Однако на следующий день, как будто малодушия собственного устыдясь, как будто желая примерно наказать за предательство, москвичи закатывали двенадцать, а то, чего доброго, и четырнадцать безответных шайб, и в такие горькие для всего города вечера публика начинала потихоньку расходиться еще задолго до окончания матча — обычно после того, как вошедшие в раж гости закатывали десятую.
В эти дни нависла над погрустневшим «Сталеплавильщиком» еще одна грозовая туча. Мало того, что москвичи нас под монастырь подвели, по нашим косточкам твердо решили пройти в высшую лигу соседи-новосибирцы.
Был у нас прекрасный защитник Коля Елфимов. В девятнадцать лет рост — сто восемьдесят, вес — девяносто, а главное — скорость, какой нет и у иного нападающего. Коля не работал — учился в техникуме, и по всем законам была ему дана отсрочка от армии, да что ты будешь делать, если командующий сибирским военным округом не только ярый болельщик, но и сам спортсмен, мастер по лыжам, в кроссах до сих пор с солдатами рядом бегает, и если теперь он кровь из носа решил собрать классную команду. Нашли они там какой-то хитрый параграф, и приехал из Новосибирска подполковник за нашим Колей.
Это ли для простого защитника, еще не ставшего мастером спорта, не честь? Да нам-то от этого не легче.
И так уговаривали подполковника, и этак — хоть бы что. Личное поручение командующего — и точка. Единственное, на что он в конце концов согласился, — лишний денек пробыть в Сталегорске, чтобы Коля последний разок сыграл в родном городе.
И это была его, подполковника, роковая ошибка...
Мне в тот день позвонил мой друг-медик: «Будешь сегодня вечером?»
А среди болельщиков уже стало хорошим тоном отвечать теперь на такой вопрос не сразу. Ведь знаешь же, что не утерпишь, прибежишь как миленький, куда денешься, но непременно надо помяться в разговоре, повздыхать: а чего, мол, там делать вечером?.. Или будет на что посмотреть?
Я и тут стал так, а друг мой и говорит: «Ты это брось. Сегодня — как штык. Сегодня Коле Елфимову сотряс будут делать».
Спрашиваю: «А что такое «сотряс»?
«Как, — отвечает, — что? Сотрясение мозга! Команда сегодня всю тренировку бросок на борт отрабатывала. Создадут момент, и... Со «скорой» уже договорились. Тут же на носилки — ив травму. И Коля своему подполковнику — ручкой...»
Голь на выдумки хитра — права пословица! Да только что нам и в самом деле оставалось?
Конечно, я в тот вечер не сводил глаз с Коли Елфимова: когда же, думал, когда?.. Да и все остальные на стадионе ждали, сдается мне, того же. Насчет сотряса не знал, по-моему, только порученец-подполковник.
Это как-то неожиданно произошло: Коля был без шайбы, стоял себе, выжидал, а тут его промчавшийся мимо торпедовец — играли с горьковчанами — задел плечом, слегка развернулся. В это время срикошетила шайба, ударилась Коле в коньки, и тут на него все и бросились, и горьковчане и наши — только борт затрещал.
Ну, свалка, свисток, все как обычно, только потом все встают, а Коля лежит, разбросав руки, и головою туда-сюда потихоньку, вроде бы с великою болью, водит — артист!..
Стали около него игроки собираться, судья подъехал, наклонился и выпрямился почти тут же, сделал знак уже привставшему со скамейки дежурившему от «скорой» врачу в белом, натянутом поверх овчинного полушубка халате, и тот с чемоданчиком в руке засеменил по льду.
Видно, он там сперва нашатырь нюхать давал, все по науке — осматривал сперва, ощупывал или что там, только тоже вскоре поднялся с корточек, помахал рукой санитарам — а те уже только того и ждали.
Стадион гудел, все шеи повыкручивали, провожая глазами лежавшего на носилках молодого защитника.
Тут же, как только вынесли Колю из «коробочки», появился около носилок новосибирский подполковник, но Коля, говорят, даже взглядом на него не повел, а санитарам, тем что, быстренько пошли себе с носилками дальше, навстречу уже распахнутой задней двери белого с красной полосою «рафика», — горячий привет вашему товарищу лыжнику!
На следующий день утром я позвонил своему другу медику, спросил, посмеиваясь: «Ну и как сотряс?»
А он вдруг вздохнул: «С сотрясом-то все нормально, ничего нет, а вот плохо, что нашему Елфимычу ключицу сломали и два ребра... Не по сценарию у них, понимаешь, вышло — не успел, говорит, мобилизоваться».
И не успевший мобилизоваться богатырь Елфимыч почти два месяца каждую игру стоял потом на «руководящей» трибуне и, облокотившись о металлический поручень, мрачно смотрел, как добивают его любимую команду.
И добили — куда ты денешься.
Мало того, что «Сталеплавильщик» со свистом вылетел из высшей лиги, на следующий сезон его в классе «А» стали дотаптывать. И кто, подумать?.. Какой-нибудь там «Прядильщик» — и смех, ей-богу, и грех.
Старые болельщики еще хорошо помнили, как три года назад этот самый «Прядильщик» на нашем стадионе опростоволосился. Он тогда тащился чуть ли не позади всех и мог очень даже запросто из класса «А» вылететь, ему очки позарез нужны были, а мы свое в тот сезон досрочно взяли, нам уже было наплевать, и ребята из «Прядильщика» перед игрой чуть не на коленях упросили наших «подлечь», попросту говоря, поддаться. Наши в раздевалке посмеивались: придется помогать мужикам, если такое дело, а то, говорят, домой хоть не возвращайся!
Решить-то решили два очка отдать, но потом заигрались, вошли, что называется, во вкус и между делом набросали хлопцам из «Прядильщика» полную шапку. Потом опомнились, неловко стало, что дружеский договор нарушили, и стали шайбу потихоньку гостям подсовывать: нате, мол, действуйте!
А оно как назло! Не идет к ним шайба, хоть плачь!
Потом наконец одному нападающему, шустрому с виду пареньку, выложили прямо на клюшку, а сами вроде замешкались, приотстали... И вот мчится он впереди всех и чуть не от синей линии нашему вратарю орет в голос: «Гера, ну ведь договорились же, Гера!..»
Гера потом рассказывал, что он уже для верности и глаза закрыл, чтобы реакция, значит, не подвела, чтобы, грешным делом, не поймать шайбу случайно.
И тут вдруг этот самый шустрый с виду нападающий «Прядильщика» на ровном месте споткнулся, плюхнулся на лед и на животе въехал мимо Геры в ворота, а шайба прошла метра на два левее.
Стадион тогда со смеху помирал, как он Геру-то на бегу уговаривал. А теперь, пожалуйста, увозит из Сталегорска четыре очка из четырех — этот самый «Прядильщик» занюханный! Это ведь надо перестать себя уважать, чтобы до такого докатиться...
И переставали потихоньку. Уважать.
Ну в самом деле, смотришь, замерзший, на эти жалкие потуги «Сталеплавильщика» забить шайбу и чувствуешь, как лицо твое поневоле кривится в грустной такой усмешечке: да что они, в конце концов, могут?..
Стадион пустовать начал, целые ряды не заняты, и на остальных свободных мест сколько хочешь. Болельщики бродят от одной кучки к другой — там огоньком разжиться, там стопочку хватить, а там душу отвести, поразговаривать. Кто-нибудь знакомый тебя затронет:
— Ну, как тебе?
Ты вздохнешь нарочно:
— Да не говори.
— Они уже совсем перестали мышей ловить.
— Эт точно.
Тут кто-либо из друзей, стоящих рядом, взорвется после очередной оплошности нашего защитника:
— Нет, ты только погляди! Этот пижон Стасик приходит сюда с клюшкой только затем, чтобы бесплатно смотреть хоккей! Шайба летит рядом, а он стоит, чего-то ждет.
Разговор себе дальше:
— Да, а Стасик и никогда не играл.
— Гнать бы, да...
— Вот в том и дело: кем заменишь?
— Да что ты с ними — бросились опять впятером, а ворота оставили... должен же какой-то порядок!
— А где он в нашем городе, порядок?.. Чего искать вздумал!
И кто-нибудь, мыслящий глобально, скажет чуть ли не со слезою в голосе:
— Нечего ждать. Нечего!.. Как были мы, братцы, Азия...
И тут уж — переход к другой теме:
— А слышали, вчера на комбинате? Один крупный специалист, видать, выреза́л посреди стальной площадки круг в четыре метра диаметром... Посредине сидел и резал. Ну, и выпал потом вместе с этим кругом — хорошо, что ниже еще одна площадка, отделался легким испугом.