Верность слову и делу, друзьям, своей работе. Целеустремленность... Всему этому учила Валерия Рождественского служба на море.

Наверное, море и осталось бы его первой и последней любовью, если бы не случайно попавшая в руки книга о космонавтах. Даже не сама книга. О космосе он многое знал после стартов Юрия Гагарина и Германа Титова, Андрияна Николаева и Павла Поповича.

А вот абзац о том, что условия работы космонавтов сродни тем, с которыми встречаются подводники, заставил задуматься: «Может быть, стоит попробовать?»

Подумал и вроде бы забыл. Но нет! Мысль эта стала приходить все чаще и чаще. И все дольше оставаться с ним, не просто быть рядом, а тормошить, терзать, рождать дерзкие желания и сомнения, будить страсть к переменам... Словом, вселилось волнение в морскую душу. И задавал Валерий себе зовущий и тревожный вопрос: «Может быть, стоит?»

Шли месяцы, годы. Были другие плавания, другие работы, В 1965 году, когда он находился в море, на корабль пришла телеграмма. Смысл ее в одном коротком, но многозначительном слове: «Отозвать».

— Я поменял море на небо,- признался он как-то. Может быть, найдутся люди, которые осудят меня за это. Но мне кажется, человек всегда должен быть не удовлетворен тем, что он имеет, что делает, иначе нет движения вперед. Я не понимаю людей, равнодушных к космонавтике, как не понимаю и фанатиков, готовых лететь чуть ли не на беспилотном спутнике. Это серьезное дело, и относиться к нему надо серьезно...

Перед стартом «Союза-23» он был собран:

— Волнения нет. За годы подготовки от него отвыкаешь. Привыкаешь к новой работе с ее необычностью и сложностью. Многое становится привычным. Самое же главное то, что мы с Вячеславом Зудовым верим друг в друга. Значит, можно в огонь и в воду. — Он подумал и добавил: — Ну и в космос тоже... В выборе товарища по экипажу у космонавта меньше возможностей, чем в выборе жены, а времени с ним он проводит больше, чем в семье. И «разводов» здесь быть не может. При подготовке к нашему полету только за последние полтора месяца в тренажере мы провели двести девяносто часов — получается около двенадцати суток. То есть мы «совершили» двенадцатисуточный космический полет... На Земле. А если к этому добавить остальные стенды, то получится, что провели около трех месяцев наедине друг с другом и техникой. В таких условиях, конечно, для хорошего экипажа нужны хорошие «семейные» отношения. Нужно понимать состояние друг друга, помочь в невзгодах, разделить радость — нужна чуткость и бережное отношение к товарищу.

Так он сказал о себе и о своем командире. Испытание, через ко« торое они прошли в своем полете, подтвердило правоту этих слов.

Юрий Николаевич Глазков

Летчик-космонавт СССР, Герой Советского Союза полковник-инженер Юрий Николаевич Глазков. Родился в 1939 году в Москве. Член КПСС. Совершил полет в космос в 1977 году.

— Идем на работу... Какой она будет? Об этом поговорим после возвращения...

Вот, собственно, и все, что он сказал перед посадкой в «Союз-24». А когда речь зашла о том, что ему лично более всего хотелось бы увидеть в иллюминаторе и ощутить на орбите, он тоже не мудрил с ответом.

— Я слышал столько восторженных рассказов своих товарищей, что с нетерпением жду момента, когда смогу сравнить их ощущения со своими собственными.

У него свои суждения о профессии: «Космонавт — прежде всего испытатель. Это стержень профессии. Конечно, требуются отменное здоровье, смелость, мужество, но главное, на мой взгляд,- это отличное знание техники. Надо понимать суть процессов, которые могут привести к тому или иному отказу, найти возможность устранения неисправности «подручными средствами»... Человек испытателем не рождается, а становится. И вся система подготовки космонавтов, работа на тренажерах, участие в управлении полетами направлены на то, чтобы помочь ему в этом становлении».

Как складывалось его становление?

Анкетные данные скупы. Анкета — это хроника: родился в Москве в 1939 году. До седьмого класса учился в 623-й школе Пролетарского района столицы, затем — Ставропольское суворовское училище. По окончании — Харьковское высшее авиационное инженерное военное училище (он поступил в него в тот самый год, когда на околоземной орбите появился первый в истории искусственный спутник Земли), потом — работа инженером в авиационных частях...

Что дальше?

А быть может, правильнее спросить; «Что было до?»

Еще в школе он полюбил физику и математику. Тогда впервые и пришло решение стать инженером. Но была и другая страсть, другое желание — пойти по стопам отца, стать военным. Юрий сумел объединить эти два «начала».

12 апреля 196] года — четверг как четверг. Курсанты слушали лекцию. Обычную лекцию, каких в программе курса Харьковского авиационного были сотни. Но тот день можно считать самым волнующим. Старт Гагарина сломал привычный бег времени и заставил говорить и думать только о нем.

Трудно сказать, тогда ли пришло новое решение. Но так или иначе, а через несколько лет, став уже инженером, он подал рапорт с просьбой зачислить его в отряд космонавтов.

С 1965 года начался его путь к орбите. Что было самым трудным на этом пути? На этот вопрос он отвечает так:

— Ожидание полета. Оно затянулось на двенадцать лет. Ведь ждешь не поезда. Все время ладо работать с полной отдачей, держать себя в форме. А когда переходишь на непосредственную подготовку к полету, то начинает давить «пресс ответственности» — на космонавте замыкается труд очень многих людей, и подвести их нельзя...

Он не был летчиком и чувствовал, что этих навыков и знаний ему недостает. Но чувствовал не пассивно, работал.

— Мне каждый день ожидания давал крупицу нового, нужного для встречи с космосом. Прежде всего нас, инженеров, учили летать. Полеты мы совершали на самолете Л-29. Это учебно-тренировочный самолет, выпускаемый в ЧССР, который чрезвычайно удобен для пилотирования. Для нас он еще хорош и тем, что при выполнении фигур высшего пилотажа на нем можно достигать значительных перегрузок. А выработка умения работать при перегрузках — один из важнейших элементов нашей общефизической подготовки.

Осваиваем мы в процессе подготовки и водолазное дело — в воде хорошо имитируются условия невесомости. И конечно же, много времени уходит на теорию, на изучение технических устройств и научных приборов...

В Звездном его называют «упрямым романтиком». Сочетание вроде бы странное, но есть в нем глубокий смысл. Он обожает научную фантастику, много читает, а попросите назвать его любимую книгу — ответ будет неожиданным: «Моби Дик» (или «Белый кит») Германа Мелвилля. Почему вдруг? Юрий считает, что в этом социально-философском романе отлично показаны мужество человека, романтический порыв бунтаря.

— Это одна из самых ярких картин противоборства человека и стихии. Чистая воля. Чистое мужество... Такой книгой нельзя не восхищаться. Раз в год я ее обязательно перечитываю.

Когда он проходил испытания в сурдокамере, в этом мире безмолвия, где человек остается наедине с собой, у него был деревянный чурбан («Взял, чтобы но скучать, попробовать повырезать»). Так вот, не склонный к искусству (если не сказать большее), он превратил «полено» в удивительное панно с тонким рисунком и глубоким сюжетом, объяснив это коротким: «Так, подспудные течения души...»

Его приобщение к космическим полетам началось с участия в работе наземного комплекса. Бывал он и на академическом научно-исследовательском судне «Космонавт Юрий Гагарин». Корабль стоял в Саргассовом море, о котором ходят легенды самого разного толка. Хотелось докопаться и до тайн моря и загадок «Бермудского треугольника», но напряженный рабочий ритм исключал все побочные интересы. Однако было время для сна, часы отдыха после вахты, и тогда он выходил на палубу, чтобы «понаблюдать, посмотреть, приметить что-либо невероятное». Но море уберегло от него свои тайны. Возвратившись из плавания, перечитал все, что было в библиотеке на эту тему. После этого интерес к «бермудским загадкам» пропал.