Некий прокурор Парламента, по имени Фортен, семидесятилетний вдовец, вздумал влюбиться в молодую девушку и, желая ей понравиться, стал носить серую бобровую шапку с золотой лентою и каждый день надевал сапоги с золочеными шпорами. Он и стихи сочинял; в одном из стихотворений он обращался к девушке так:

Она посмеялась над ним; а он умер, так и не излечившись от своего безумия, отошел в иной мир в своих высоких сапогах с золочеными шпорами. У него был сын, умерший от какого-то недуга в Риме. Евреи купили одно из его платьев, довольно примечательное. Какой-то другой француз, недавно приехавший туда, случайно приобрел его; остальные тамошние французы стали называть его «Покойный Фортен».

Второй сын г-жи де Шабан сестры Сен-Прея, будучи в Риме, познакомился с некоей дамою, вдовою, бывшей старше его годами. Из Рима он отправился в Неаполь с г-ном де Гизом и там был посажен в тюрьму. Вдова так настойчиво хлопотала о нем, что вызволила его оттуда; он же, став старшим в роде, из признательности женился на ней и увез во Францию; произошло это во время Бордосской войны[343]. Эта женщина оказалась в одном из замков г-на де Бурдея, защищала его и была ранена при этом мушкетной пулей в плечо. Г-жа де Шабан, у которой был бешеный нрав, преследовала ее, как только могла, По ее наущению их ограбили, и ее невестка потеряла при этом несколько прекрасных картин. В конце концов им пришлось подать на г-жу де Шабан жалобу в суд. Их иск, помнится, удовлетворили.

Саблиер, второй сын г-на де Рамбуйе, — тот, которого прозвали Мастером мадригалов, — сойдясь с одной красивой женщиной, по имени г-жа ле-Танер, чей муж столь же несуразен телом, как и умом, из щепетильности, дабы избежать столь противного сотоварища по любовным утехам, потребовал от своей дамы, чтобы та в течение целого года спала отдельно от мужа. Жена сослалась на то, что у нее сильный насморк и что она может захворать грудью, ежели забеременеет тотчас после простуды. Тем временем щепетильный любовник развлекался с нею с известной опаскою; но однажды он все же кое-что упустил, и вскоре его подруге стало ясно, что она понесла, а посему она позаботилась своевременно вернуть мужа к себе в спальню; но любовник получил по заслугам: эта женщина стала всячески терзаться, вообразив, что ее ребенок украдет то, что принадлежит другим, и что она не сможет убедить себя, будто бы он родился от ее мужа; и не женись ее возлюбленный вскоре после этого, я не знаю, чем бы все кончилось.

Маленький Скаррон, прозвавший себя сам безногим калекою, — это сын Поля Скаррона, советника Главной палаты, которого все звали Скаррон-Апостол, ибо на каждом шагу он цитировал св. Павла[344]. Этот старикан был завзятым чудаком, как это явствует из шутливого памфлета, написанного маленьким Скарроном на свою тещу; памфлет сей, быть может, самое лучшее, что он сделал в прозе.

Маленький Скаррон всегда питал склонность к поэзии, танцевал в балетах и отличался прекраснейшим нравом до той поры, пока некий шарлатан, взявшись излечить его от какой-то детской болезни, не дал ему снадобья, от которого у него отнялись все члены, кроме языка и еще кое-чего, что вам, должно быть, понятно; по крайней мере, из дальнейшего ясно, что этому вполне можно верить. С тех пор он сидит на стуле, укрытый сверху, и может двигать только пальцами, в которых держит палочку, чтобы иметь возможность почесываться; видом своим он на волокиту отнюдь не похож. Это не мешает ему то и дело отпускать шутки, хотя боли почти никогда его не покидают; следует, пожалуй, считать чудом нашего века, чтобы человек в подобном состоянии, к тому же еще и бедняк, мог так смеяться, как он.

Более того, этот человек еще и женился. Он говорил Жиро, которому передал свою пребенду[345] в Мансе: «Найдите мне женщину, которая бы дурно вела себя, дабы я мог называть ее шлюхой и она бы на это не обижалась». Жиро однажды ему указал на компаньонку матери г-жи де Лафайетт. У этой девицы был ребенок, и она так и не стала возбуждать дело против конюшего, который был его отцом; но Скаррон только рассмеялся в ответ. Впоследствии он составил договор о передаче Жиро своей пребенды и, собираясь поехать в Америку, где он надеялся поправить свое здоровье, женился на тринадцатилетней девочке, дочери одного из сыновей историка д'Обиньи (Чтобы взглянуть на Скаррона, ей приходилось сильно наклоняться и даже вставать на колени.) (этот д'Обиньи младший, сьер дю Сюрино, убил свою жену за распутство. Женившись против воли отца, он был лишен наследства; отплыл в Индию, и, я полагаю, дочь его родилась именно там).

Потом Скаррон изменил свои намерения. Это обошлось в три тысячи ливров, которые он вложил в торговую компанию; видя, что дела там идут плохо, он в Америку не поехал.

Однажды он сказал жене: «Прежде чем стать тем, что мы сейчас собою представляем, а мы представляем собою не бог весть что, и т. д.». У нее за душою не было ничего: ее кузены д'Обиньи жили на ее счет. Впоследствии Генеральный прокурор Фуке, который занимает также должность Суперинтенданта финансов, назначил Скаррону пенсию; этому человеку нравятся шуточные стихи.

При всей своей нищете Скаррон из дружбы поддерживал Селесту де Палезо, девицу из знатной семьи, которая проиграла процесс против Роже, сделавшего ей ребенка; Скаррон приютил ее у себя, пока она не удалилась в монастырь.

Скаррон говорил, что женился, дабы видеть людей, иначе, мол, никто бы его не навещал. И в самом деле, жена его со временем сделалась весьма приятной женщиной. Он говорил также, что, вступая в брак, надеялся изменить дарственную на свое имущество, которую он составил в пользу родителей; но, мол, для этого надобно, чтобы кто-то сделал ребенка его жене. Впоследствии он нашел способ вернуть себе целиком или частично состояние, завещанное родителям; у него имелась ферма близ Амбуаза; он говорит о ней г-ну Нюбле, стряпчему, человеку умному и честному, о котором упоминает в послании к покойному президенту де Белльевру: «Я с вами не знаком, но г-н Нюбле, qua non Catonior alter[346], наговорил мне о вас столько хорошего». Скаррон сказал Нюбле, что оценивает это наследственное владение в четыре тысячи экю, но что родители хотят дать за него только три тысячи. Нюбле ответил, что согласен ему помочь, но должен взглянуть на ферму. Он отправляется туда; во время вакаций ему говорят, что эта ферма стоит вполне пяти тысяч экю; он вписывает в контракт пять тысяч экю вместо четырех тысяч. Родители, которые хотели дать за нее только три тысячи, отобрали у Нюбле это владение по праву изъятия наследственного имущества.

Г-жа Скаррон отвечала тем, кто спрашивал у нее, почему она вышла замуж за этого человека: «Я предпочла выйти за него, нежели уйти в монастырь».

Она жила до этого у г-жи де Нейян, матери г-жи де Навай, которая хотя и приходилась ей родственницей, обирала ее до нитки. Старуха эта была так скупа, что на всю комнату ставилась одна жаровня: грелись, стоя вокруг нее. Скаррон, живший в том же. доме, предложил вносить ей какую-то сумму, дабы маленькая д'Обиньи могла стать монахиней; в конце концов он решил на ней жениться. И вот однажды он ей сказал: «Мадемуазель, я не желаю больше давать деньги на то, чтобы упрятать вас в монастырь». Она громко вскрикнула. «Да погодите же, я просто хочу на вас жениться: мои слуги выводят меня из терпения!».