— Удалось отбить контратаку в центре. Уничтожено пять шагоходов, ещё четыре повреждёнными отступили. Сфероидов много побили… Отбита контратака и на левом фланге, там участвовали только летуны. Потери уточняются, есть раненые. Их сейчас извлекают из обрушенных обломков. Разбило один «Вурд»… и «Жнеца» раздолбали. Ефрейтор Овчинский и весь его расчёт убиты… Фельдфебель Перов ранен…

— Ранен?

— Так точно. Получил ожоги, но продолжает командовать. Запрашивает, как обстановка на правом фланге. Считает, сейчас хороший момент чтобы возобновить нажим.

— Передай, здесь контратака отбита, — Морошников бросил взгляд на циферблат наручных часов и приказал: — Ровно через четыре минуты пусть командует атаку.

— Слушаюсь! — посыльный козырнул, глянул на свои часы и нырнул за поваленные балки.

А Морошников поймал взглядом автоматчика, того самого, что отвлёк на себя шагохода, и скомандовал:

— Фельдфебеля Калитина ко мне!

Отряд начал атаку одновременно на всех направлениях. Бойцы действовали слажено, неумолимо продвигаясь вперёд, часто маневрируя и навострившись устраивать механоидам засады, заманивая их в огневые мешки. Морошников руководил боем, мотаясь взад–вперёд, выдёргивая то группки, то отдельных бойцов для переброски их на усиление намечавшихся прорывов в обороне противника. Связь с унтерами он по–прежнему держал через посыльных, от Перова и Калитина то и дело прибегали посыльные, каждый раз новые, докладывая о темпе продвижения либо об узлах обороны, которые всё чаще стали возникать по мере наступления. Стрелки такие узлы обтекали, не стремясь их штурмовать, для их подавления полковник высылал оставшийся КПВО и бойцов огневого резерва, которых он подчинил Зарочинцеву. Эти четверо солдат, вооружённых пистолетами–пулемётами, теперь часто действовали как гранатометатели.

То что противник перешёл к глухой обороне, полковник распознал по увеличившемуся темпу продвижения. Механоиды теперь вовсе не стремились контратаковать, они цеплялись за выгодные позиции и довольно грамотно взаимодействовали. Морошников (и до этого не склонный недооценивать врага, занося его в разряд «тупых железяк») теперь лишний раз убедился, что механоидам знакомы азы тактики уличного боя и что между ними существует связь, раз уж они способны на взаимодействие. Однако механоиды ведут бой хоть и согласованно, но автономно. По всему видно, им не достаёт командира, способного грамотно руководить ими, оценивая всю обстановку целиком, а не фрагментарно, и способного быстро варьировать тактику и просчитывать ситуацию на несколько ходов вперёд. Возможно, механоиды способны к самообучению, но для усвоения боевого опыта необходимо по крайней мере уцелеть. Полковник уже не сомневался, что противостоящий ему противник имел предназначение пушечного мяса. И управлять этим «мясом» должен офицер. Офицер, которого противнику просто неоткуда взять.

…Бой затухал. Отряд вышел ко второму шлюзу, за которым было на удивление тихо. В развалинах теперь шла охота на одиночных летунов. Возницыну всё ещё не верилось, что он остался жив. Жив после того, как его обошли и прижали перекрёстным огнём, не давая даже головы поднять. Если б не ударивший по шагоходам «Жнец», этот бой стал бы для Возницына последним. А теперь он действовал в паре с ефрейтором Панютиным, прочёсывал руины и добивал повреждённых, но всё ещё опасных механоидов. Как правило летунов. Чаще их просто забрасывали гранатами и потом для верности расстреливали в упор. Но попадались и огрызающиеся огнём, уже не способные летать, но ловко шмыгающие с помощью манипуляторов между укрытиями.

Сфероид взвился вверх внезапно. Секунду назад он казался сильно повреждённым — дырки в корпусе и вмятина на том месте, где некогда крепились два шланга–отростка. Возницын сиганул за вертикальный обломок стены, самую малость опередив несущуюся на него смерть. Лучевой вихрь вонзился в бетонит и оставил проплавленные отметины. Сфероид уже юркнул к запрятавшейся живой мишени, намериваясь расстрелять её сверху, когда его окатило картечью. Панютин подоспел очень даже вовремя, с двадцати метров он трижды лупанул из дробовика. Утяжелённая картечь размолотила сенсоры и проникла сквозь пробоины в механическое нутро. Летун рухнул и застыл навеки.

— Шустрый ты, смотрю, — усмехнулся Панютин, дозаряжая дробовик и поправляя заброшенный за спину ППК.

Возницын уже вылез из укрытия и раз–другой пнул мёртвый сфероид, проверяя не притворяется ли тот мёртвым и на этот раз. Это могло бы показаться смешным, но Возницыну было не до смеха.

— Теперь первым пойду я, — сказал Панютин. — Буду всех их сперва картечью проверять…

Выстрелы вокруг смолкли. Стало как–то гнетуще тихо. Панютин и Возницын продолжили прочёсывание, не зная, что только что расправились с последним боеспособным механоидом.

Верхние ярусы были явно не достроены. Оракул прошествовал по всем коридорам, переплетённым, казалось, без всякой планировки, побывал во многих помещениях, где ему полковник представлял на обозрение богатые трофеи — древние изделия, давно сломанные либо выработавшие ресурс, но способные ещё отдать учёным Новороссии частички технологических тайн ушедших времён. Тайн не только человеческих, но и чужаков. Получив доклад об успешном завершении боя, Оракул незамедлительно отложил на время все свои дела в портале Южного материка и поспешил к Морошникову.

Верхние ярусы пестрели то оголённой породой, то бетонитовой отделкой. Часть секций были вообще только грубо вырублены в скальной толще, иные же вполне соответствовали ранее найденным в плане обустройства, даже остатки мебели иногда попадались. Оракула прежде всего интересовали механоиды. Не уничтоженные в бою — таких было во множестве, а те, что сломались и найдены разведчиками. Внешне целые, но давным–давно безжизненные, если конечно к механизмам можно применить слово «жизнь». Летуны, шагоходы и бочкообразные на гусеничном ходу, которые так и не дожили до приснопамятного боя. Не дожили, но однако имели в своих внутренностях много чего интересного. Оракул методично изучал поломки, набив руку на вскрытии «сдохших от старости» механоноидов. Изучал и пытался извлекать то, что казалось работоспособным. И вскоре понял, что без нужных инструментов ему не обойтись. Да и сами инструменты ещё только придётся изготовить в условиях нормально оборудованной лаборатории одного из закрытых отделов Главразведупра.

— Я осмотрел генератор, — сообщил он Морошникову, когда тот вернулся из ведущих наверх проходов, в которых сейчас бойцы пытались разобрать завалы. — Мощная, скажу я вам, штуковина. В нём энергии ещё надолго хватит.

Полковник ничуть не удивился, но однако же спросил:

— И на чём же, интересно, этот генератор работает?

— Антиматерия, Игорь Владимирович. Я не знаю точно сколько её там, может всего пару граммов… Но если их высвободить, то от аннигиляции здесь так рванёт, что, боюсь, мы получим изрядно подпорченный портал. Во всяком случае, путь наверх нам отрежет, в этом даже не сомневайтесь.

— Понятно, зачем генератору такая броня, — усмехнулся Морошников, вспомнив свои первые впечатления от лицезрения генератора — полутораметровой в высоту танкетки на гусеницах. — Признаюсь, я сперва подумал, что это механоид такой.

— Ну, по правде, это недалеко от истины, — отозвался Оракул. — Вот только я не совсем представляю, зачем чужаки их тут применили. Я нашёл самоходные платформы с опознавательными знаками темискирского гарнизона. Платформы хоть и повреждены, но я уверен, что это были установки радиоэлектронного подавления.

— То есть, для борьбы с механоидами?

— Совершенно верно. Мощный ЭМ-импульс и вся эта боевая машинерия — груда умертвлённого металла.

— Гм! — Морошников потеребил пальцами мочку уха. — Я вам ещё не успел сообщить… Там на верхних ярусах мы наткнулись на дохлых механоидов без внешних признаков повреждений. Их там сотни, наверное. На целый пехотный батальон наберётся… И следы боёв. Мои бойцы повсюду натыкаются на останки людей. А в двух «пещерах» найдены аккуратные штабеля тел чужаков.