Описание внешности и характеристика Василька сделаны любящей рукой: это и портрет, и одновременно воспоминания, в которых «ощущается не только похвала, но и выражение горести утраты»[34].

«Был же Василько лицом красив, очами светел и грозен, храбр безмерно на охоте, сердцем легок, с боярами ласков. Кто из бояр ему служил, и хлеб его ел, и пил из его чаши, и дары получал, тот из-за преданности Васильку никакому другому князю уже не мог служить. Крепко любил Василько слуг своих, мужество и ум в нем жили, правда и истина с ним ходили. Был он сведущ во всем и искусен, и княжил он мудро на отцовском и дедовском столе; а скончался он так, как вы слышали»[35].

Поведение Василька перед смертью изображено как героическое. Автор нисколько не сожалеет, что князь не согласился служить врагам, а, напротив, гордится его мужеством: Василько «не покорился беззаконию их». Предсмертная речь Василька полна достоинства — он не просит пощады, он обличает врагов: «О глухое царство скверное, никакоже мене не отведете от христианскыя веры...»

Рассказ о Васильке имеет законченную художественную форму. Вначале автор описывает, как храбро бился молодой князь, как его схватили враги, уговаривая служить им, как он отказался изменить «правде». Три раза молится он перед смертью: чтобы бог избавил его от «плотоядцев» — врагов, чтобы сохранил детей и «жену мою Марию» (характерно, что она даже не названа княгиней, как непременно назвал бы ее посторонний человек.— С. К.), и наконец, предсмертное сокрушение Василька: «Благородие мое железом погибает, и красное тело мое увядает смертию»[36].

Летописец рассказывает о Васильке с достоверностью очевидца. Подробно описаны похороны Василька в Ростове, всенародная скорбь, и смерть его названа «закатившейся светоносной звездой». Усиливая впечатление утраты, красоту и доблести князя Василька летописец вспоминает уже после описания похорон.

Летопись княгини Марьи отмечает важнейшие события ее семейной жизни. С большими подробностями описано, например, торжество по случаю рождения у князя Василька и княгини Марьи сына Бориса. Не забыты семейные свадьбы — брата Василька и сыновей великого князя Георгия.

Летопись описывает женитьбу, поездки в Орду сыновей княгини Марьи: князя ростовского Бориса и князя белозерского Глеба[37]. И еще одно лицо неизменно присутствует на страницах летописи: Александр Невский, двоюродный брат Василька. Особо отмечены все его посещения города Ростова, где он встречался с княгиней Марьей. Безвременная смерть Александра Невского вызвала глубокую скорбь летописца.

Летопись княгини Марьи подробно описывает судьбу родного ей города Чернигова, взятие и сожжение его татаро-монголами, судьбу черниговского епископа, мученическую смерть отца. Но не менее дорого летописцу и все, что происходит в ростовской земле. В 1262 году тут прошли восстания против татаро-монгол: избивали откупщиков «дани», были возрождены народные собрания — вече. Летописец призывает бога «вложить ярость в сердца крестьяном, не терпяща насилья поганых». В пример всем русским князьям ставятся «новые мученики» — рязанский князь Роман, князь Василько, Михаил Черниговский и другие, которые предпочли мученическую смерть, но не уступили врагам ни своей веры, ни родины. Некрологи князьям-мученикам составлены как их жития. Особенность этой летописи в том, что вместо сухой записи по годам даны связные, как бы сюжетные повествования о событиях. Таковы рассказы «Батыева рать», «О Невском побоище», об «Убиении князя Михайло Всеволодовича Черниговского, внука Святославля Ольговичя, от окаянного царя Батыя в Орде».

Попробуем представить себе княгиню Марью над листами летописи. Марья сидит на «стульце», положив летопись на колени. Рядом с ней на низком небольшом столике письменные принадлежности: чернильница и киноварница, маленький ножик для подчисток неправильно написанных мест и чинки перьев, песочница, чтобы присыпать песком непросохшие чернила. Она пишет на согнутых в два, в четыре раза листах, которые потом переплетаются в книгу. В тексте оставлено место для заставок, инициалов, миниатюр, которые сделает потом художник. Итак, княгиня Марья, вдова Василька Константиновича, дочь мученически погибшего Михаила Черниговского, друг Александра Невского, вспоминает дорогие ей лица, пытается сохранить их для нас. Но вот скупое сообщение о смерти княгини Марьи, которая скончалась 9 декабря 1271 года: «Предаст душу и тихо и нетрудно, безмятежно. Слышаша вси люди града Ростова преставление ея и стекошася вси людские в монастырь Святого Спаса».

Стоит на берегу озера Неро в Ростове Великом Спасо-Яковлевский монастырь. Спасский монастырь был основан княгиней Марьей более семисот лет тому назад и назывался Княгининым. Там, возможно, она писала свою летопись, там была и похоронена. Могила ее давно исчезла. Но память о княгине Марье живет в ростовских преданиях.

Раннее утро в августе 1380 года было для Москвы в последние недели непривычно тихим. Кончились шумные военные сборы. Казалось, что в этот рассветный час, когда туман еще не рассеялся, будто и кони ржут не так громко и не так звенят доспехи «удальцов русских». Тишина стояла над площадью, когда великий князь Дмитрий Иванович (до того времени, когда он получит прозвище Донскою, оставались считанные дни) вышел из кремлевского собора Михаила Архангела, где были похоронены его отец и дед. Там он простился с дорогими могилами и, по обычаю, просил их быть незримыми помощниками в предстоящем ему трудном деле.

Нелегко было решиться русским людям после 140-летнего татаро-монгольского ига на схватку с ордой. Великий князь Дмитрий решился. «И съвокупився со всеми князьми рускими и с всею силою, и поиде противу их вборзе с Москвы, хотя боронити своея отчины»,— строго повествует об этом событии летописное сказание. Этим утром войско выступало в поход. Ратники Донского прощались с женами.

Супруга великого князя Дмитрия великая княгиня Евдокия с двумя малыми «отраслями» — сыновьями, супруга двоюродного брата Дмитрия Владимира Андреевича Серпуховского, героя предстоящего сражения, Мария и жены «иных православных князей и многыа жены воеводскыа и боярыни московъскыа и служили жены ту стояще, проводы деющи, в слезах и въсклицании сердечном не могуще ни слова изрещи, отдавающе последнее целование. И прочая княгини и боярыни и служние жены тако же отдаше своим мужем конечное целование и възвратишася с великою княгинею»,— так воссоздает эту картину «Сказание о Мамаевом побоище». Судя но этому описанию, над площадью в Кремле не было в этот час ни криков, ни рыданий. Не повисали на груди мужей, не «цеплялись за руки, не голосили, не причитали. Нет, от слез и сердечных восклицаний» не могли слова произнести. Вместе с великою княгинею Евдокией подошли и «отдали последнее целование». И вместе с нею возвратились — очевидно, на свои места на площади. Он был строгим и торжественным, этот обряд последнего целования. Князь Дмитрий Иванович с трудом удержался от слез - «не дав ся проелезити народа ради». Автор «Сказания о Мамаевом побоище» тонко изобразил душевное состояние князя: «а сердцем своим вельми слезяще и утешаа свою княгиню». Все это было в сердце его, а княгине Евдокии он сказал: «Жено, аще бог по нас, то кто на ны» («Жена, если бог за нас, то кто против!» —С. К.).

Войска вышли из Кремля через Фроловские, Никольские и Константиноелененские ворота, и каждого воина, который проходил под воротами, кропили священною водой. Женщины остались на кремлевской площади одни. К Москва-реке спускались деревянные лестницы с рундуками от великокняжеского Набережного терема, который был живописным деревянным дворцом, — великолепным для своего времени. Княгиня Евдокия села на «урундуке под стекольчатыми окнами» терема, вероятно, остальные жены расположились на деревянных лестницах. Они смотрели вдаль, за Москву-реку, вслед уходящему войску. «Сказание о Мамаевом побоище» донесло до нас речь великой княгини Евдокии, которую она не решилась произнести на площади, перед ратниками мужа, но тут, дав волю слезам, она обратила ее к своим слушательницам — «княгиням, боярыням, женам воеводским и женам служних».