P. S. Пожалуйста, передавай всем привет то меня. Особенно девушке в палатке. Вы о ней хорошо заботитесь?

Площадка для грилля в саду. Впереди низкий стол с пятью садовыми стульями. Справа грилль, рядом столик на колесиках с напитками. Каменная колонна с фигурой мадонны. Стол, стулья, грилль забетонированы в основании. Все, что передвигается, прикреплено тонкой цепью. За пустым столом сидят: Альберт, его отец Вильгельм, его сестра Жозефина. Напротив — Лотта, рядом со своим братом Берндом. Время от времени они меняются местами, так как ничем не заняты, даже не едят и не пьют. На Лотте ее костюм, который каждый раз выглядит все более поношенным и выцветшим.

Она делает набросок, с Альберта, молодого человека.

Лотта. Ты узнал меня, Альберт?

Альберт. Конечно.

Лотта. Я вот тебя сразу узнала, а ты вырос и совсем позабыл меня.

Альберт. Не забыл.

Вильгельм (наклоняется вперед, пальцы рук переплетены). Вы, как я замечаю, хотите пригреть Альберта, проявить заботу о моем сыне?

Лотта. Вполне возможно, Вильгельм. Говори мне «ты».

Вильгельм. А ты, зять, что думаешь по этому поводу?

Бернд (нервно заводит свои ручные часы). По-моему, нет причины для беспокойства. Сестра, ты ведь замужем?

Лотта. Я с мужем в разводе.

Бернд. Что у тебя к Альберту? Любовь? Сострадание? Желание проявить заботу?

Вильгельм. Видите ли, мой сын нуждается в надежной опоре, а не в очерёдном приключении.

Лотта (Бернду). Успокойся, не верти в руках часы.

Вильгельм. Мой сын уже три года ждет места на стоматологическом отделении. Три года прошли впустую. А до этого два года военной службы… службы так называемому демократическому государству! Теперь ему двадцать пять. Лучшие годы проходят, его будущее неопределенно. Ничего из него не выйдет. Он сидит дома в Хернуме и изрекает дурацкие сентенции.

Бернд. Военному поколению тоже было нелегко.

Вильгельм. Военному поколению? Ты, Бернд, ведь не относишься к военному поколению? Вы в шестидесятые годы пришли на все готовенькое. С университетской скамьи прямо на врачебную практику, особенно если были связи…

Лотта. Ну, у нас никаких связей не было. Наш отец не был богатым: он работал на газовом заводе. Поэтому мой брат во время учебы должен был подрабатывать. Вы несправедливы к Бернду. У него не было перспективы сразу получить практику, как, например, у Альберта. Иначе мой брат уже давно имел бы собственную практику, а не был бы твоим ассистентом!

Бернд. Я не его ассистент.

Вильгельм (одновременно с Берндом). Он — не ассистент.

Лотта. Ну что-то в этом роде. Приемный зять, несамостоятельный врач.

Вильгельм. Да, да. Темнота, темнота. Государство, социальное государство… но с вами об этом говорить бесполезно.

Пауза. Лотта рисует.

Жозефина. Двадцать восемь тысяч марок.

Лотта (наклоняется к Альберту, пытается подвинуться на своем стуле, но безуспешно). Прежде чем я встретила тебя, Альберт… Почему я никак не могу сдвинуться с места. Ах ты, святая Мария, все вкопано и приковано!

Вильгельм. А как ты думаешь, что тут осталось бы к завтрашнему утру, если б мы все не забетонировали и не приковали?

Лотта. Прежде чем я встретила тебя, Альберт, я была в таком же оцепенении от боли, как та фигура на маленькой колонне…

Вильгельм (безотносительно к сказанному), Да-да, так-так.

Альберт никак не реагирует. Лотта откидывается обратно. При следующей фразе она опять подвигается вперед, до края стула.

Лотта. В голову лезли тысячи всяких мыслей и бессмысленностей…

Вильгельм. Да-да, так-так.

Лотта (снова отодвигается назад). Скажи мне что-нибудь умное по-французски. Если б я знала французский, как ты!..

Вильгельм. Да, так!

Альберт. Но я едва его знаю…

Лотта. Ну, брось, ты наверняка знаешь французский и итальянский.

Альберт (смеется). А итальянский я вообще не знаю…

Оба смеются.

На самом деле, нет!

Жозефина пытается встать, но ноги ее подкашиваются и она садится обратно.

Жозефина. Если с ногой и дальше так будет, то я, видно, никогда не буду ходить как прежде.

Бернд. Сейчас два часа пятьдесят минут, Жозефина. Еще нет даже трех часов. Может быть, ты потерпишь еще полчасика?

Жозефина (встает). Ты, Бернд, помалкивай! Где мои двадцать восемь тысяч? (Идет к столику с бутылками, осматривает их по очереди.)

Вильгельм (явно обеспокоенный, подошел и стал рядом). Ничего крепкого, Жозефина. Ничего крепкого!

Жозефина. Что же мне налить?

Вильгельм. Прошу тебя, дочка…

Жозефина. С чего начать?..

Вильгельм. День ведь длинный…

Она выбирает бутылку водки и наливает большой стакан. Отец при этом помогает, но в то же время мешает. Он дает ей стакан, а потом отнимает от самого рта. Она все же пьет, а он печально гладит ее по голове, потом провожает к столу.

Альберт. Смотрю на твой костюм, Лотта, и хочу спросить: это новая бабушкина мода на континенте? Ты выглядишь в нем, как участница похода против ракетно-ядерного вооружения.

Лотта. А я думала, что мой костюм еще можно носить, до известной степени.

Альберт. Надеюсь, ты не забыла положить нафталин в карманы.

Лотта. Ты болван, Альберт!

Альберт. Хотел бы я на тебя посмотреть, когда речь зайдет о сексе.

Лотта. Повернись, Альберт, повернись!

Альберт. Не удивлюсь, если ты покраснеешь до ушей, стоит с тобой заговорить о сексуальных проблемах.

Лотта. А ты говори об этом поменьше!

Альберт. Значит, ты не хочешь поговорить со мной о сексе?

Лотта. Прекрати, пожалуйста! Излюбленная тема?

Альберт. Посмотрите на ее лицо. Всего несколько слов, и какое возбуждение.

Вильгельм. Послушайте лучше, Лотта, как позади нас шумит и плещется море. Во время прилива мой сын несет всякую несусветную чушь. Но когда море умолкнет и начнется отлив, вот тогда… (Ему приходится подняться, так как Жозефина направляется к напиткам. Берет ее за руку и возвращает на место.)

Альберт. Но есть — или были — и такие матери, которые подключали своему ребенку электроприбор. Если с ним что-то происходило, в ее спальне звонил звонок. Такая мать была у меня.

Вильгельм. Мне хочется взять моих детей под мышки — Альберта сюда, Жозефину сюда — и бежать, бежать в края, где ни я не был рожден, ни мои дети. Подальше от Северного моря и от здешнего воздуха, который отравляет нас йодом. Брошу все и увезу вас обоих, как дрожащих цыплят, если вы не подавите в себе ваши недуги! Ты — свое отупение, а ты — свое помешательство. Ты — молчание, а ты — словоблудие. Ты — оцепенение, а ты — навязчивость.

Жозефина (Лотте). Сейчас я тебе кое-что скажу: твой брат обокрал меня.