— Господин председатель, госпожа вице-председатель, достопочтенные члены комитета. Как вам всем известно, после референдума Парламентом было решено, что возглавить нашу делегацию в Конституционном Собрании на Флаксе следует главе государства. Соответственно, следуя указанию Парламента, я предприняла необходимые шаги для передачи полномочий вице-президенту, и отбыла в систему Шпиндель. Оказавшись там…

Гази и прочие члены комитета внимательно слушали, временами кивая, её рассказ о службе интересам Корнати в Собрании.

— Благодарю вас, госпожа президент, — произнёс Гази почти час спустя. — Вы довольно много говорили. Не желаете сделать короткий перерыв перед тем, как мы продолжим?

— Спасибо, господин председатель, не надо, — Тонкович снова улыбнулась, на это раз немного более проказливо. — Я достаточно проработала в Парламенте, чтобы выработать ораторскую выносливость, — скромно добавила она.

По помещению пробежал смешок, несколько членов комитета позволили себе рассмеяться в открытую. Гази ограничился благопристойной усмешкой и покачал головой, глядя на неё с ответной улыбкой.

— Что ж, замечательно, госпожа президент. В таком случае мы переходим к вопросам членов комитета. Депутат Ранжина?

— Благодарю, господин председатель, — откликнулась Тамара Ражина. — И вам спасибо, госпожа президент, за столь подробное изложение.

Тонкович наклонила голову в вежливом поклоне. Большее было бы сочтено слишком несдержанным, учитывая что Ранжина была высокопоставленным представителем партии Примирения в специальном комитете. Согласно парламентским правилам это делало её вице-председателем Гази, хотя было крайне маловероятно, чтобы тот поддерживал с нею что-либо кроме вежливо-прохладных отношений. Лично Тонкович считала Ранжину пустым местом. У неё никак не укладывалось в голове, зачем кому-то, некогда занимавшему надёжную позицию в партии Социальной Умеренности, было нужно переметнуться к Примиренцам.

— Госпожа президент, — продолжила Ранжина любезным тоном, — я с немалым интересом выслушала ваш отчёт о представительстве Корнати в Конституционном Собрании. Тем не менее, осталась пара вопросов, в отношении которых у меня нет полного понимания. Возможно, вы могли бы развеять моё недоумение?

— Я определённо буду рада приложить к этому усилия, госпожа вице-председатель.

— Спасибо. Был в вашем во всех остальных отношениях всеобъемлющем докладе один момент, который показался мне несколько странным, госпожа президент. Я имею в виду тот факт, что баронесса Медуза, временный губернатор королевы Елизаветы, неоднократно прямо предупреждала вас, что ваша тактика затягивания угрожает не только самому Собранию, но и аннексии в целом, а вы не сочли необходимым довести эту информацию до нашего комитета. Не могли бы вы объяснить, почему так поступили?

Голос Ранжины не изменился ни на йоту. Улыбка не покинула её лица. Однако её вопрос произвёл на присутствующих эффект брошенной гранаты. Лицо Гази приняло опасно багровый оттенок. Ещё двое из членов комитета выглядели столь же ошарашенными — и разгневанными — как и председатель. По завершению вопроса на мгновение повисла тишина, а потом среди сидевших как позади членов комитета, так и позади самой Тонкович работников аппарата разразилась суматошная чехарда реплик полушёпотом.

Что касалось неё, Тонкович чувствовала, что уставилась на женщину, сидевшую по другую сторону подковообразного стола, в недоумённом ошеломлении. Она не могла поверить в то, что у Ранжины нашлось столько откровенной наглости, чтобы сделать столь возмутительное заявление во время открытых слушаний комитета. Так просто не делалось. Никто не пытался подловить и унизить Планетарного Президента! По реакции Гази было очевидно, что Ранжина даже не намекнула ему о том, что собирается сказать. Вероломная сука явно понимала, что председатель заткнёт ей рот — или, как абсолютный минимум, предупредит Тонкович — если только помыслить сможет, что она собирается устроить такое наглое, неприкрытое покушение на достоинство президентского поста.

Президенту потребовалось несколько секунд на то, чтобы быть уверенной, что она контролирует свой темперамент. Ей крайне было жаль, что пришлось сделать такую паузу, потому что это заставило её выглядеть неготовой и захваченной врасплох, однако она знала, что уж чего не могла позволить себе перед камерами репортёров, так это устроить нахальной сучке словесную порку, которую та всецело заслуживала.

— Госпожа вице-председатель, — наконец холодно заявила она, — Шпиндель находится в семи с половиной днях пути от Сплита, даже для курьера. Учитывая такую задержку в обмене информацией — пятнадцать дней, напомню вам, на прохождение в обе стороны — моей, как представителя Корнати в Собрании и как планетарного президента, ответственностью было определять наилучший курс ведения переговоров с прочими делегатами и с баронессой Медузой. У меня не было возможности совещаться с вашим комитетом или с Парламентом в целом прежде чем принимать решения как реагировать на возникающие в Собрании ситуации. Именно это, если помните, было одной из главных причин, по которым решено было отправить лично планетарного президента во главе нашей делегации.

— Простите, госпожа президент, — невозмутимо заявила Ранжина, очевидно совершенно не обратившая внимания на ледяную четкость и холодную ярость ответа Тонкович, — но я не спрашивала вас о вашей реакции на возникающие в Собрании ситуации. Я хотела выяснить, почему вы не сочли нужным проинформировать нас о разговоре, состоявшемся у вас с баронессой Медузой.

— Как я только что пояснила, — сказала Тонкович, сознавая, что в её ответе прорывается резкость, но не в силах полностью сдерживаться, — на обмен сообщениями между Сплитом и Шпинделем ушло бы пятнадцать дней. Сообщать Парламенту о каждой беседе, которая случалась у меня с членами других делегаций или даже с самой баронессой Медузой, было бы непрактично, да и, осмелюсь утверждать, никто и не ожидал от меня такого.

— Госпожа президент, боюсь, вы либо не понимаете моего вопроса, либо сознательно пытаетесь уклониться от ответа на него, — на этот раз голос Ранжины тоже превратился в ледяной клинок. — Более четырёх стандартных месяцев назад вы были проинформированы баронессой Медузой, что продолжение тупиковой ситуации, в которую зашло Конституционное Собрание, — и которая, согласно всем доступным мне источникам, сложилась в основном благодаря целенаправленным усилиям партии Конституционных Либералов, организованной вами на Шпинделе, — угрожает успеху аннексии. Три стандартных месяца назад вы были проинформированы баронессой Медузой, что Звёздное Королевство не будет считать себя обязанным выполнить соглашение об аннексии, если проект конституции не будет принят в Собрании за приемлемое время. А два стандартных месяца назад вы были проинформированы, что существует жесткий предельный срок в сто пятьдесят стандартных суток, после которого, если проект Конституции к тому времени не будет подготовлен, правительство королевы Елизаветы либо вовсе отзовёт предложение об аннексии, либо представит список звёздных систем, которые будут исключены Звёздным Королевством из каких-либо будущих попыток аннексии, и что система Сплит будет в этом списке.

Шепотки, спровоцированные первоначальными выпадами Ранжины, смолкали, уступая волне ошеломления, вызванного тем, что произносила ледяным тоном вице-председатель. На лице Тонкович бледность потрясения мешалась с багровыми пятнами бешенства. Она не могла в это поверить. Она не могла поверить, что даже такая наймитка Партии Примирения как Ранжина может сделать нечто подобное! Это нарушало все положения запрещавшего выставлять грязное политическое бельё на публику кодекса. Даже в самых ожесточённых подковёрных баталиях между устоявшимися партиями соблюдались некоторые правила, некоторые ограничения. Реакция сидевших позади неё репортёров со всей очевидностью демонстрировала, что суть холодно перечисленных Ранжиной обвинений ещё не стала достоянием общественности. Планетарный президент скрипнула зубами, испытывая одновременно унижение и ярость.