Комната наподобие приемной или проходного помещения, оттуда через правую дверь можно попасть в офис. У распахнутого настежь левого окна дышит воздухом некий мужчина, ему дурно. У правого окна Мария ест печенье, запивая молоком из пакета. Правая дверь приоткрыта. Шум улицы, писк компьютеров, телефонные звонки. Из кабинета выходит Коллега.

Коллега. Я ухожу на обед, Мария. Ты не могла бы в начале второго позвонить в типографию и узнать, сдали ли Шмидт и Вольф эскиз проспекта?

Мария. Конечно, позвоню.

Коллега. Ты что-нибудь слышала об Олафе?

Мария. Ах, Олаф. Я его спрашиваю, не поедет ли он со мной на Пасху в Мадрид. А он шлет мне видеокассету со своими гримасами. И все. Большего от него не дождешься.

Коллега. Почему бы тебе не сходить опять к гадалке?

Мария. Да. Может быть.

Коллега. Пока.

Мария. Приятного аппетита.

Коллега уходит через левую дверь. Немного погодя из правой двери входят Покупатель и Начальница, Человек в зимнем пальто и Спящая.

Покупатель. У нас все еще так заведено: женщина несет в дом культуру, мужчина занимается экономическими вопросами.

Начальница. А почему не наоборот? Мужчина несет культуру, женщина занимается экономическими вопросами.

Покупатель. Зачем все переворачивать с ног на голову? Чего ради?

Начальница. Я знаю, ваш идеал — продавщица обувного отдела: все время торчит у ваших ног и спрашивает, жмет или не жмет. (Марии.) Добрый день…

Мария. Добрый день, фрау Зибвальд.

Обе уходят через правую дверь. Почти в тот же миг появляется Художник (Совершенно незнакомый человек).

Художник (Марии). Я от Шмидта и Вольфа. Могу я поговорить с фрейлейн Дюббе?

Мария. Она только что ушла обедать.

Художник. Я принес эскиз весеннего проспекта.

Мария. Ах, так он еще не в типографии? Положите, пожалуйста, вон туда, на ее письменный стол.

Художник идет направо и возвращается обратно.

Художник. Я тороплюсь. Скажите ей, позже я позвоню. Осталась еще парочка вопросов…

Мария. Когда-то мы были знакомы.

Художник. Да, верно. Как поживаете?

Мария. Спасибо. Вы-то как?

Художник. Да так себе. Работы много.

Мария. Все еще?

Художник. Без конца, да. Когда же это было?

Мария. Это было… погодите… в сентябре восемьдесят второго в ратуше.

Художник. В сентябре восемьдесят второго? Я тогда был в Штатах. Этого не может быть.

Мария. Вы уверены? Или в восемьдесят третьем?

Художник. В ратуше?

Мария. На чествовании победителей соревнований по туризму.

Художник. Вряд ли это был я.

Мария. Мы откуда-то знакомы, я же вижу.

Художник. Да. Только, я думаю, это было гораздо раньше. Мария. Может быть. Я, между прочим, тоже так думаю. Наверняка очень давно.

Художник. Как долго хранится в памяти лицо, а все остальное забывается.

Мария. Да, начисто.

Художник. Ну, мне пора. Всего хорошего.

Мария. Взаимно.

Художник. Что с этим человеком?

Мария. Ему дурно. Каждый час он спускается вниз из своей конторы, чтобы глотнуть чуточку свежего воздуха. У них наверху сплошь кондиционеры. Окна не откроешь.

Художник. Вы его знаете?

Мария. Нет.

Художник. Такое впечатление, будто с ним сейчас случится инфаркт. Может, «неотложку» вызвать. Никогда не знаешь, надо помогать или нет. Не слишком ли рано суешься. Лучше я пока не пойду мимо него. Я не любитель подобных зрелищ. (Поворачивается к Марии.) Скажите мне, когда все кончится.

Мария. Знаешь, по-моему, ты и в самом деле все забыл.

Художник. Да. Верно. А ты?

Мария. Я тоже. А жаль. Никак не могу вспомнить все по порядку. Рехнуться можно.

Художник. Просто прошло слишком много времени.

Мария. И все же мы без труда узнали друг друга.

Художник. С ходу, надо сказать, все-таки приятно.

Мария. Ну да, приятно, а как знать, что, собственно, было тогда. Может, вовсе не обязательно приятно. Я просто больше не помню.

Художник. Что-то такое там, в седой древности. Но лицо, лицо-то остается в памяти.

Мария. Можешь повернуться. Он ушел. Ему надо было только дух перевести.

Художник. Я не переношу, когда кому-нибудь плохо. Мне самому от этого становится дурно.

Мария. Да, кончилось. Все. Можешь идти.

Художник. Ну ладно. Так что… если я сейчас снова появлюсь на пороге, значит, я что-то про вас вспомнил.

Мария. Ладно, ладно. Если я сразу же рвану за тобой, значит, я тоже кое-что вспомнила.

Художник. Ну тогда — до скорого свидания, надеюсь.

Мария. Надеешься?

Художник. Или не до скорого.

Мария. Ведь ничего особенного тогда наверняка не было. И не могло быть.

Художник. А все же интересно было бы узнать, если ты вспомнишь. Всего доброго.

Мария. Взаимно.

Затемнение.

Перед Вами переложение чтения классики в драматическую форму. Просто как если бы некто, оторвавшись от поэмы Гомера, представил себе на сцене долгий финал Итаки, каким он явился его взору. Отступления и мысли по поводу, ассоциации, сопровождающие чтение, становятся при этом компонентами драматургии. Диалог ради живости жертвует стихом и рапсодической интонацией. Однако присутствие великих переводов Иоганна Генриха Фосса^{68} и Антона Вейера^{69} все же остается ощутимо; и этого вполне достаточно, чтобы перенести слушателя, как это было с незапамятных времен, в детство человечества.

Афина Паллада, Богиня с глазами совы.

Одиссей, царь острова Итака.

Пенелопа, его жена.

Телемах, их сын.

Лаэрт, отец Одиссея.

Евриклея, кормилица Одиссея.

Евмей, свинопас.

Фемий, певец.

Медонт, глашатай и виночерпий.

Феоклимен, прорицатель.

Ир, нищий.

Женихи:

Антиной, предводитель женихов.

Евримах, его заместитель.

Амфином, любимый жених Пенелопы.

Ктесипп.

Элат.

Леодей.

Леокрит.

Амфимедон.

Демоптолем.

Агелай.

Евриад.

Служанки:

Меланфо.

Автоноя.

Гипподамия.

Псирия.

Эрифила.

Три фрагментарные женщины:

Колено.

Ключица.

Запястье.

Голос Зевса.

Народ Итаки, солдаты, слуги и служанки.