— Ну что? — улыбнулась она. — Теперь говорить можете?
— Да… Теперь лучше стало.
— Вот и хорошо, Херберт. Вы быстро поправляетесь. У вас отменное здоровье.
— У меня ранение в живот… И вы дали мне пить?
— Для вас — всё позади. Теперь можете пить сколько влезет.
— Вы знаете, как меня зовут…
— Конечно, — согласилась она. — Вы капитан Херберт Уэсс. Поступили к нам с контузией. Ранением в брюшную полость и переломом лучевой кости.
— А как ваше имя? И где я?
— Меня зовут Эльбер Викс. Можете звать просто: доктор Эльбер. По поводу вашего второго вопроса, думаю, вам и так ясно, что вы находитесь в госпитале.
— Но как я сюда попал? Я ничего не помню!
— У вас нарушение памяти. Не волнуйтесь, это скоро пройдёт. Это хорошо, что без афазии обошлось
— А что это, афазия?
— Полное или частичное расстройство речи вследствие травмы головы или контузии. В вашем случае, вы легко отделались.
Он на секунду–другую задумался и спросил:
— И скоро я стану нормальным?
— Вы и так нормальны. А память… — она вздохнула, словно ей приходится разъяснять очевидные вещи маленькому ребёнку, — память вернётся.
— Хорошо, — произнёс он. — Скажите, какой сейчас день?
— Вторник.
Он ждал, что доктор Эльбер назовёт число, но шли секунды за секундами, а она всё молчала.
— Вы… вы издеваетесь, доктор?
— Ничуть. Поверьте, Херберт, вам сейчас лишняя информация ни к чему.
— Что значит «лишняя»? Я и сам могу решить, что лишнее, а что нет.
— Вам прописан покой… — Доктор Эльбер бросила взгляд на наручные часики и прежде чем уйти, сказала: — Отдыхайте и набирайтесь сил. Они вам понадобятся.
Цок–цок. Её каблучки уже застучали по кафелю за дверью.
— Доктор Эльбер! — позвал он. — Эльбер!
Она не вернулась. Херберт долго жёг взглядом захлопнутую дверь и, наконец, закрыл глаза.
А в этот момент в комнате этажом выше генерал–лейтенант Острецов отключил видеоэкран и задумчиво побарабанил пальцами по столу.
— И всё–таки, — обратился он к полковнику Безусову, — вы уверены, Алексей Викторович?
— Уверен, Ростислав Сергеевич. Он стабилен.
Говоря это, Безусов, руководивший операцией, душой не кривил. Уже одно то, что пленённый «стиратель», придя в сознание, не превратился в идиота, можно расценивать как крупный успех. Капитана решили временно подержать в информационной изоляции и, вместе с тем, создать видимость его пребывания в велгонском госпитале. А вот когда он окончательно поправится физически, тогда настанет время плотного общения. А пока что все контакты капитана будут ограничены общением с доктором Эльбер Викс, чьё участие призвано до поры поддержать иллюзию, что Уэсс находится среди своих.
На слова Безусова Острецов угукнул и вновь побарабанил пальцами. Полковника он знал давно, вернее — по меркам войны давно. Если точнее — около года. Безусов был в числе первых учеников Семёнова, «охотником» первого выпуска. За год дорос с майора до чистых просветов и пошёл по стезе контрразведки, став начальником Светлоярского Управления. По роду деятельности Безусов плотно соприкасался с жандармами и ГБ и, что весьма важно, умудрялся находить с ними общий язык.
Пленение «стирателя» явилось, в общем–то, побочным достижением давней операции по разработке велгонского внедренца в Генштаб. К операции Острецова подключили недавно и теперь ему приходилось впопыхах вникать во все тонкости. Безусов с его группой был тоже подключён не так давно, его задачей было прикрытие внедренца. С задачей полковник справился и даже смог живьём захватить «стирателя». За всю войну это первый случай пленения столь специфического диверсанта. Безусова и его бойцов ждали награды. И возможно генерал Хромов вручать их будет лично.
Поначалу Острецов даже не поверил материалам. «Стирателя» живьём — это надо постараться! Это скорее из разряда невероятной случайности. Однако — вот он, лежит в палате под надёжной охраной, жив, относительно здоров и никаких признаков «оплыва» мозга. А ведь этот капитан Уэсс не зелёный в своём деле. Троих бойцов вырубил и таки успел во внедренца две пули всадить. Бойцы Безусова теперь в этом же госпитале с переломами и огнестрелами, а одного пришлось срочно в соседнее крыло доставить, где с прошлого года установлены УБРы — универсальные блоки регенерации, снятые с корабля инопланетников. К счастью, внедренца успели откачать, подполковник Кашталинский оказался квартероном без всяких сверхспособностей. И подполковнику Кашталинскому очень хотелось жить. Он изъявил желание сотрудничать, как только очнулся на операционном столе.
Устранение внедренца было просчитано загодя. В успешном наступлении войск Вежецкого и Аю—Северского фронтов немалую роль сыграла переданная через него дезинформация. Кашталинского ждал скорый арест и, по–видимому, открытый судебный процесс, так как дальнейшая игра с ним потеряла смысл. По ту сторону фронта поняли, что внедренец или работает под колпаком или начал вести двойную игру. О потере доверия к Кашталинскому стало ясно по ряду косвенных признаков и было решено негласно обеспечить ему прикрытие на случай попытки ликвидации. Что ж, решение оказалось своевременным.
Теперь подполковник сотрудничает совершенно добровольно. Одно только не срослось — используемый в качестве курьера между ним и связником подполковник Брыльнёв успел покончить с собой. Вышиб себе мозги дома после ужина. Следов помощника в самоубийстве не найдено.
Ну а Кашталинский официально мёртв, на завтра назначены его похороны. Некролог с сообщением об его убийстве вышел в «Столичном вестнике» на следующее после покушения утро.
По поводу дальнейшего использования капитана Уэсса Острецову предстояло немало поломать голову. По грубому действовать ему претило, он решил сделать ставку на деликатное обхождение и постепенное склонение к сотрудничеству. Ну а если всё же не выгорит, если пленный окажется излишне упёртым, что ж, придётся с ним распрощаться.
«Да, далеко шагнула наша медицина», — думал Острецов об Уэссе. Пожалуй, без переданных по распоряжению Краснова баз данных с «Реликта», блокировать кодировку капитана не удалось бы. Повезло, что его вырубили, прежде чем он понял, что обречён. Повезло, что вовремя успели доставить в госпиталь, где прямо на операционном столе во время извлечения пуль пришлось делать ментоскопирование глубоко спящему под наркозом пленному. Благо с ментоскопом работал сам завлаб профессор медицины генерал–майор Любиев. Профессору, имевшему большой опыт снятия данных с отсечённых голов «стирателей», а также опыт ментоскопирования живых, но обыкновенных пленных, удалось блокировать программу самоликвидации.
«Ну что же, — размышлял Острецов, — посмотрим, как оно дальше выйдет».
— Кто оперировал Уэсса? — спросил он.
— Доктор Викс, — ответил Безусов.
— Лично Эльбер? Замечательно просто. Надо, чтоб капитан узнал об этом. Начнём игру на чувстве естественной благодарности. И пожалуй, пусть Эльбер попробует с ним подружиться. Общение с соотечественницей пойдёт ему только на пользу.
— Как бы он потом не обвинил её в предательстве.
— Обвинит. Ну и что? Для Эльбер — он предатель. Пособник врагов её народа и предатель расы. Вольный или невольный предатель — это другой вопрос.
Покидая комнату, Острецов сказал напоследок:
— Если Уэсс догадается о своём положении раньше положенного и выкинет какую–нибудь глупость, дайте мне знать в любое время.
— Не думаю, Ростислав Сергеевич, что он догадается. К нему даже санитары приставлены из велгонцев… Из наших, — поспешил уточнить полковник, хотя на самом деле этого не требовалось.
— Надеюсь, — улыбнулся Острецов и вышел в коридор, оставив Безусова гадать, к чему относилось это «надеюсь».
Покидая госпиталь Главразведупра, генерал–лейтенант переключился на невесёлые мысли об Южном материке. Новостей от Оракула и Мирошникова по прежнему не было, а островитяне до сих пор копошатся на раскопках. И уже садясь в машину, подумал, что пора встретиться с Красновым, его как раз сегодня вызвал к себе Хромов. И лучше поспешить, потому как сколько Краснов пробудет у начальника ГРУ не знает, наверное, и он сам. Тем более, что Пётр Викторович в последнее время стал почти затворником в своём бункере, да и сам Острецов всё реже бывает в столице. То о чём он хотел поговорить, доверять телефону не принято, да и не стоит. Такие вопросы обсуждаются с глазу на глаз.
