Домашние не знали, где он пропадает днями и ночами. На вопросы отвечал коротко: работа, командировки. Отцу признался в последний момент. Борис Григорьевич задумался. Он отчетливо представлял сложность предстоящего полета, но знал и настойчивый характер сына.

— Решай сам, — было его мнение. Борис же решил давно.

...Сутки работы в космосе. А потом годы работы на земле. Борис защитил докторскую диссертацию, трудится в научно-исследовательском институте, опубликовал ряд интересных работ...

Павел Иванович Беляев

Летчик-космонавт СССР, Герой Советского Союза полковник Павел Иванович Беляев. Родился в 1925 году в селе Челищево Вологодской области. Член КПСС. Совершил полет в космос в 1965 году.

Личное дело офицера... Оно — как и тысячи других. Пролистаешь его и вроде бы все узнаешь о человеке: когда родился, где проходил службу, когда и куда переводился, как характеризуется командованием. Здесь указаны точные даты, номера приказов, подшиты разные документы, выписки, справки...

И все-таки это всего лишь бумаги. В них статистика, хронология. А как заглянуть в глаза и душу того, о ком здесь сказано: «Беляев Павел Иванович, военный летчик второго класса, член КПСС, родился 26 июня 1925 года...»?

Первый разговор с ним никак не клеился. Будто костер из зеленых веток — и гаснуть не гаснет, и гореть не горит. «Вырос в тайге, хотел летать... Учился, работал. Ну вот теперь здесь, в Звездном. Что еще? Жизнь как жизнь...» Это все, что он рассказал о себе.

Зато товарищи говорили о нем много, называя почтительно Павлом Ивановичем — ведь он старше других, жизненного и профессионального опыта у него больше.

...Деревня Миньково, где рос Павел, — таежная. Не потому, что глухомань, а просто окружили ее со всех сторон леса дремучие. Дом, где жили Беляевы, окошками на тайгу. Куда ни глянь — тайга. Уйдешь километра за три от дома, — не ровен час, медведя повстречаешь.

В селе немало заправских охотников. В каждой избе есть ружье, а то и не одно. Поэтому, собственно, и определялось: мальчишка или взрослый. Есть у тебя свое ружье, стало быть, ты уже не мелюзга, а самостоятельный человек.

У Паши своего ружья не было. Но охотничьи тропы он знал хорошо. Не раз мерил их размеренными шагами, уходя с отцом в тайгу на косачей, зайцев, а то и на медведя. Однажды, когда они сидели у шалаша после долгого пути, отец сказал: «Побудь здесь чуток, отдохни, а я пойду подранка поищу. Где-то неподалеку должен быть».

Отец ушел, а ружье оставил. Павлик слышал, как ломались сухие ветки под его тяжелыми яловыми сапогами. Потом все стихло. И вдруг рядом с шалашом сели два огромных косача. Рука сама потянулась к ружью, а когда коснулась холодного металла, отдернулась. Испугался. Ни разу не стрелял! Но удержаться не смог. Какая-то сила толкала к ружью: скорее, скорее. Громыхнул выстрел. И сразу звон ударил по ушам, острой болью завыла рассеченная губа. Во рту стало солоно...

Когда отец вернулся, на земле лежал косач, а Павел, болезненно морщась, осторожно пробовал пальцем распухшую губу. Иван Парменович осмотрел рану и успокоил: «Это пустяк, сыпок, пройдет... А, вот ружьишко тебе, вижу, пора иметь свое».

Весть о том, что Пашка подстрелил косача, быстро распространилась среди деревенской ребятни. А вскоре товарищи пришли подержать новенькое Паш кино ружье. После этого в тайгу ходил один, забредал далеко. Шестиклассник, малец вроде бы, но человек самостоятельный.

В Миньково Беляевы прожили недолго. Седьмой класс Павел начал в школе имени Максима Горького в городе Каменске-Уральском. Там впервые и задал себе вопрос: что делать после семилетки? Отцовская профессия фельдшера не привлекала. Поначалу была мечта стать путешественником или охотником, как Арсеньев и Дерсу Узала, потом стал увлекаться алгеброй и физикой, Точные науки объяснили, как летают самолеты, почему крутятся электромоторы, что такое земное тяготение и как рассчитать время полета к Марсу.

Прослышал про Свердловскую спецшколу ВВС. Размышлял недолго: авиация ведь, что тут гадать! Но ничего не получилось. Иногородних не брали, так как не было мест в общежитии.

А тут война. Из каждой семьи уходили на фронт отцы, старшие братья. Ивана Парменовича Беляева не взяли: инвалид двух войн. «Вы свое отвоевали», — сказали ему. Тогда Павел решил, что на войну пойдет он. Должен же кто-то от их фамилии защищать Родину.

В военкомат пришел с комсомольским билетом. «Пишите добровольцем в отряд лыжников, который формируется из сибиряков и уральцев». В ответ: «Подрасти, малец. Еще навоюешься...»

Обидно было. Сгладил обиду сосед: «Приходи ко мне в цех, Пав-луща. Народ нам — во как нужен! Научу. Да ты и сам, давно за тобой наблюдаю, парень смышленый».

На заводе в ту пору работали сутками. Без умолку пели песню станки, лязгали железные краны, скрипели транспортеры, росли горы колючей стружки... Смена сменяла смену, «Все для фронта, все для победы!»

После работы забегал к военному комиссару, напоминал о себе, говорил, что год, которого ему не хватает, подходит к концу. В военкомате уверяли, что обещание помнят. «Ты, парень, пороги не обивай. В списках числишься. Жди, вызовем». Но вызова не было. К кому только не ходил. Ответ один: «Людей на заводе не хватает. На фронте и без тебя справятся. Парень грамотный, трудись здесь».

Несколько раз атаковал начальника цеха, ходил в райком комсомола, дважды был у директора завода. Упорство Павла, требования и просьбы сделали свое дело. В предписании значилось: «Город Сарапул, 3-я школа морских летчиков». Так начался май 1943 года...

3-я школа считалась «первоначалкой». Здесь в течение года курсантов знакомили с учебными самолетами По-2 и Ут-2, давали основы летного дела, выпускали в первый самостоятельный полет. В Сарапуле Павел получил летную закваску.

Неизгладимый след оставил в его сердце старший лейтенант А. Гарсков, командир их авиационной эскадрильи. Это был настоящий ас! Подвижный, энергичный, влюбленный в небо, мужественный человек.

Для курсантов Гарсков был признанным авторитетом. Слово его — закон. Если комэск цедил: «Плохо», значит, не постиг ты еще чего-то такого, без чего летчиком стать нельзя. Он напоминал Павлу его первую учительницу с ее удивительным умением смотреть и видеть. Смотрят-де все, а видят немногие, говорила она. Гарсков говорил то же самое. Он учил их видеть. В воздухе спрашивал:

— Чувствуешь?

— Ясно, — отвечали ему. А он свое:

— Я о чувстве спрашиваю, а не о ясности. Машину чувствуешь? Ты ей «ногу» даешь, а надо чуть-чуть руля. Ну как теперь?

— Чувствую.

— Что чувствуешь? — допытывался командир. — Объясни...

В провозном полете, бывало, тысячу вводных даст — только успевай отвечать. Но спешки не любил. Если в ответе упущено что-то, переспросит несколько раз, но свое «выжмет». Когда молчит, не перебивает, знай — чушь плетешь. А если то и дело вопросы задает, стало быть, доволен.

Павла Беляева Гарсков выпустил в самостоятельный полет в начале весны. На аэродроме еще лежал снег, утрамбованный, скрипучий. Курсанты грелись в каптерке, но каждый раз выскакивали посмотреть на посадку товарища.

Когда Павел посадил самолет, старший лейтенант лишь хлопнул его по плечу. И уже другому: «Очередной!» Ребята торопились поздравить. Экзамен выдержан.

Через год Павел начал летать в Ейском авиационном училище...

9 мая 1945 года, в День Победы над фашистской Германией, морской летчик младший лейтенант Беляев получил назначение — на восток, к берегам Тихого океана.

Время было суматошное. Вновь прибывших перебрасывали из части в часть, пока не определялось постоянное место службы. Осел в одной из частей и Павел. Молодежи здесь было мало. Летали больше «старики». Они рвались в каждый вылет. Где уж тут пробиться новичкам! Их больше использовали для несения нарядов, патрулирования. Называлось это «вводом в строй».