Волк лежал, зарывшись в песок, безучастный ко всему вокруг.

Мне не хотелось знать, он ли это, или его пустое логово. Пора было спешить к самолету.

Когда же, наконец, этот идиотский смех смолк, меня проводил в дорогу прекрасный голос моря.

1982 г.

Волы шли ровно, и ничто не предвещало того, что станет потом знамением на века. Но в какой-то миг все изменилось…

Вначале волы встали, как вкопанные, и четверо овсов, что везли свой груз из глубины гор на равнину, одновременно ощутили нечто необычное в остановке волов посреди дороги.

Какая-то незримая, но непреодолимо властная сила остановила этих больших и сильных животных и не позволяла сдвинуться с места.

Мужчины спрыгивали со своих повозок, ближайших и дальних, чтобы ринуться к той единственной арбе, которая остановила весь поезд.

Они пытались сдвинуть волов с места, но те стояли совсем неподвижно, как вкопанные в землю.

Овсы снова и снова напрягали все свои силы, потому что промедление в пути казалось нарушением данного ими слова, впрочем, самим же себе, в своем сообществе переселенцев – прибыть в Моздок вовремя.

Самым странным было то, что они не могли распрячь быков. Тогда они бросили попытки и оставили всё, как есть.

Было решено остановиться и заночевать вокруг той арбы. Горцы завернулись в свои бурки и, тихо переговариваясь, залегли в стороне от повозок.

Луна то появлялась, то закрывалась тучами, наводя на равнину полнейшую темень.

В полночь ко всем в сон проник один и тот же луч света. Проснувшись, каждый продолжал видеть этот свет, озаривший стоянку и намного дальше – большим ровным кругом – всю равнину.

Один за другим овсы разворачивались из своих бурок и изумлённо смотрели, возможно, в самую необычную ночь своей жизни.

Молча, они наблюдали и другую поразившую их картину: волы уже не стояли, привязанные впереди арбы, а были распряжены. Вот только кем, если овсы были теми же, кто отошел от них в начале ночи?!

Огромные быки стояли вокруг не только этой арбы, но и всех остальных, сбив их в один плотный стан.

В том круге были быки от всех других повозок, и все были разнузданы, однако, ни один никуда не уходил и не опускал головы к вожделенной траве – все стояли в ярком серебряном свечении, которого не могла посылать луна, скрытая за тучами.

В окутавшем волов свечении главным атрибутом происходящего были сами животные.

Великие символы жизни, испорченные волей человека, лишившего их естественного продолжения, они когда-то были навсегда выведены за круг солнца в ночную темень. Символы плодородия, они были лишены плодородия собственной природы.

Когда-то и они, как все живое, наполнялись солнечной энергией и были так же беспечны и веселы, как нетронутые быки.

Точно так же они заполняли мир собственной плодовитостью, вспаханные поля плодородием, а когда ночами снились пахарям, один их вид сулил богатство и радость жизни.

Они служили для человека всем, что было у них – и шкурой, и мясом, и своим пожизненным трудом. Они были тельцами и для мены их на золото, и для кровавых жертвоприношений.

Цвет их шкур оповещал не только о мудрости бытия и несомненном изобилии, но и о смертности всего земного.

В их белых шкурах китайцы видели символ мудрости, а греки и римляне – жертву всемогущему Зевсу.

Уделом чёрных шкур была жертва Плутону. Чёрным быкам отводилась самая печальная миссия на свете – перевозить в повозках чью-то смерть.

Всякий раз, рождаясь солнечными быками, они получали смертоносную метку и уходили во тьму бесплодия, откуда глядели на мир своим характерным взглядом исподлобья.

Как изначально ни противоречило это божьим заповедям, вол претерпел от руки человеческой наказание за лучшее, чем был одарен – за силу и мощь, за смирение и покорность.

И когда, с позволения самого Господа, или вопреки, волы стали быками с затронутой плотью, и уделом их стал тяжелый труд в вечном ярме, они безропотно отдали человеку последнее, что имели.

Оно воплощало все, что было в них изначально и что было приведено в такой вид искаженного существа, после которого им не оставалось ничего иного, как получить в награду за смирение свой образ в библейских сценах, дабы напоминать смирение самого Господа Иисуса Христа, взошедшего на Голгофу.

Никогда не было народа и такого времени, когда бы вол не был чрезмерно востребован, но не свирепым тельцом вассанским, о коем сказано: «крепость его как первородного тельца, и роги его, и как роги буйвола; ими избодет он народы все до пределов земли», а тем, о ком сказано было Моисеем – о чистоте его души, не тронутой никакой страстью.

Лунными ночами, сострадая, смотрел на них воловий бог Волопас.

Претерпевший глумление кастрацией, стеная, но, не смиряясь, единственный из всего племени, ушел он, непокоренный, к луне и звездам, чтобы возвыситься над своей судьбой и стать созвездием лунных быков.

С тех самых пор Волопас и начал повелевать своею властью всеми волами на свете.

Днем, предоставленные власти человека, они тащили свои непосильные ноши, везли тяжелые подводы в горах и на равнинах, не сбиваясь с пути и не ломая ноги о каменистые дороги, незыблемые и непоколебимые, как столпы земли.

А ночью… быть может, впервые дано было видеть человеку, как освобожденные волы кружили под небом, подчиняясь неизвестно кому и чему – своему Волопасу или иной силе.

Взгляд исподлобья вернется к ним с первыми лучами солнца, как только веселые быки жизнерадостно встряхнут ночную дрему и встрепенутся, завидев вторую половину своего племени.

Тогда же волы опустят свои глаза долу, и вечная боль потери отразится в них.

А между тем, в стоянии овсских волов виделась не простая неподвижность животных, это было лёгкое, едва заметное кружение, происходившее с ними, как во сне, и в этом случае это был самый медленный танец, который когда-либо происходил.

Танец волов под луной, под созвездием вечного Волопаса, который, возможно, и сам наблюдал подчинение собратьев не тьме, а свету, правившему этой ночью.

Уже никто не сомневался, что волы кружили вокруг той самой арбы и были полностью поглощены своим кружением – все до одного подчинившись тому, что происходило с ними. Эта воловья отрешенность от самих себя, вначале поражала более всего.

И, наконец, ни у кого из овсов не осталось сомнений, что свет исходил из арбы.

Все разом, в единый миг, осознали, что Свет излучала икона, которую они сами завернули в чёрную бурку, чтобы не пострадала в пути.

Теперь овсы знали, что скрывалось за этой иконой.

Но никто на этом свете не может знать всего, что таит в себе святой лик…

Перед тем, как найти сокровенный дар в помощь для овсов, царица вызывала к себе мастеров, смотрела пристально, словно внутрь каждого, хотя уже все мастера впитали то, что называлось иверской иконописной школой, но она всех отсылала и призывала нового.

Наконец, остановив свой выбор на одном, она повелела ему начать писать икону Божьей Матери по установившимся канонам.

Избранный иконописец, готовясь к написанию, прошел шестинедельный пост, усердно молился весь этот срок и, получив внутреннюю готовность и благословение не только царицы, но и высшего священнического сана, ушел в творчество.

На тот момент было неизвестно, получит ли икона благословение от самой Божьей Матери, но мастер, не думая об этом, писал свой труд для овсов, истинной веры у которых в Учителя, как он знал, на тот момент было не больше, чем в одном мазке его кисти.