В пору обучения рукоделию Ксении Годуновой лицевое шитье на Руси было в полном расцвете. По роскоши, богатому орнаментированию камнями, жемчугом и серебряными, позолоченными дробницами (пластинки с узорами или изображениями) оно стало приближаться к ювелирному искусству. На работах, приписываемых Ксении, нет вкладных записей с ее именем, по монастырское предание определенно утверждает ее авторство. Произведения, дошедшие до нас, говорят о высоком уровне профессионального умения вышивальщицы, о ее тонком художественном вкусе и несомненной одаренности. Эти работы хранятся в Троице-Сергиевой лавре вот уже 380 лет — монастырская опись относит их к 1601 — 1602 годам. Как раз в это время Ксению сватали за герцога Иоанна, брата датского короля Христиана IV.
У гробницы Сергия Радонежского Ксения молилась о своем счастье. И поэтому вышила на покровце, предназначенном покрывать изголовье гробницы Сергия Радонежского, рублевскую «Троицу» по малиновому атласу.
Все контуры фигур и предметов обнизаны в этом шитье жемчугом: венцы у ангелов, одежды, палаты, горы, очертания дуба, стола. Мелкий жемчуг с особым изяществом подчеркивает линии и создает впечатление гармонической завершенности. На полях среди жемчужного растительного орнамента размещены серебряные, позолоченные дробницы с изображениями богоматери, Иоанна Предтечи, Сергия Радонежского, а также святых, соименных семье Годуновых — Бориса, Марии, Ксении, Федора. По кайме нашиты дробницы в форме ромбов, трилистников, перцев — с узорами. Все они также обведены жемчужными нитями.
Вторая работа Ксении из Троице-Сергиевой лавры — так называемая индития («одежда» на жертвенник), выполненная на испанском бархате. Композиция изображает сидящего на троне Христа, рядом с ним — богоматерь и Иоанн Предтеча. У ног их склонились Сергий и Никон Радонежские. Лица отличаются выразительностью. Шиты они (как и руки) особым швом «по форме», то есть стежками, которые укладывались в том направлении, в котором должны идти мускулы, что создавало эффект объемности. Разнообразие со вкусом подобранных драгоценных камней, жемчужного и золотого шитья, сделанного очень искусно (в нем применено более 15 различных узоров и швов), придает особое изящество этой вещи. Не случайно, наверное, и то, что в обеих работах Ксении присутствует Иоанн Предтеча — соименный ее жениху, датскому герцогу: в мечтах о нем склонялась она над пяльцами.
Могла ли предполагать Ксения, какой горький и скорбный удел ждет ее? Разумеется, нет. Но еще менее могла она догадаться, что ее девичье шитье дойдет до самых далеких потомков и останется памятником ей на века.
В сентябре 1602 года жених Ксении герцог Иоанн прибыл в Москву с многочисленной свитой. Он понравился всем умом, красотой и обходительностью. Семья Годуновых отправилась в Троице-Сергиев монастырь помолиться о счастье Ксении, а когда вернулись, узнали, что герцог заболел горячкой. Царские лекари не смогли помочь. Через несколько дней он скончался. По рассказу Карамзина, Годунов пришел к дочери со словами: «Твое счастье и мое утешение погибло».
Ксения осталась невестой-вдовой. Через три года Лжедмитрий, короновавшись на московский престол, сделал ее своей наложницей. Он держал подле себя Ксению около полугода. Польским его покровителям это не нравилось. Воевода Мнишек, отец Марины, написал своему будущему зятю: «Прошу ваше величество остерегаться всяких поводов, и так как девица, дочь Бориса Годунова, живет вблизи вас, то по моему и благоразумных людей совету, постарайтесь ее удалить и отослать подалее»[64]. Лжедмитрий ослушаться не посмел: Ксения была пострижена в монахини под именем Ольги, посажена «в решетчатый сад», как сказано в песне, обнаруженной в записной книжке священника Ричарда Джемса, и сослана в дальний монастырь на Белоозере, вероятно, в Горицкий, где провела последние годы своей жизни Евфросиния Старицкая.
Вскоре после свадьбы с Мариной Мнишек 17 мая 1606 года Лжедмитрий был убит. На престол взошел Василий Шуйский, давний враг Годуновых. Однако, чтобы упрочить свой авторитет и украсить правление жестом великодушия, он приказал перенести останки семьи Годуновых в Троице-Сергиев монастырь и там похоронить по царскому чину. Гробы с останками покойных несли монахи и бояре, следом за похоронной процессией ехала монахиня Ольга (Ксения), «причитала и голосила». Присутствовавший на церемонии Конрад Буссов записал ее причитания: «О горе мне, бедной покинутой сироте! Самозванец, который называл себя Димитрием, а на самом деле был только обманщиком, погубил любезного моего батюшку, мою любезную матушку и любезного единственного братца и весь наш род, теперь его самого тоже погубили, и как при жизни, так и в смерти своей он принес много горя всей нашей земле. Осуди его, господи, прокляни его, господи!»[65]
В этом причитании, как и в песне, которую записали для Ричарда Джемса, слышны не только женские жалобы на свою загубленную жизнь, но и сетования на несчастья всей русской земли: «за что наше царьство загибло?» — в песне; «принес много горя всей нашей земле» — в плаче. Обращает внимание поразительное по трезвости наблюдение Ксении, что горе русской земле Самозванец принес и своей смертью. Настоящего боярского раздора еще не было, но Ксения уже угадала его осенью 1606 года.
После похорон Ксения поселилась в Подсосенском монастыре около Троице-Сергиева. Вместе с ней тут оказалась одна из жертв ее отца — ливонская королева Мария Владимировна, внучка Евфросинии Старицкой, которая была выдана за датского принца Магнуса еще самим Иваном Грозным. Годунов после смерти ее мужа обманом выманил Марию из Ливонии, так как видел в ней соперницу по праву на царский престол, разлучил с дочерью, которая вскоре умерла (уверяли, что Борис позаботился и об этом), и насильно постриг в монахини. Разумеется, он и представить себе не мог, что когда-нибудь его любимая дочь будет делить судьбу и монастырскую крышу с этой заживо им похороненной правнучкой Ивана III.
Ксения, учившаяся лицевому шитью на работах Евфросинии Старицкой, была рада встретиться с наследницей Старицкой по крови. Возможно, они вспоминали умершую, говорили о ее рукодельной мастерской. Когда под стенами Троице-Сергиева монастыря встали войска Лжедмитрия II, Ксения оказалась там вместе с ливонской королевой — так звали Марию, несмотря на монашеское платье. В монастыре укрылись жители многих окрестных сел. Знаменитая осада длилась почти полтора года и закончилась поражением поляков: осаждавшие не смогли взять монастырскую крепость, защитники которой показали чудеса храбрости. Все беды и трудности осажденных разделила и Ксения.
Поразительно, что оставляет нам иногда история на память. Сколько бумаг, книг несравнимо более позднего времени безвозвратно погибло, но до наших дней чудом сохранилось письмо Ксении, написанное ею в осажденном монастыре и посланное в Москву тетке, княгине Домне Ноготковой (родной сестре жены царевича Ивана, убитого отцом Иваном Грозным). В письме от 29 марта 1609 года Ксения сообщает, что она «в своих бедах чуть жива... и впредь, государыня, никако не чаем себе живота, с часу на час ожидаем смерти, потому что у нас в осаде шатость и измена великая. Да у нас же за грех за наш моровая поветрея, всяких людей изняли скорби великия смертныя, на всякой день хоронят мертвых человек по 20 и по 30 и больши»[66]. Эти строки — подлинный голос Ксении Годуновой, уже не в пересказе слушателей ее плача, не в поэтической интонации песни, а в строгой неоспоримости документа.
После снятия осады Ксения в начале 1610 года переехала вместе с ливонской королевой в Москву, в Новодевичий монастырь. Однако судьба не оставила ее бедами. Вскоре казаки Ивана Заруцкого, который после смерти Лжедмитрия II взял под свое покровительство Марину Мнишек, напали на Москву и разграбили Новодевичий монастырь. «А когда Ивашка Заруцкий с товарищами Девичий монастырь взяли, то они церковь божию разорили и черниц — королеву, дочь князя Владимира Ондреевича, и Ольгу, дочь царя Бориса, на которых прежде взглянуть не смели, ограбили донага, а других бедных черниц и девиц грабили и на блуд брали»,— говорится в одной из грамот того времени.
