— Дело нехитрое! Ты сам, наверно, стреляешь не хуже меня, — отозвался инженер.

Вскоре приехал ординарец и сообщил, что Блохин требует Петрова к себе.

— Ну, командуй сам, Маркел Яковлевич! — крикнул Петров и вскочил в седло…

— Вот хорошо, что ты вернулся! — обрадовался Блохин. — От Дыбенко получен приказ, надо подумать, что и как делать.

Стальному отряду было приказано составить частный резерв Латышского отряда. Для ознакомления с обстановкой Блохин решил обойти расположение латышей и отправился на передний край обороны.

«У латышей совершенно нет артиллерии… Надо перебросить сюда хотя бы пару полевых орудий, — подумал Петров. — Местность здесь открытая, обороняться трудно, численный состав наших отрядов значительно уменьшился после боев и отступления».

Послав записку Прахову, он некоторое время прохаживался между костров. Неподалеку, в чахлом лесочке, инженер заметил небольшую мызу. «Откуда она взялась? На карте ее нет. Очевидно, недавно построена», — решил Петров и направился к домику.

Толкнув дверь, инженер оказался в полутемных сенях. Там никого не было, но рядом в соседней комнате шипел самовар и позвякивала посуда. Заглянув туда, Петров увидел Семенова, беседовавшего с Кустовой. Тут же Рая разливала чай.

— Здравствуйте! — проговорил инженер. — Погрейте окоченевшего стаканчиком чая…

Рая с радостью взглянула на Петрова. Старый фельдшер встал из-за стола и по-военному отрапортовал:

— Имею доложить, что вверенная мне санчасть готова к приему раненых…

— Сделать вам бутерброд? — спросила Кустова, пододвигая инженеру стакан чая.

— Пожалуйста. Вы не раскаиваетесь, Валентина Ивановна, что поехали с нами? — спросил Петров, присаживаясь к столу.

— О, нет! — воскликнула женщина. — Правда, изрядно устала, промерзла и соскучилась по своим ребятишкам. Беспокоюсь, как-то они там без меня в Питере живут.

— Валентина Ивановна оказалась прекрасной сестрой милосердия. Ловко научилась перевязывать раненых и хорошо умеет успокаивать нервничающих, — проговорил Семенов, с улыбкой глядя на машинистку из-под своих по-старчески нависших бровей.

В сенях раздался тяжелый топот.

— Раненого принесли! — вскочила Кустова.

За ней поспешно вышли Рая и Семенов. Наскоро съев бутерброд и проглотив чай, инженер тоже вышел в сени.

В открытых дверях, ведущих в другую комнату мызы, толпились красногвардейцы. Заглянув через их плечи, Петров разглядел лежавшего на столе обнаженного человека, около которого суетились Семенов и Рая, уже одетые в белые халаты.

— Кого это ранило? — шепотом спросил Петров у пожилого усатого мартенщика.

— Мастера нашего, Круповича, — ответил рабочий, и его суровое обветренное лицо дрогнуло.

От острой боли у инженера сжалось сердце.

«Круповича? Неторопливого, мужественного, всегда спокойного Круповича? Какая потеря!» — подумал инженер и, раздвинув плечом стоящих в дверях рабочих, вошел в комнату.

Мастер был бледен, глаза его глубоко запали, нос обострился, из сухих запекшихся губ вырывалось хриплое, похожее на стон, дыхание. На обнаженном животе краснело маленькое, безобидное с виду пятнышко. Но Петров понял, что это смертельное пулевое ранение.

— Сюда нельзя, Аркадий Васильевич! Извольте выйти! — сурово сказал Семенов.

— Лаврентий Максимович, скажите, пришел мне конец? — внятно, но чуть дрожащим голосом спросил Крупович.

— Что ты! Меня на сто лет переживешь, — буркнул фельдшер, вытесняя Петрова в сени и прикрывая за ним дверь.

— Вот и еще одного потеряли, — тихо проговорил Семенов и печально вздохнул: — А какой чудесный человек!

— Где ранило Круповича? — взволнованно спросил Петров у рабочих, принесших мастера.

— Он обходил латышские окопы, знакомился с расположением пулеметов, — пояснил старый мартенщик. — В одном месте он поднялся на бруствер, чтобы разглядеть расположение немцев, тут его и подстрелили.

— Как же вы его не уберегли?

— Он такой дотошный… Все сам хочет видеть. За ним не поспеешь.

Весть о ранении Круповича быстро облетела Стальной отряд. Целая толпа друзей мастера ввалилась в сени, но Семенов запротестовал:

— Поймите вы, никак нельзя его беспокоить, а то он может сразу умереть.

Прискакал встревоженный Блохин. Он распорядился немедленно пригласить врачей из соседних частей в надежде, что они смогут помочь Круповичу.

— Врачи не боги, а рана смертельная — множественное прободение кишечника, — безнадежно махнул рукой Семенов. — Всех-то дырок быстро не заштопаешь, а он тем временем изойдет кровью.

Все же был созван консилиум, который полностью подтвердил мнение старого фельдшера. Врачи признали, что Крупович не выдержит сложной операции.

С наблюдательного пункта примчался расстроенный Прахов. Он сгоряча сунулся было прямо к Круповичу, но его вернули и заставили надеть белый халат.

— Ты что же так неосторожно себя ведёшь, Яков Станиславович? Придется теперь тебе порядочно полежать, пока поправишься, — проговорил комиссар, едва сдерживая слезы.

— О семье моей побеспокойся, чтобы без меня с голоду не померли, — строго сказал Крупович. — Скажешь жене, что погиб я в бою за социалистическое Отечество и завещал ей всех детей воспитать верными сынами нашей Родины… Подрастут — пусть все в партию идут. Я был один, а их трое. Партия наша должна расти и шириться…

Крупович утомленно замолчал и прикрыл синеватые веки.

Прахов, уже не скрывая волнения, глядел на резко изменившееся лицо старого друга и, боясь выдать свои слезы, дышал тяжело и порывисто.

Прошло с полчаса, когда прибыла Звонарева прямо на броневике с Маней Страховой. Осмотрев рану, Варя все поняла, но решила тем не менее попробовать доставить Круповича в Питер на санпоезде. С огромными предосторожностями раненого привезли на вокзал, погрузили в поезд, но довезти живым Круповича не удалось.

Неожиданно на переднем крае обороны началась усиленная винтовочная перестрелка. К ней присоединились пулеметные очереди, загрохотали орудия. Разыскав своего коня, Петров поскакал за пушками, которые еще не успели перейти на новую позицию.

По дороге от раненого латыша Петров узнал, что свыше батальона немцев, поддержанных сильным артиллерийским огнем, неожиданно атаковали левый фланг расположения Латышского отряда. Редкие цепи латышских стрелков были вынуждены отойти из своих окопов. За ними начали отход и соседние подразделения рабочих отрядов.

Группы отступающих красногвардейцев вскоре оказались уже возле расположения Стального отряда. Блохин тотчас оценил опасность положения и по собственной инициативе приказал красногвардейцам разворачиваться в цепь, задерживая отходящих.

— Третья рота — мартеновцы и прокатчики — вправо! Останавливайте бегунов! Вторая — оба механических и транспортники — влево! Которые партийные — вперед! Ведите за собой народ! — скомандовал он. — Первая рота — пушкари — пока останется в резерве за середкой!

Рабочие Стального отряда, быстро рассыпавшись в цепь, двинулись вперед.

— Довольно пятками сверкать! Подмога подходит! Ни шагу назад! — кричали рабочие отступающим.

Латыши уже оправились от удара и, увлекая других, бросились вперед. Подоспел выдвинутый из резерва Молодежный отряд. Он двигался, развернувшись в цепь.

— Товарищи, за вами Петроград, где остались ваши жены и дети! — звонко кричал Вася Алексеев. — Вперед! Умрем за власть Советов!

Молодежь вместе с бойцами Стального отряда с винтовками наперевес ринулась вперед. Немцы уже успели занять часть окопов. Без единого выстрела цепи красногвардейцев бросились в штыковую атаку. Стремительным натиском они выбили врага из окопов.

Встретив решительное сопротивление, немцы не осмелились на повторные атаки.

С наблюдательного пункта Петров со всевозрастающей тревогой следил за маневрами немцев. Они обходили Нарву с юга, направляясь на Кренгольм. Нетрудно было догадаться, что враг стремился захватить мосты через Нарву и, выйдя на правый берег реки, перерезать железную дорогу на Петроград.