Он отправился в Рим, где был посвящен в сан епископа. Папа[146] спросил его, достиг ли он положенного возраста; юноша ответил утвердительно, а после церемонии стал просить у святого Отца прощения за то, что солгал ему, сказав, будто достиг положенных лет[147], хотя оных еще не достиг. Папа заметил тогда: «Questo giovane sara un grand furbo»[148].

Генеральные штаты, где он был депутатом, дали ему возможность создать себе имя. Он произнес там несколько речей, кои сочтены были превосходными; в ту пору в этом не очень-то разбирались.

После смерти Генриха IV Барбен, Суперинтендант финансов и большой друг г-на епископа. Люсонского, сумел добиться назначения его Государственным секретарем при маршале д'Анкре.

Существует некий довольно скверный историк по имени Туссен-ле-Грен; он утверждает в «Истории регентства Марии Медичи», будто Король сказал г-ну де Люсону, которого после убийства маршала д'Анкра встретил первым во Дворцовой галерее: «Наконец-то я избавлен от вашей тирании, г-н де Люсон». Сделавшись всемогущим и узнав про сие, кардинал де Ришелье счел необходимым уничтожить эту «Историю». Он стал тщательно разыскивать экземпляры упомянутого труда, и поиски его привели к тому, что все стали эту книгу покупать и узнали из нее то, что, быть может, никогда бы не открылось, не получи она такой огласки.

Королева-мать была сослана в Блуа[149], а г-на де Люсона сослали в Авиньон, дабы лишить их всякого общения между собою. Но когда покойный г-н д'Эпернон отвез Королеву в Ангулем, г-н де Люсон отправился к ней туда. Там-то аббат де Руччелаи, флорентиец, и г-н де Люсон в течение десяти или двенадцати дней оспаривали друг у друга благосклонность Королевы-матери, и аббат готов был одержать верх над епископом, но г-н д'Эпернон, будучи всевластным при этом маленьком Дворе, воспротивился изо всех сил благосклонности Королевы к флорентийцу.

Затем произошла смехотворная стычка при Пон-де-Се[150]; барон де Фенест[151] довольно едко отзывается о ней, да и название, которое дали этому бесподобному походу, достаточно подтверждает, что все это была пустая затея. Ботрю, к которому мы еще не раз вернемся, командовал пехотным полком, выступившим на стороне Королевы-матери; однажды он сказал ей: «Что до пехотинцев, Государыня, то людей, твердых на ногу, нам хватает, а вот поди поищи таких, кто был бы тверд и духом». А когда была устроена свадьба м-ль де Пон-де Курле (Это — Виньеро, ныне г-жа д'Эгийон.) с г-ном де Комбале, дабы скрепить дружбу между господами де Люином и г-ном де Люсоном, Ботрю говорил, что де пушки на стороне Короля грохочут «Комбале», а на стороне Королевы-матери — «Пон-де-Курле».

После смерти г-на де Люина, на которого отец Арну, (Г-н де Люин хотел заставить отца Арну, иезуита и духовника Короля, открыть ему тайну исповеди; отец Арну не пожелал на это пойти, хотя Конгрегация и хотела его к сему принудить. Старшины Ордена причиняли ему всяческие терзания и наконец заставили Короля взять себе нового духовника.) иезуит, бывший духовником Короля, сильно наговаривал Его Величеству, другой иезуит, отец Суфран, духовник Королевы-матери, нагнал такого страха на Короля, рассказывая ему о том, как обращались с Королевой-матерью, что тому начало казаться, будто дьявол уже ухватил его за шиворот; ибо не было человека, который бы столь мало любил бога и столь сильно боялся дьявола, как покойный Король. Итак, оба духовника вполне примирили мать и сына, и вот каким образом г-н де Люсон незаметно сделался вершителем дел и получил кардинальскую шляпу.

Когда по наущению Кардинала был арестован в Фонтенбло маршал д'Орнано, который препятствовал женитьбе Месье[152], понимая, что тогда дом Гизов возьмет над ним верх и он потеряет свое влияние при Дворе, — Месье, чьим воспитателем в свое время был этот маршал, придя в неистовство, в десять часов вечера устремился в покои Короля, изрядно напугав его, и пожелал узнать, кто подал ему такой совет. Король ответил, что сам был своим советчиком. Месье разыскал канцлера Алигра, который, дрожа всем телом, ответил, что он здесь не при чем. Месье вернулся во дворец и снова стал бушевать. Король, растерявшись, послал за Кардиналом, который уверенно, без всякого колебания, объявил, что это он посоветовал Королю арестовать маршала д'Орнано и что будет время, когда Его Высочество скажет ему за это спасибо. «Ну и сукин же вы сын», — сказал герцог Орлеанский и удалился.

Расскажу попутно, что представлял собою канцлер Алигр. Родом он был из Шартра и далеко не знатного происхождения. Он состоял советником у г-на графа Суассонского-отца. Это был человек весьма трудолюбивый, с поистине чугунной задницей, ума довольно кроткого и достаточно застенчивый. После смерти своего господина он незаметно оказался в числе тех, кому можно было доверить пост Хранителя Государственной печати, и был назначен на эту должность. Кардиналу де Ришелье он пришелся не по вкусу, и он послал его в свой загородный дом Ла-Ривьер, подле Шартра.

Должность Хранителя печати получил г-н де Марийак[153].

Кардинал ненавидел Месье и, опасаясь, как бы корона не досталась герцогу Орлеанскому, поелику Король был слабого здоровья, задумал расположить к себе Королеву и способствовать ей в рождении дофина. Для достижения своей цели он постарался — но так, чтобы Королева об этом не догадывалась, — посеять раздор между нею и Королем, а также Королевой-матерью, и дело дошло до того, что и тот и другая стали весьма дурно обращаться с нею. Затем он передал Королеве через г-жу дю Фаржи, ее камеристку, что, ежели она того пожелает, он сумеет вывести ее из бедственного положения, в коем она обретается. Королева, которая никак не предполагала, что виновником дурного с нею обращения является Кардинал, подумала сперва, что он предлагает ей свою помощь из сострадания, разрешила ему написать себе и даже ответила на его письмо, ничуть не помышляя, что подобное общение означает нечто большее, чем обычная почтительная любезность. Кардинал назначал свидания с г-жою дю Фаржи у кардинала де Берюлля (Это по проискам Марийаков их друг де Берюлль стал кардиналом и министром. Покойный Король[154] говорил, что де Берюлль — самый уродливый франт во всем королевстве. Мальвиль утверждал, что за три недели, в течение которых он состоял при кардинале де Берюлле в Оратории, он навидался больше мошеннических проделок, чем за всю свою остальную жизнь. Берюлль был очень лицемерен: он проезжал на виду у всех в карете по аллее Кур-Ла-Рен[155] с молитвенником в руке, — это он, который читал с трудом при ярком солнце по сильной близорукости.) в Фонтенбло и других местах, опасаясь встречаться с ней у себя дома во избежание огласки, а также потому, что Берюлль слыл святошей. Де Берюлль же полагал, что причина тому несколько иная.

Кардинал, видя, что дела его понемножку продвигаются, предложил Королеве через ту же г-жу дю Фаржи, (Он признался также в любви к г-же дю Фаржи и заставил ее принять свои условия.) позволить ему занять подле нее место Короля; ею де, пока она бездетна, всегда будут пренебрегать и, поскольку Король слаб здоровьем и долго не проживет, ее отправят назад в Испанию; тогда как, ежели у нее будет сын от Кардинала, а Король, что совершенно очевидно, в скорости помрет, она станет править вместе с ним, Кардиналом; ведь, будучи отцом ее сына, он всегда будет действовать в ее интересах; а что до Королевы-матери, он ее удалит, как только обретет благосклонность Королевы, о коей просит.