этаж, меня заводят в комнату для свиданий с адвокатами, наскоро обыскивают и оставляют одного. Минут через пять заходит адвокат. Я быстро, в двух словах, обрисовываю ему ситуацию, и мы обсуждаем план наших дальнейших действий. Решаем, что я завтра же пишу жалобу на имя начальника, а сегодня, сразу же со свидания адвокат лично отправится к начальнику на прием и попытается с ним поговорить. На том и расстаемся. Я иду в камеру писать жалобу, а адвокат — пытаться попасть на прием к начальнику тюрьмы. На следующее утро, в субботу (в связи с праздниками — это рабочий день), я отдаю на утренней проверке свою жалобу и начинаю ждать ответа. Сегодня, кстати, уже четверг, но ответа пока так и не поступило. По крайней мере, на днях, на шмоне, конверт у меня не отняли, хотя определенные поползновения и попытки наблюдались. («А почему?.. Мы имеем право все просматривать…» и т. п.) Впрочем, попытки весьма слабые и по сути лишь чисто символические, просто для порядка. Вот в таком именно положении и находятся дела к настоящему моменту. Отсюда, блядь, вопрос: «Что делать? Брать сейчас конверт с собой или от греха подальше в камере оставить?» Что-то у меня на сердце неспокойно… А вдруг это не адвокат?! Хотя с другой-то стороны, они ведь прекрасно могут и из камеры у меня его забрать.

Что им, собственно, помешает? Так что, пожалуй, пусть уж лучше он при мне будет. Пусть им будет посложнее. Ах, да! А чего я, собственно, думаю-то? Может, мне его еще и взять-то не разрешат? В прошлый раз же не дали. — Конверт-то мне брать или оставить? — Ну, возьмите. «Ну, возьмите»! В прошлый раз — хуй, а сейчас «Ну, возьмите»! Не к добру все это! Ох, не к добру! Чует мое сердце, никакой это, блядь, не адвокат. Однако делать нечего. Деваться некуда. Тем более надо с собой брать, если они какую-то поганку заворачивают. Из камеры-то в мое отсутствие забрать еще проще.

Вообще никаких проблем. Вывел всех на сборку… Без всяких объяснений, естественно. Ну ладно, идем. Конвертик со мной. На душе, честно говоря, что-то неспокойно… Куда меня все-таки ведут? А?..

Ну, понятно! Что не к адвокату — это уже ясно. Не туда мы свернули.

Не к адвокатам. А в логово, блядь, к каким-то пиздам. Осталось только теперь выяснить, к каким именно. Сейчас выясним. Ждать, судя по всему, совсем недолго осталось. В лучшем случае пару поворотов по коридору. Разводящий предупредительно распахивает передо мной дверь какого-то кабинета: «Заходите!» (Набоков. «Приглашение на казнь».

Роман в трех частях. Часть вторая. «Приглашение».) Ну, раз так вежливо приглашают — захожу. Как же, блядь, я могу отказаться?

Воспитание не позволяет. Пажеский корпус плюс тюремные университеты… Pardonnez-moi, messieux! В натуре. Итак, захожу.

Ого! Да тут, блядь, целый синклит, весь шабаш. Все местное начальство в сборе. Во главе с самим и.о. начальника подполковником внутренней службы господином Бирюковым И.А. Собственной персоной.

(Выучил, слава богу, выучил! Сколько уже самых разных заявлений, прошений и жалоб на его светлейшее имя понаписано!) Плюс еще некто в штатском. Немолодой уже, представительный мужчина. Сразу видно, что большой начальник. Он-то, похоже, и есть тут сегодня самый главный.

Проверяющий какой-то, наверное. Из ГУИНа или из прокуратуры. Мужчина в штатском, между тем, приподнимается мне навстречу. — Здравствуйте, Сергей Пантелеевич! Здравствуйте. (Рукопожатия нет.) Кивает на стоящий в углу около двери стул. — Садитесь. — Спасибо. — Я старший прокурор по надзору Генеральной прокуратуры, — представляется он. — Приехал по Вашей жалобе… (Это по какой же? А!.. Где я требую меня в другую тюрьму перевести, наверное.)… Генпрокуратура курирует только два изолятора: этот и ФСБ-эшный… (Лефортово, что ль?)

… Так на что Вы жалуетесь? (На что я жалуюсь? Да на все!! Хуй ли я вообще здесь делаю?!) — Да на!!.. Кхе!.. Кхе!.. (Тьфу, черт! Так чуть было вслух все это ему и не выпалил.)… На нарушения моих конституционных прав по защите. О какой защите можно говорить, если кабинет для свиданий с адвокатом просматривается и прослушивается, а все мои записи, сделанные в ходе встречи с адвокатом, также внимательно просматриваются и изучаются тюремной администрацией. — Просматривать разрешено законом, — замечает мне господин прокурор…