— Не мне быти на этом нечестивом совете, — сказал он и гордо вышел из палаты, бросив презрительный взгляд на старца, который только что вошёл, и отвесил низкий поклон князю и его дружине.
— Призван я сюда, — сказал он, видя, что жрец, разозлившись, ушёл, — не затем, чтоб смущать своим видом и речами, а правду молвить: Извой извлёк меня из моего старческого уединения, и я, внемля его просьбе, явился, княже, пред твои светлые очи: что надобно тебе от больного старца?
— Земно кланяюсь тебе, за то, что послушался его, — отвечал Владимир. — Треба, по которой я призвал тебя, велика: много лет я думаю и терзаюсь вопросом, какая вера лучше... Много уж перебывало у меня разных послов с восхвалением их вер, да, вишь, мучусь я сомнением: все веры, молвит каждый, хороши, а их лучше, и не ведаю я, кого слушаться. И вот понаслышан я, что ты человек благочестивый и мудрый, поэтому поведай нам, чем отличается вера греческая от других и какая правая и истинная?
— Каждый хвалит свою веру, и я, как христианин, буду хвалить ту, которую исповедаю, — отвечал старец. — Тебе известно, княже, что бабушка твоя Ольга приняла крещение от греков, я принял его вместе с нею, и эта вера — лучшая из всех, иначе бы её не приняла та, великий разум которой известен всем. Дух её над нами, и она видит, что я говорю правду.
— Да, это я знаю, — сказал Владимир, — но скажи нам, старче, в чём заключается учение вашей веры.
— Если позволишь, княже, то я расскажу вам о Господе нашем Иисусе Христе и обо всём том, что ведать надлежит каждому верующему христианину.
— Говори, говори, — отвечал князь. — Для того я и обеспокоил тебя, чтоб проведать о греческой вере.
Старик, помолчав немного, начал свой рассказ от начала мира. Он говорил кратко, но понятно. Рассказав содержание Ветхого и Нового Заветов, он перешёл к рассказу о рождении Спасителя и искуплении рода человеческого.
Все слушали его с большим вниманием, но когда он начал говорить о загробной жизни, то Владимир снова вспомнил то, что он видел во сне. Мисаил рассказал князю о страшном суде, и Владимир понял, что предвещал его сон, если он останется в язычестве.
— Да! — воскликнул Владимир. — Хорошо тем, кто наверху, и горе тем, кто внизу!
Мисаил улыбнулся и сказал:
— Если хочешь быть наверху — крестись, князь, и ты постигнешь сие блаженство.
Слова Мисаила произвели большое впечатление на всех, и невольно каждый прошептал про себя:
— Да, горе тем, что внизу... Нет, мы не хотим быть на их месте...
— Да будет над вами моё благословение, бояре и старейшины, и да осенит вас Господь Своею святою благодатью на добрый путь. Прими, княже, сию память от меня, — прибавил старец, подавая ему Евангелие, — и да послужит оно тебе постоянным напоминанием того, что молвил я сегодняшний день... А теперь отпусти отдохнуть... Устал я, и душа моя, преисполненная радости, требует успокоения в молитве.
Мисаил ушёл, а князь и старейшины начали обсуждать сказанное им. Все были проникнуты истиною и соглашались начать новую жизнь. Но князь ещё колебался, говоря, что сам он хоть сейчас готов принять греческую веру, но народ свой неволить не будет. Ввиду этого решено было собрать всех для обсуждения этого вопроса.
На следующий день снова собраны были все мудрейшие старцы на совет. Владимир слушал их споры, так так большая часть язычников стояла за язычество и говорила, что предки их не принимали этой веры и они не хотят принимать.
Владимир был недоволен и, наконец, обведя всех грустным взглядом, остановил его на Извое и Ру славе.
— Все много молвили, спорили, препирались, а вы молчали, — сказал им Владимир, — Оба вы молоды, но я вижу по вашим лицам, что вам есть что сказать. Поведайте честному народу...
— Если на то твоя воля, государь, — отвечал Извой, вставая, — то мой совет таков: пошли, государь, мудрейших старшин в разные земли посмотреть и разведать на месте, какая из всех предложенных тебе вер лучшая, при той и останься...
— Молод ты и зелен, — сказал Богомир, — а мысли твои старее всех нас... Доподлинно верно молвит он, княже: выбери мужей разумных и пошли их на спроведки... Пусть объедут все земли, пусть рассмотрят, научатся всему и тогда, вернувшись, по справедливости скажут нам, какая из вер лучше.
— Да, да! — раздались голоса. — Послать людей...
— Быти по сему, — решил Владимир. — Тем паче быти, что ни я, ни вы, умнейшие и мудрейшие мои дружинники и старейшины, не ведаете, где начало зла и конец добра... Спасибо вам, мои други и побратимы, — прибавил он, обращаясь к Извою и Руславу, — за добрый совет. Да будет положено начало тому доброму делу, которое вы старались внушить мне своей дружбой, преданностью и верной службой... Ныне же, старейшины, изберите меж собой десять мужей и, в добрый час, отправляйтесь в путь...
XXX
Через год мужи, посланные узнавать о верах, вернулись в Киев.
Князь велел тотчас собрать всех киевских старейшин для присутствия при их отчёте.
Когда все собрались, Владимир сказал:
— Ну, поведайте нам, мудрейшие мужи, что видели и слышали в чужих странах.
— Были мы всюду, — говорили они, — и у хозар, и у булгар камских, и у немцев, но ни одна вера нам так не понравилась, как греческая. Видели мы все службы, но ни одна не обладает такою красотою и приятностью, как сия, и когда нас ввели в греческий храм, то мы не знали, где находимся: на небе или на земле... Всё мы не сумеем рассказать о службе, но знаем, что в их храме Бог пребывает с людьми, что служба их лучше других и что красоты этой службы и ангельского пения в храме нельзя забыть... Нас приняли там, как не принимали нигде. Мы не можем забыть всего того, что видели там, и как человек, вкусив сладкого, не хочет горького, так и мы не хотим быть тем, чем были до сей поры.
Извой и Руслав торжествовали.
— Если бы греческий закон был худой, — сказали старейшины, — то твоя бабка Ольга не приняла бы его, а она была мудрейшая из женщин.
— Да свершится над нами воля Господня! — сказал Владимир. — Всем этим мы обязаны моему побратиму Извою, первому, кто внушил мне благочестивую мысль о христианстве, и Руславу, который, вместе с Извоем, окружал меня преданными мне людьми — христианами, стоявшими на страже справедливости и добрых дел моих... И да укрепит нас Всевышний довести начатое дело до конца.
При этом он поцеловал Извоя и Руслава.
На следующий день все горожане были оповещены старшинами о решении князя креститься.
Узнав о том, что князь решился креститься, Мария чрезвычайно обрадовалась, и когда он приехал в Предиславино и зашёл к ней в терем, она сказала:
— Теперь, государь, избери себе одну жену и живи с нею, как подобает христианину, а всех нас отпусти... Я же сделаюсь черницею и буду соблюдать себя и тех, кто пойдёт со мною.
Князь подарил ей Займище, где она и начала основывать монастырь.
Вслед за тем князь решил идти с войсками на греческий город Корсунь, в котором жили христиане и много было священников. Перед отправлением в поход Владимир долго молился теми молитвами, каким научили его Извой и призванный во дворец в качестве учителя — Симеон.
— Господи Боже! — говорил он. — Дай мне взять этот город, чтоб привести оттуда христиан и священников, которые бы научили мой народ закону христианскому.
Но это была не единственная его цель. Послушав Марию, он хотел взять женой сестру греческих царей, о благочестии которой много слышал, чтоб иметь себе подругу жизни и деятельную помощницу в распространении христианства.
Корсунь был богатый, хорошо укреплённый город, и его нелегко было взять. Долго он осаждал его, но без успеха. Наконец он узнал, что город снабжается водой через трубы, перекопав которые, он лишит жителей воды и тем принудит их сдаться. Так он и сделал, и когда корсуняне, мучимые жаждой, сдались, то Владимир послал к византийским царям своих молодых побратимов сказать им: