— Как не дать! Дам и медку, и поесть дам... Чай, знаешь, что у Буслаевны для тебя всегда кой-чего припасено.

И старуха принесла разные яства и кувшинчик мёду. Поставив всё на стол, она начала угощать шута, который ел и пил всё без разбора.

В это время в другой светлице, находившейся рядом, открылась дверь и на пороге появилась молодая девушка, в которой он узнал Оксану. Но, увидев шута, она снова закрыла дверь, и из светлицы донеслись рыдания. Тороп покосился на дверь, но не показал, что он знает Оксану.

   — Э, — сказал он, — да у тебя, Буслаевна, никак новые красавицы завелись.

   — Знаешь ведь, что у нас что ни день, то новые... Уж мой Вышатушка и не знает, как угодить Красному Солнышку... Чай, со всего Киева собирает красавиц и отдаёт их мне, чтоб до поры до времени потешились здесь... Да вишь, эти-то две такие плаксивые, что ни утром, ни вечером не унимаются, все плачут.

   — Издалека повытасканы?..

   — Молвят — киявлянки... В Купалин день привезены... да такие несговорчивые, что ничем и утешить нельзя. Хоть бы ты, Торопушка, развеселил их... А то и князю срам показать... Все глазыньки повыплаканы...

   — О чём же они убиваются?..

   — Да, вишь, одна — по милом, а другая... Ну, уж другая была в наших теремах, при покойничке Ярополке, а всё-таки вторит ей... Говорит, дитя малое есть...

Буслаевна открыла дверь в светёлку и позвала женщин.

Обе они, повинуясь ей, вышли с заплаканными глазами и сели у стола, за которым сидел Тороп...

   — Посидите, красавицы, — сказала Буслаевна. — Чай, не знаете, какой молодец пришёл в гости: княжеский потешник... Он разутешит и вас горемычных, а я уж старуха и не знаю, как развеселить вас... Спой им что-нибудь, Торопушка... Умеешь ты размыкивать горе, размыкай и их, желанных.

   — За этим дело не станет, Буслаевна, — отвечал Тороп и звонким голосом запел:

Как в терему да во светлице

Сидят девицы, что птички в клетке.

Как на Днепре да на широком

Сокол ясный сидит.

   — Э, да это грустная песня, — сказала Буслаевна. — Спой повеселее.

   — И за этим далеко не пойдём... Чай, у меня песен целый ворох припасён. Споем другую, быть может, эта будет веселее...

   — Опять о слезах!— воскликнула Буслаевна.

   — Э, да ты, Буслаевна, послушай, — возразил Тороп.

   — Да что ты, Торопушка, поёшь всё какие-то унылые песни! — снова перебила его старуха. — Чай, я слыхала, у тебя есть весёлые.

Сёстры переглянулись и с благодарностью посмотрели на Торопа, но в это же время дверь вдруг распахнулась и на пороге появился Вышата.

   — А, молодец, — сказал он, — хорошо же ты утешаешь Буслаевну!.. И складные же у тебя песни!.. Где научился им?

   — А это я, боярин, перенял их от одного заморского скальда, что тешил одного князя...

   — То-то я прежде не слыхивал таких... Буслаевна! — прибавил он, — смотри в оба за этим скоморохом да за красавицами — тоже... Не то, слышишь, что поёт?..

   — Слышать-то слышу, да в ум не возьму... о каком-то дружке он поёт...

   — Знамо дело, Буслаевна, — отозвался Тороп, — о заморском царевиче, у которого украли невесту... да ты не дала допеть. А хороша песня... Послушали бы до конца...

   — Ну, пой, что было дальше, — сказал Вышата.

Тороп запел.

   — Так вот какой конец этой песни! — воскликнул Вышата, когда Тороп закончил. — Ну, молодец, хоть ты умеешь складно петь, но песня твоя — пустой ветер, и у меня ворог не похитит добычи... Ну, красавицы, — прибавил он, обращаясь к девушкам, — готовьтесь к вечеру в княжий теремок... Довольно в затворе сидеть...

   — Как, боярин, ты хочешь сегодня показать нас князю? — воскликнули обе сквозь слёзы.

   — А вы думали, что я стану прятать таких красавиц от Красного Солнышка?.. Не затем вас похитили, чтобы прятать от него...

   — Ни за что не пойду! — решительно заявила Оксана.

   — А не пойдёшь к князю, так я пошлю тебя в Вышгород в работницы, — пригрозил Вышата... Ну, Буслаевна, чтоб всё было готово к вечеру... А ты, молодец, пойдём со мной... — сказал он Торопу.

Он ушёл. За ним вышел Тороп, бросив выразительный взгляд на девушек.

Было уже за полдень; Вышата запер Торопа в тёмную горницу. В одном углу на полу лежала охапка сена, Тороп лёг на неё и начал обдумывать, как бы ему выбраться отсюда. Он встал, ощупал стенки, потолок и дверь. Стены и потолок были крепки, словно из камня, приходилось ждать, пока кто-нибудь не вспомнит о нём и не позовёт к князю.

Между тем Вышата хоть и приказал приготовить Оксану и Светозору к вечеру в терем, однако же потом передумал, вспомнив, что сам князь спрашивал о них... Он побоялся, что Владимир по настоянию его любимцев в самом деле возвратит их отцу. «Завтра князь уедет на ляхов и забудет всё... тогда дело будет вернее», — подумал он и вернулся в светёлку Буслаевны отменить своё распоряжение.

Около трёх часов пополудни Владимир вернулся с охоты и потребовал показать ему всех предиславинских девиц.

Вышата смекнул, в чём дело, и, послав собирать их на двор, зашёл шепнуть Буслаевне, чтоб она скрыла Оксану и Светозору, при этом он приказал ей, что если князь спросит её, как надзирающую за девушками, чтобы молвила бы: не видала таких.

Владимир, а вместе с ним Извой и Руслав осмотрели всех девушек, да не нашли тех, кого им надо было. Владимир ещё раз сказал Вышате, чтобы он, если Оксана и Светозора у него, возвратил их добром отцу. Вышата клялся Перуном, что не видал их.

Всю ночь Владимир провёл в пиру и только под утро отправился в терем Рогнеды и Марии. От последней он вышел в весёлом настроении, так как она много беседовала с ним и беседа эта произвела на него благоприятное впечатление.

   — Ты едешь теперь, — говорила она, — покорять ляхов, но помни, что если Господь не захочет возвеличить тебя, то и вся рать твоя бессильна будет победить их.

   — Неужели ты и другие, тебе подобные, думаете, что ваш Бог так всемогущ, что в его воле покорять и побеждать.

   — Да, князь, — отвечала Мария. — Он действительно всемогущ и чтоб доказать тебе его всемогущество, достаточно вспомнить о том, что ты не победил бы Ярополка и киевляне не разбежались бы при виде одного Извоя, если бы Он не захотел того.

   — Может быть, ты права, — заметил в раздумьи Владимир. — Ну, чей бы Бог ни помог мне победить, а я буду рад этой победе.

   — Пошли, Господи, тебе победу, — сказала она, — я буду молиться за тебя и на дорогу благословлю тебя... — Мария, поцеловав Владимира, осенила его крестным знамением. — Да будет над тобою благословение Всевышнего, — сказала она, — и да руководит он всеми твоими помыслами.