Ни одна мышца не двигается. Челюсть подвязана на веревке. Кормят через трубку. Было это уже восемь или десять лет назад. Невеста, кстати, так больше замуж и не вышла. Каждый день у него под окнами стоит. А он ее не пускает. Не хочет, чтобы она его таким видела. Он выглядит сейчас, как живой труп. Кожа да кости. Так вот, чтобы за ним ухаживать, нужны четыре женщины. Ему же все надо делать, убирать за ним, кормить. Он же ничего не может. В несколько смен надо работать. Родственников у него нет. Только бабушка восьмидесятилетняя. И живет он только за счет богатых спонсоров.
Государство вообще ничего не платит! Ни пенсии, ни пособия — ничего!
А видишь потом этого жирного Киселева на десятилетнем или каком там юбилее НТВ. Столы!.. Все ломится!.. Это несовместимо!!
Вечером получаю от Вити очередную маляву. Точнее, блядь, вступаю с ним в целую переписку.
«Сейчас по тюрьме идут воровские прогоны и обращения. В сопроводе отмечается, что все хаты ознакомлены, кроме вашей. Или будем загонять, или надо отписывать ворам». (Отписывать ворам? Опять какие-нибудь заморочки начнутся…) — «Загоняйте!» — «У вас нет опыта работы с дорогой, а если вы уроните воровской прогон — будут серьезные проблемы. Давай лучше, мы будем в сопроводе сами отмечать, а вам только смысл излагать. Обсудите этот вариант. Если нет — будем загонять». (Господи! Серьезно-то все как! «Обсудите!» С кем? С Васей и Цыганом? Ну, «обсуждаю». Тем, естественно, все по хую!) — «Обсудили. Все согласны. Излагайте смысл!»
Черт! «Уроните!.. Проблемы!..» Должность «смотрящего» неожиданно предстает мне в каком-то новом свете…
19 мая, понедельник
На прогулке Цыган показывал степ, чечетку, испанку и пр.
Совершенно профессионально, надо признать. А заодно рассказывал о своих женах. (Интересно, а у Синей Бороды сколько жен было?
По-моему, тоже как раз двенадцать?..)
— Да я уж и не помню всех. Кого и как трахал. Только некоторых.
Как я над ними издевался, там, например… Ну, баба есть баба! Помню хорошо норвежку. Но она, видишь, не хотела здесь оставаться. «Уедем!.. Уедем!..» А я не хотел ехать.
Да и визы все эти надо было собирать… И когда я уже понял, что жить не будем — как я над ней издевался! Втроем ее ебал, честно говорю! Всем друзьям дарил!
— Как же она соглашалась?
— А куда ей деваться?! Я же ее прижал! Она такая своенравная была! Гордая! Чуть что — обижается и уходит! Я ей потом говорю: «Что ты меня позоришь? Перед людьми. Вот теперь тебя надо наказать — дашь тому!» А она все надеялась, что я ее не брошу — и соглашалась.
Понимала, что все уже! Но все-таки надеялась. Поэтому все и делала.
А потом писала оттуда, звонила. Месяца три писала. Я ей не отвечал.
«Приезжай, пишет, я тебе здесь все сделаю. Ресторан куплю, будешь там выступать. Можешь со всей своей группой приезжать. Выступать здесь будете. Я все вам устрою. (У нее папа какой-то очень богатый был.) А что ты надо мной издевался — я тебе все прощаю! Я же понимаю — ты мужчина…» Я ей написал в конце концов: «Не пиши мне больше! Я уже женился!» А я и вправду сразу опять женился. Но больше всего я Еву любил из Гидрана. Она красивая была — пиздец! Как твоя жена.
(Только не зазнавайся!) Я как твою жену в газете увидел — и сразу Еву вспомнил. Татка! Из татских горных евреев. Лицо точеное, фигура… Но ростом, правда, небольшая. Мы когда с ней куда-нибудь заходили, все только на нее и смотрели! Но у нее мать против меня настроена была. Ей одна из моих прежних жен напела. Что он бабник, наркоман… Детей у него по всему Союзу!.. И вот сидим мы на Пасху в «Мире». Я на Пасху всегда стол собирал и всех родственников приглашал: мать, братьев, сестер, а «Мир» же такая гостиница была, туда не всех пускали! Но я-то делегат от Верховного Совета Чечни был — меня пустили. Так вот, сидим мы за столом, а она мне: «Мне уходить надо. Меня мама ждет». И показывает мне от нее письмо: «Если ты за него выйдешь — я повешусь!» Я ей говорю: «Ах ты, сука! Ты с кем жить собираешься — с мамой или со мной? Если с мамой — зачем ты мне голову морочила?» И за волосы схватил — а у нее волосы длинные, ниже колен — на руку намотал, и как въебал о стенку! Убил! Она потом неделю на работу не ходила. Все лицо черное было! Ну, мне же обидно — мать сидит, а она: я ухожу!
— А она тебе потом не звонила?
— Звонила. Сестре. «Скажи Анатолию, что я его люблю и хочу от него ребенка. Давай мы родим, а потом мама уже нас примет». Но это уже нет. На хуй!
— А сколько у тебя детей?
— Пять. Три сына — Жофрей, Альфред и Антонио и две дочери — Эсмеральда и Рада.
— Жофрей? Что это за имя?
— А это в честь Жофрей Д`Эсперан из «Анжелики маркиза Ангелов». В честь этого актера. Я ему письмо даже посылал: «Я тоже артист.
Назвал сына…» И он ответ прислал с поздравлениями!
— А взрослые дети?
— Старшему уже тридцать семь лет. От первой жены.
— От семнадцатилетней?
— Ей шестнадцать тогда было. Она потом сразу же опять замуж вышла, чтобы позор покрыть. И сошло! Муж думает, что это его ребенок. А она потом говорила, что он на меня похож. Все черты мои!
А один сын у меня сидит сейчас. Я инфаркт тогда получил. Футболку какую-то в магазине украл, чтобы телку свою в ресторан сводить. А я на гастролях был, денег у него не было. Связался с молодой девкой. Я ему говорю: «Покажи мне ее. Я тебе сразу скажу!»
— Ну, да! Вы же специалист. Сразу видите!
(К Цыгану я обращаюсь иногда на вы, иногда на ты. Обычно на вы.)
— Да, я насквозь вижу! Он привел. Я ему говорю: «Ты извини, Антонио, но я тебе честно скажу. Ты сейчас уйдешь, и она через пять минут у меня сосать будет, или я ее буду ебать! Она блядь!» Но он не послушал. Ну, не знаю. Дала она ему, что ли, хорошо? Не знаю! А парень красивый, высокий! В лагере сейчас сидит. Из-за какой-то суки!
— А румынка, Вы говорили, у Вас была?
— А… Это на гастролях. Но мы с ней недолго пожили. Я же весь мир с гастролями объездил. Где я только не был!
Охранник открывает дверь дворика. Прогулка закончена.
В камере разговор про жен продолжается. Точнее, диалог Цыгана и Васи.
— А я своей жене написал. Зачем я тебе? Старый, больной человек.
Устраивай уж свою жизнь, как знаешь! Так она мне такое письмо прислала!
«Люблю! Буду ждать!»
— Я, честно говоря, своим тоже написал. Не ждите, мол, живите без меня, как знаете. Мне жена с дочерью тоже написали, что ждать будут! Да и Костя с Витей, я слышал, что-то подобное говорили.
— Костя ревнивый — это плохо. Я вот никогда не ревновал.
— Чего тебе ревновать! У тебя же двенадцать жен было, а у Кости одна.
— Ну, да. Найду другую. Я и сейчас подумал: выйду, погуляю на свободе! Мало ли вокруг людей хороших!
— Костя по-настоящему страдает. Он свою жену очень любит, это видно! Он молодой, она молодая. Она приходит на свиданку с распущенными волосами, он возвращается, счастливый весь…
— Видел я костину жену. Обычная овечка. Ничего особенного.
Крашеные волосы. Стерва хорошая. Сразу видно! Мне она не понравилась. Я сразу вижу. У меня опытный взгляд. У Сергея Пантелеевича самая красивая жена! Я честно говорю. (Повторяю: не зазнайся!)
Вечером за чаем рассказываю Цыгану и Васе легенду про заколдованный замок.
«Есть такая легенда. Английская, кажется. В заколдованном замке живет волшебник. И каждому попадающему туда рыцарю он предлагает выпить вино из волшебного кубка. Если жена рыцарю изменяет — вино расплескивается. И все пили, и у всех расплескивалось. Пока один не отказался. «Я верю своей жене, но нельзя искушать судьбу! Нельзя заглядывать за покрывало Изиды! За ту завесу, за которую смертному заглядывать не положено».
Оба некоторое время молчат и обдумывают услышанное. Потом Вася говорит: «Я бы тоже не стал пить!» — «А я бы выпил! — немедленно отвечает ему Цыган. — Пришел, сразу: пошла на хуй! Я завтра еще пять приведу!»
