Ольшанский прикурил толстую бразильскую папиросу марки "Noite", созерцая переполненную хрустальную пепельницу, в форме раскрывшегося бутона, которую прихватил при переселении из прежнего кабинета. Предшественник, царствие ему небесное, погибший от гранаты не установленного террориста–смертника, табачный дым на дух не переносил и приказал демонтировать в кабинете все вытяжки. Что–что, а вытяжки вернуть Ольшанский распорядился, едва справив новоселье, не дело ведь, когда дым под потолком стелится. И пепельница сгодилась, к тому же она дорогой, как воспоминание, подарок сослуживцев к пятнадцатилетию его службы, когда он ещё в Старграде обретался. Сперва в экономическом отделе 46–го завода — крупного оборонного предприятия, поставлявшего силовые установки для ВМФ, а позже курируя оборонный комплекс всего юга Новороссии. Времени же прошло с тех пор более двадцати лет…

Сигарет Верховный не любил, предпочитая им папиросы, изредка трубки. И сами папиросы он курил непременно бразильские, которые вместе с дешёвым тростниковым сахаром, по его мнению, были тем не многим, что имелось ценного в Новой Бразилии.

Привычно сминая зубами папиросный мундштук, Ольшанский думал о сегодняшнем, верней уже вчерашнем покушении на канцлера. Три человека погибло от рук террористов, двое телохранителей и случайная прохожая, переходившая на улицу на красный свет светофора. Не взбреди ей в голову правила нарушать, наверняка жива бы осталась, не получив своей пули. Случайная жертва… Боевиков было двое, вооружённых велгонскими тяжёлыми карабинами — самозарядными LK-12, калибра 10,16 мм. Такие карабины состояли в велгонской народной армии на вооружении кавалерии, частей охраны тыла и внутренних войск. Среди трофеев они были достаточно редкими, но достать можно. В пятизарядных магазинах к карабинам у боевиков находились патроны с бронебойными пулями. Откуда взялись террористы именно в то время и именно на том перекрёстке, где притормозил бронированный легковой "Барс" с правительственными номерами, не установлено до сих пор. Первого боевика наповал застрелил уцелевший охранник из машины эскорта. Второго смертельно ранил оказавший поблизости прохожий, как выяснилось, владелец расположенной неподалёку булочной, закрывший её в это время на обед и направлявшийся домой. И пистолет он при себе имел, что являлось обычным делом в привычках добропорядочных граждан. Тупоносые пули "Воркунова" булочника попали боевику в оба бедра, совершенно разворотив их, из–за чего эта сволочь, истёкла кровью по дороге в больницу. И концы в воду. Заподозрить булочника трудно, стрелял–то он по ногам и по картотеке жандармерии не проходит. Но к меткому охраннику у следователей имелись вопросы, не мог он что ли по конечностям стрелять? А с булочника какой спрос? Увидел нападение, проявил гражданскую сознательность, в запале лишних дырок наделал. Но этот же охранник, "герой" что б его! Профессионал называется… Сам канцлер и его водитель отделались ранениями. Повалоцкому пуля зацепила предплечье. А так — пустяки. Обоих посекло осколками стёкол, как конфетти посыпавшихся от бронебойных пуль. Негодная марка стёкла, наверное. Обычные пули держат, только трещины идут, а от бронебойных почему–то брызги.

Однако, как уже успели доложить Верховному, завтра после обеда канцлер намеревается выписаться, наплевав на запреты врачей, и явиться на созванное на вечер экстренное заседание правительства. Силён всё ещё Василич, подумал про него Ольшанский, характер — кремень.

Верховный не спеша со смаком докурил, переворачивая листы свежих сводок. И вдруг ухватил плавающую где–то на краю сознания мысль. Впрочем, вполне привычную мысль, не раз его посещавшую, что на своём прежнем посту он ведь и не представлял всей полноты, всей трагичности того положения, в котором оказалась Родина. Бумаги, что тонкой стопкой лежали на столе перед ним, отражали изменения в оперативной обстановке за последнюю неделю. Здесь были сводки и от разведуправления генерального штаба, и от заграничного отдела ГБ, и от департамента дипломатической разведки, и от секретного отдела Жандармского Корпуса. Отдельно лежала сводка генштаба о положении на фронтах.

В стороне ожидал, требующий его резолюции, приказ Главковерха об освобождении генерал–фельдмаршала Блока от должности начальника генштаба. А жаль. Жаль, что удаляется из генштаба такой способный генерал. Блок, грамотный и решительный полководец, блестяще доказавший это в начале войны успешным наступлением на Пеловском фронте и взятием реммского укрепрайона, около года назад принял генштаб и тяготился нынешней должностью. Однако при этом он превосходно справляется с обязанностями главы мозга армии. Перед Верховным словно предстало его круглое высоколобое лицо с аккуратными закрученными усами — дань гвардейскому прошлому, следом в ряду образов почему–то появились вышитые золотой канителью жезлы на погонах. Начальник генштаба давно рвался в действующую армию, Главковерх, похоже, просто уступил его напору. Что ж, ему, Главковерху, видней, предложит нового начгенштаба, утвердим. Блок в следующем же приказе назначался командующим Невигерским фронтом, взамен исполняющего вторую неделю его обязанности генерала от артиллерии Зощенко, бывшего до трагической гибели прежнего командующего начальником артиллерийского управления фронта. "Надо же было нарваться Ксешинскому"! — подумалось Верховному. Прежний комфронтом генерал–фельдмаршал Ксешинский погиб, совершая перелёт на борту штабного "Владимира", выслеженного и сбитого велгонскими дальними истребителями. Подкараулили как разбойники, и ушли безнаказанно. В ходе расследования даже версия возникла, что велгонские охотники — опытные образцы реактивных истребителей, отмечались ведь уже на Пеловском фронте подобные аппараты, к счастью, не массово. Но доказательств получить не удалось. Скорее всего, это были двухмоторники, которые обычно противник использовал для сопровождения дальних бомбардировщиков.

Ольшанский подмахнул приказ и бросил его вместе с остальными бумагами в папку. Мысли в который раз вернулись к прошедшему совещанию и прочитанным сводкам. Всё говорило за то, что намечается нечто грозное, нечто столь грандиозное, что того и гляди зашатаются устои государства. Тут вам и активизировавшиеся в последнее время боевые группы подпольщиков–республиканцев, среди которых были как радикалы, фанатики идеи возрождения прежней федерации, так и выкормыши финансируемых из–за границы партий самого разного толка (что самое противное, частично их спонсировала прогнившая прослойка родной интеллигенции). Социалисты–республиканцы, социалисты–демократы, анархисты, конституционные либералы и прочая мишура. Тут вам и вновь появляющиеся подпольные типографии, взамен накрываемых полицией и жандармерией. Появляющиеся как роса по утру или, если угодно, как вши просто из грязи. И что поражает, оборудование и бумага никак не тянут на возможности партвзносов партийных касс. Время от времени, возникают подпольные радиостанции с крикливо–громкими и потому убогими названиями, типа "Свободная Новороссия". От кого свободная? Под сапогом чужой армии, надо полагать, настанет истинная свобода? Их, впрочем, неизменно пеленгуют, глушат и громят. Хорошо ещё, что возможностей организовать студию дальновидения у них нет. Но этого как будто мало, впервые за время войны были организованы беспорядки в нескольких городах, путём саботажа продовольственного обеспечения. Формула–то проста и известна из древних времён: создай ажиотаж и привлеки провокаторов — всё, бунт, не бунт, но волнения начнутся. Причём впервые за время войны были организованны саботажи на заводах, включая чисто оборонного профиля. Провокаторы, кто выявлен, отправлены на каторгу, с остальными обошлись нагайками или административными арестами. И что примечательно, после арестов бастующие не могли толком объяснить, на кой чёрт им бастовать–то понадобилось. Условия труда, оклады и рабочие графики, даже с учётом военных мер в экономике, в Новороссии такие, что пролетариям за границей только мечтать оставалось. В какой ещё стране существует сорокавосьмичасовая рабочая неделя? А больницы и школы при заводах? Впрочем, одна такая страна имелась — Ютония, да и то она ведь за океаном. А разве найти ещё такую страну, в которой бы мастер цеха имел заработную плату на уровне жалования коллежского асессора или армейского майора? Посмотрели б они, как живётся у Великого герцога или у островитян, там самый высококлассный рабочий никогда заработком не сравнится с самым мелким чиновником и ничего, почти не бастуют. У них с этим просто — слезоточивый газ, штрафы, бывает и огонь на поражение. Штрафы, между прочим, не обычные, прописанные в административном кодексе, а накладываемые владельцами заводов и фабрик как возмещение убытков за вынужденный простой. После таких штрафов от месяца до трёх бесплатно работают, не имея возможности уволиться. Уйдёшь с фабрики, угодишь в долговую тюрьму, пока кто–нибудь за тебя долг не выплатит. Многие годами сидят, а кто и всю жизнь, когда их из долговой тюрьмы на каторгу кидают. Вот так вот бастовать за границей.