Очевидно, Рылеева мучил вопрос: как долго будут помнить близкие его и его друзей по тайному обществу в случае их гибели. И преданная верность Долгорукой мужу, его памяти в монастырском уединении, как прежде в Сибири, взволновала поэта. В пояснении к думе Рылеев написал: «Нежная ее любовь к несчастному своему супругу и непоколебимая твердость в страданиях увековечили ее имя».

14 декабря 1825 года болью отозвалось по всей России. Виселица с пятью казненными, среди которых был и автор думы «Наталия Долгорукова», на многие годы стала мрачным символом николаевского царствования. Десятки декабристов были сосланы в Сибирь. Одиннадцать жен разделили с ними изгнание, ошеломив русское общество своей стойкостью, самоотвержением и несгибаемой волей.

Друг многих декабристов, в том числе Рылеева и Кюхельбекера, слепой поэт Иван Иванович Козлов пишет в это время, вспоминая о потерянных друзьях — казненных и сосланных:

В 1828 году появляется в печати поэма Козлова «Княгиня Наталья Борисовна Долгорукая». Как и Рылеева, Козлова привлекает в Долгорукой необычайная сила женского характера: величие души, органическая готовность к самопожертвованию, беззаветная сила и щедрость любви.

В поэме Козлова Наталья Долгорукая говорит:

Для религиозного Козлова, в отличие от Рылеева, монастырь — «тихая, надежная пристань», где можно искать «спасенья» от бури гибельных страстей героине, «разбитому челну грозой мятежной». Только там для нее «якорь упованья», «и вечность, и любовь». Героине Козлова является во сне покойный муж. Он велит ей идти в монастырь, чтобы приблизиться к нему, пребывающему уже в жизни вечной:

Однако пострижение в монастырь, которое описывают оба поэта, было лишь эпилогом в удивительной жизни Натальи Долгорукой. Что же это за прошлое, с которым она не пожелала расстаться, не испугавшись и монастыря? Из ее замечательных записок вырисовывается возвышенный женский характер, восхитивший русских поэтов. Обратимся к ее биографии.

Наталья Борисовна была дочерью знаменитого фельдмаршала, сподвижника Петра Первого, «благородного Шереметева», как назвал его Пушкин в «Полтаве».

Наталья родилась 17 января 1714 года. Ее детство прошло в шереметевском доме на Фонтанке, воспетом впоследствии Анной Ахматовой как «Фонтанный дворец». Когда Наталье исполнилось пять лет, умер ее отец, в четырнадцать она осталась круглой сиротой. Однако мать успела дать дочери прекрасное образование и воспитание: «Я росла при вдовствующей матери моей во всяком довольстве, которая старалась о воспитании моем, чтоб ничего не упустить в науках, и все возможности употребляла, чтоб мне умножить достоинств».

После смерти матери, пишет Долгорукая, «пришло на меня высокоумие, вздумала себя сохранять от излишнего гуляния, чтоб мне чего не понести какого поносного слова — тогда очень наблюдали честь. Я свою молодость пленила разумом, удерживала на время свои желания в рассуждении того, что еще будет время к моему удовольствию, заранее приучала себя к скуке»[71].

Однако время радостей для нее не наступило никогда. В пятнадцать лет юная Шереметева стала невестой первого жениха в государстве — любимца императора Петра II двадцатилетнего красавца князя Ивана Долгорукого. Семейство Долгоруких — в фаворе. Подросток Петр Алексеевич, сын казненного Петром I царевича Алексея,— уже два года русский император и только что успешно выдержал борьбу с всесильным временщиком Александром Даниловичем Меншиковым.

Эта борьба была нелегкой. Едва юного Петра провозгласили императором, Меншиков перевез его к себе во дворец и через несколько дней обручил его — двенадцатилетнего мальчика — со своей шестнадцатилетней дочерью Марией. Ему грезился царский престол с дочерью императрицей, и он уже распорядился внести в календарь имена своего семейства наравне с особами царской семьи. Однако, ослепленный видением трона, развращенный могуществом и удачей, Меншиков не заметил, что умом и сердцем императора, с которым он привык не считаться, постепенно, но прочно овладел его гоф-юнкер молодой Долгорукий, а с ним и все его семейство во главе с честолюбивым старым Алексеем Григорьевичем Долгоруким.

Юный Петр, умело подстрекаемый Долгоруким, нашел в себе достаточно сил, чтобы однажды воскликнуть: «Я покажу, кто император: я или Меншиков».

Меншикова со всей семьей, включая и обрученную императорскую невесту, сослали на край земли — в сибирское поселение Березов.

Но едва Петр II распростился с одной навязанной ему невестой, как ему уже готовились новые брачные сети взявшими его безраздельно под свое влияние и опеку Долгорукими. Это стремление обвенчать совсем юного императора было впоследствии поставлено им в вину как государственная измена.

В сентябре 1729 года Долгорукие увезли Петра II на полтора месяца из Москвы на охоту в свое подмосковное имение, а по возвращении была объявлена помолвка его с сестрой фаворита Ивана и дочерью старого князя 17-летней Екатериной Долгорукой. Все знали, что молодая Долгорукая любила австрийского посла. Но по безмерному честолюбию она позволила уговорить себя рвущимся к власти родственникам и дала согласие на брак. Противоположность двух натур — Екатерины и Натальи —обнаруживается тут с несомненностью.

Обручение было торжественным: присутствовали все родственники, начиная с бабки Евдокии Федоровны Лопухиной (постриженной и сосланной когда-то ее державным супругом Петром I и только что возвращенной в Москву императором-внуком) и кончая красавицей теткой Елизаветой Петровной. В толпе придворных и иностранных послов случилось быть и молодой, умной англичанке, жене посланника при русском дворе — леди Рондо, которая писала обо всем, что слышала и видела в России, подробные и неглупые письма, которые впоследствии издала отдельной книгой.

Она оставила нам портрет Петра II в этот день: «Он высокого роста и очень полон для своего возраста, т. к. ему только 15 лет; он бел, но очень хорошо загорел на охоте; черты лица его хороши, но взгляд пасмурен, и хотя он молод и красив, в нем ист ничего привлекательного или приятного. Платье его было светлого цвета, вышитое серебром. На молодую княжну (Долгорукую — С. К.) теперь смотрят как на императрицу; я думаю, однако, что если б можно было заглянуть в ее сердце, то оказалось бы, что величие не может облегчить ее страданий от безнадежной любви; в самом деле, только крайнее малодушие в состоянии променять любовь или дружбу на владычество»[72].

Через месяц после императорского обручения состоялось и обручение Натальи Борисовны Шереметевой с Иваном Алексеевичем Долгоруким.

Долгорукий был веселый повеса. Князь М. М. Щербатов в своей знаменитой книге «О повреждении нравов в России» писал, что «князь Иван Алексеевич Долгоруков был молод, любил распутную жизнь, и всеми страстями, к каковым подвержены младые люди, не имеющие причины обуздывать их, был обладаем»[73]. Говорят, именно за беззаботное и бесцельное проматывание жизни недолюбливал старый, честолюбивый князь своего сына. Молодой Долгорукий в свою очередь платил отцу и сестре тем же. Наверное, по отцовскому желанию он сватался к Елизавете Петровне — та ему отказала.