— Сереж! Ты не беспокойся, пожалуйста! Мы тебе не помешаем!
(Твою мать!)
— Да ладно, ешьте. Я уж тогда пойду побреюсь. Давно собирался.
Я начинаю бриться, а коварный змей-искуситель Вася тем временем потчует Цыгана. (Как Сатана Еву.)
— Может, тебе еще и сала порезать?
— А ты будешь?
— Да я ел недавно!..
— Ну, еще!
— Ладно уж, давай тогда пару ложек съем за компанию. Чтобы тебе не скучно было. Хе-хе!..
Потом просыпается Витя, и с ним Вася тоже съедает «за компанию пару ложек»…
Вся эта возня и суета будят в конце концов и Костю.
— Чего там, горох, что ли, сегодня был? Пожалуй, я тогда тоже сейчас пообедаю!
Костя встает, умывается, не торопясь чистит себе лук и чеснок, аккуратно нарезает хлеб и сало. Потом, наконец, достает из телевизора (навесного шкафа) и миску с горохом. Удивленно заглядывает в нее и спрашивает:
— Это что, все?!
— Все, — хладнокровно отвечает ему Вася.
— Что-то маловато. А кто еще не ел?
— Ты и Андрей. (Андрей все еще спит.) Да это, Кость, просто миска большая, вот и кажется, что мало.
Миска и правда большая, и понять, сколько там, к примеру, осталось порций — две или одна — действительно трудновато. (На это-то, вероятно, и рассчитывал хитрый Вася!) Но опытный зэк Костя поступает очень просто. Он берет обычную алюминиевую миску и отливает туда порцию Андрея. Большая миска полностью пустеет. (Увы!
Порция, как оказалось, там была все-таки всего лишь одна! Ах, Вася-Вася!..) Костя некоторое время молча на нее смотрит, потом так же молча идет с этой миской к умывальнику. Тщательно ее там моет, ополаскивает, вытирает и спокойно ставит обратно в телевизор. Затем все также невозмутимо и как ни в чем ни бывало снова садится за стол.
— Ладно, тогда хоть чаю попью с баранками. Баранки-то у нас еще остались?
— Конечно, Кость! В телевизоре на верхней полке в правом углу лежат. В синем пакете. Только чай, наверное, уже остыл.
— Ничего! Теплого попью. Цыган спит? Тогда я его большую кружку возьму. Это у меня вместо обеда будет.
Костя наливает себе огромную, пантагрюэлевскую цыганову кружку чая (литра на полтора! ей-богу, не меньше), кладет туда кусков десять сахара, долго-долго их размешивает (чай и в самом деле уже чуть тепленький) и подносит кружку ко рту…
В этот момент сзади его кто-то неловко толкает. Это Вася, который смутно чувствуя свою вину за съеденный горох (и за вчерашний хлеб) и желая ее теперь хоть отчасти загладить, спешит побыстрее услужить Косте и подать ему баранки.
Кружка расплескивается и заливает Костю с ног до головы сладким и теплым чаем. (Хорошо, хоть не горячим!) Под столом мгновенно образуется огромная лужа. (Я с проклятиями едва успеваю вскочить и спасти тапочки.)
Костя некоторое время тупо на нее смотрит… потом переводит взгляд на свой насквозь мокрый (и липкий!) спортивный костюм… на пустую кружку… Бережно, очень бережно (!) ставит эту кружку прямо на залитый чаем стол, встает и не торопясь и не глядя на Васю молча раздевается до трусов. Трусы тоже оказываются насквозь мокрыми.
Костя, по-прежнему не поднимая глаз и не говоря ни слова, лезет в свой баул, достает оттуда сухие трусы и переодевается. Мокрые он при этом как-то слишком уж медленно и неестественно аккуратно (не делая резких движений!) укладывает вместе с костюмом в пластмассовый тазик. (На Васю он смотреть при этом по-прежнему избегает.) Затем все так же заторможено и плавно бредет как лунатик к двери, берет там тряпку и старательно вытирает лужу. Моет пол во всей камере.
Тщательно и долго полоскает потом тряпку в ледяной воде. (Бр-р-р!.. мне даже смотреть-то на него, и то холодно!) Медленно и не спеша, но какими-то судорожными движениями, как в плохой замедленной съемке, расстилает тряпку у двери и чуть ли не любовно ее разглаживает.
После чего, все с тем же пугающе ледяным спокойствием, но как-то механически, как в каком-то летаргическом сне, начинает прямо под струей обжигающе холодной, ледяной воды стирать свои трусы и спортивный костюм. (Лицо при этом у него напоминает застывшую маску.
Глаз на Васю он так и не поднимает.)
В камере все это время царит мертвая тишина. Вася прямо-таки закоченел на своей шконке от ужаса! (Он вообще, кажется, слегка побаивается Костю с Витей. Ну, еще бы! Особый режим, как-никак!
Полосатики! В случае войны, например, подлежат немедленному уничтожению. Как особо опасные и непредсказуемые.) Я же кусаю себе губы и изо всех сил сдерживаюсь (буквально уже из последних сил), чтобы не расхохотаться!
Наконец Костя заканчивает свою кошмарную летаргическую ледяную стирку (обычно в таких случаях местную арктическую воду мы все-таки хоть слегка, да подогреваем), развешивает на веревке свои вещи и все так же молча и ни на кого не глядя ложится на шконарь. Уже укрывшись до подбородка одеялом и безразлично глядя прямо перед собой в пространство, он совершенно бесцветным и безжизненным голосом без всякого выражения произносит: «Встал, блядь, гороху поесть! Вымыл миску, пол в камере, постирал свой спортивный костюм и трусняк снова лег спать». После чего отворачивается к стене и укрывается одеялом теперь уже с головой.
Я уже больше не могу сдерживаться и начинаю оглушительно хохотать. Я все хохочу, хохочу, хохочу до слез и никак не могу остановиться. (Вася за все это время так и не издал ни единого звука!) Витя просыпается, некоторое время с недоумением на меня смотрит, потом что-то бормочет и засыпает снова. Наконец я кое-как успокаиваюсь. Вытираю слезы, раскрываю наугад книгу и, время от времени все еще всхлипывая, пытаюсь читать. (Точнее, пытаюсь прийти в себя.) В этот момент просыпается наконец-то и Андрей. Он потягивается, зевает, а потом лениво спрашивает: «А что там у нас сегодня на обед было? Горох? Тогда я тоже, пожалуй, сейчас пообедаю!»
Дальше я ничего не помню. Помню только, что у меня, кажется, началась самая настоящая истерика, и я буквально катался по камере от хохота… И вот даже до сих пор, глядя, как Вася суетится у кормушки со «своей шленкой», я… Впрочем, неважно.
Р.S. Насчет утренней малявы пока все тихо. Наверное, просто какая-то ошибка.
2 мая, пятница
Костя с Витей решили сходить все-таки хоть раз на прогулку.
Подышать, так сказать, свежим воздухом. Вася тоже поначалу непременно хотел идти и даже неоднократно во всеуслышанье об этом заявлял («Какая сегодня погода прекрасная!»), но в самый последний момент почему-то вдруг передумал.
«Что-то он с нами на прогулку в последнее время не ходит, — заметил по этому поводу Витя. — С Цыганом ходит, а с нами нет». — «Значит, есть причина!» — злобно ответил Костя. (Костюм и трусы его до сих пор не высохли…)
Во время прогулки в соседнем дворике начали вдруг ломиться в дверь. «Старшо-ой! Старшо-о-ой!! Откройте, человеку хуево!»
Бесполезно. Зов вопиющего в пустыне. Так до конца прогулки и провопили.
В камере Витя первым делом спрашивает Васю:
— Вася, ты чего на прогулку сегодня не пошел?
— Да… так… расхотелось что-то…
— Борисыч! Ты с каждым днем все скромнее и скромнее становишься!
Тебя так секретарша потом не узнает.
Вася с готовностью улыбается, но молчит.
— Или она тебя по запаху узнает?!
Вася по-прежнему ничего не отвечает.
Из-за прогулки Костя с Витей так больше и не заснули. Несколько раз ложились, потом опять вставали, пили чай с баранками и пр., и пр. Вконец измучившись, Витя предлагает мне сыграть партию в шахматы. Я подвигаюсь на лавке и собираю бумаги. Витя садится рядом, достает доску, ставит ее на стол и начинает расставлять фигуры. Я заканчиваю возиться с бумагами и собираюсь уже перейти на другую сторону стола, как в этот момент Вася вдруг неожиданно спрашивает:
«А вы в одном ряду будете играть? (Сидя на одной лавке, с одной стороны стола.) Можно, я с другой стороны сяду, поем?» — «Вась, ну ты что, в натуре? Никогда не видел, как в шахматы играют?» — «Да откуда я знаю!»
