Светка завязала шнурки, повесила кроссовки на шею, носки сунула в карманы, джинсы подвернула, примерилась, чтоб спрыгнуть в ил и не провалиться снова по колено.
Юнг подставил руки. Так, между прочим. Типа, если хочешь, могу на руках понести. Светка, рук его не замечая, сползла со ствола, побрела за Тёмой.
— Тартарен! — позвал Лешу Юнг. — Где ты там? Уходим!
3
— Поговорить надо, — сказал Крис, обводя взглядом разомлевшую команду.
— О чем? — лениво спросила Света, приподняв лист банана, наброшенный на лицо от насекомых.
— Как жить дальше будем.
— Ох лю-юди, — протянула Катя. — Так хорошо. Давайте помолчим.
Вот они отдыхают сейчас на приподнятом над илистой поймой и мутной речкой берегу. Здесь даже есть немного солнца, потому что деревья и вся эта тропическая зелень отступили чуть-чуть. И если глаза закрыть или лист на лицо положить — вообще как будто выехали на пикничок под Москву, расположились на берегу, валяются, ни о чем не думают. И в животах впервые за последние сутки не так пусто.
«Выпить бы пива…» — думал Тартарен.
«Покурить бы…» — думала Светка.
«Не вставать бы…» — думала Катя.
От того места, где Крис решил строить плот, они прохлюпали по грязи минут пять и уперлись в каменистый берег. Отвесный, но невысокий — метров пять. Камни в нем слоями, как хрустящие коржики в торте «Наполеон». И по ним в одном месте вода стекает тоненьким водопадом — прозрачная и чистая, из ручья там, наверху.
Катя подбежала, лицо и губы под струйку подставила, стала пить. И ее никто не удерживал. Только Светка толкнула в бок и тоже губами к воде потянулась.
Вода была холодная и вкусная. Даже предусмотрительный Крис и рассудительный Тёма приложились. А Тартарен пасть разинул и стоял дольше всех.
Поляна крохотная — примерно пять на пять метров, деревьев не видно, зато зелень здесь густая — низкорослые банановые заросли, остролистый кустарник, сорняки какие-то колючие — не продерешься.
Тартарен выпрямился во весь рост, повернулся, так что все сразу почувствовали, какая маленькая эта поляна и какой он большой, хлопнул себя ладонями по животу и пропел на ленноновский мотив:
— Е-е-есть, е-е-есть, е-е-есть!
— Это в ка-аком же смысле? — растягивая слова, поинтересовалась Катя.
— В смысле — жрать охота! — объяснила непонятливым Светка.
Юнг тронул широкий и длинный банановый лист.
— Странно, что бананы тут все какие-то молодые. Ни одного плодоносящего растения. Может быть, если подняться повыше, поискать…
— Давайте найдем поскорее что-нибудь, — жалобно попросила Катя. — А то у меня уже голодные глюки начались.
— И что видится? — живо поинтересовался Тартарен.
— Пи-ицца, — простонала Катя.
— С чем?
— Со всем! С сыром, с грибами, с ветчиной, с зеленью, помидорами, оливками, — покачиваясь, медитировала Катя. — Такая большая белая коробка, в каких их развозят прямо из пиццерии. Горячими. Крышку откидываешь — а там она. Поднимаешь, кусаешь — корочка хрустит, сок течет!
— Стой! — схватил Тартарен Катю за руку, а себя за живот. И тут же хлопнул себя по лбу: — Какие же мы кретины!
— Почему это? — не согласился Юнг.
— Миноги! — пробурчал из живота Тартарен. — Их ведь сырыми можно есть! Суши из миног! Было у нас в руках, а мы его упустили!
— Кхм, — кашлянул Тёма. Катя дернулась в его сторону, увидела, как наморщился довольно крупный Тёмин нос, а глаза голубые сощурились и посмотрели лукаво.
— Что? Что ты хочешь сказать? Не все здесь кретины? Ты прихватил с собой пару этих скользких? А они съедобные? Ну не молчи же!
— Ну почему же пару, — поправил Тёма и раскрыл молнию на своей волшебной сумке.
Тартарен с Катей разом заглянули внутрь. Стукнулись головами. Отпрянули, потирая лбы. Тартарен увидел, какие у Кати огромные влажные глаза и мягкие, полные губы.
— Сюрприз! — выкрикнула Светка, схватив пакет с чем-то темным.
Тёма раскрыл полиэтилен и выложил на него одну за другой штук восемь обезглавленных миног.
— Когда это ты успел? — покосился на Тёму Крис.
— Да какая разница! — заорал счастливый Тартарен. — Молодец, Тёма! Один не растерялся.
— А как мы их будем есть? — спросила вкрадчиво Катя.
— Не люблю сюрпризов, — осудил кого-то Крис, выудил из Тёминой сумки нож, сменил на нем ножовку на широкое лезвие и пошел прорубать проход в окружившей их растительности.
— Чего это он? — улыбнулась растерянно Катя.
— Страдает, что не он снабдил нас продовольствием, — догадалась Светка.
— О чем вы говорите? — не понял Тартарен, любовно перебирая тушки миног. — Интересно, их чистить надо?
— Только потрошить, — сказал Тёма. Взял у Юнга складной ножик, ополоснул миногу в ручье, показал, как именно потрошат.
Тартарен с интересом наблюдал за процессом.
Миног сложили рядышком возле ручья. Тартарен любовно погладил гладкое тельце, стал озираться в поисках чего-то.
— Надо бы дров принести, — потрогал он задумчиво ус.
— Принеси, — предложила Светка.
Тартарен посмотрел на Тёму.
Тёма обстоятельно доставал и выкладывал из сумки на просушку альпинистские шнуры, крючья, карабины, термос-дезинфектор, фонарь в прорезиненном корпусе, пару фальшфайеров, какие-то таблетки в пластике, вскрытый пакет с размокшими сухарями и другой, невскрытый, с сухими и еще какие-то пакетики, пластиковые коробочки.
Катя сидела рядом на корточках, не замечая, что коротенькая плотная юбочка мало что прикрывает и спереди и сзади.
Заметил Тартарен, вздохнул с сожалением, встал, оглядел поляну в поисках хоть какого-нибудь топлива. Ничего не обнаружил — ни листьев, ни сучьев. Заглянул в проем, прорубленный в зарослях Крисом. Оттуда показалась охапка сухих сучьев. Потом другая. Первую нес Крис. Вторую Юнг.
— Класс! — похвалил Тартарен, принимая от Юнга охапку хвороста, пытаясь соорудить из него шалашик будущего костра.
Сучья были какие-то волокнистые, легко гнулись, но не ломались, в будущий костер вмещаться не хотели, торчали во все стороны, как вставшие дыбом волосы в прическе панка.
Кое-как утрамбовав костровый шалашик, Тартарен отступил, любовно оглядывая заготовку для будущих углей, на которых будут запечены в пять минут толстенькие миноги, похлопал себя по карманам, но зажигалку не обнаружил.
— Крис! — окликнул он и показал пальцами, как крутится колесико и высекается огонь.
— У меня зажигалки нет, — сказал тот и посмотрел на Юнга.
— И у меня тоже.
— Блин! — сказал Тартарен.
— Та-ак, — протянул Крис.
— Может, линзу использовать? У Кати очки были, — вспомнил Юнг.
— Нет у меня больше очков, — расстроилась Катя. — Очки в сумке были. Сумка в самолете осталась.
— Держите, бойскауты! — достала из джинсов желтенький «Крикет» Светка.
— Гм, — одобрил Тартарен, поднес зажигалку снизу к хворосту, крутанул колесико. Потом еще и еще раз. Огня не было.
Потряс, пощелкал снова. С тем же результатом.
— Блин! Отсырела, что ли?
Тёма подошел, присел на корточки, чиркнул чем-то длинным и зеленым, охотничья спичка вспыхнула, зашипела, разбрасывая огонь.
Катя радостно вскрикнула.
— Что бы мы без Тёмы делали, — сказал Юнг.
…Миноги были восхитительны, но кончились слишком быстро. Еще по горстке сухарей, вода из ручья. Однако голод притупился ненадолго. Ровно настолько, чтоб можно было отдохнуть на земле рядом с тлеющими углями, щуриться на солнце, предаваясь краткому счастью недумания о будущем.
Все кончилось быстрей, чем они надеялись. Как только Крис предложил подумать.
— А о чем тут думать-то, идти надо! — пробурчал недовольно Тартарен.
— Куда, интересно? — спросил Крис.
— Для начала вернуться к этим вот миногам. Прихватить, сколько сможем унести. И зажарить. Мне, например, эта порция на один зуб.
— А по-моему, нам нужно поскорее уходить отсюда, — сказал Юнг.
— С чего это вдруг? — спросил недовольно Тартарен, представивший только что целую гору из миног, запеченных на углях.