– Канал открыт, – сказала Белль.
Откашлявшись, я попыталась придумать что-нибудь неотразимое.
– Алло, кто-нибудь меня слышит? Мы говорим с орбиты. Привет тем, кто на земле. Как дела?
Похоже, уже тогда я начала сомневаться в успехе. И действительно, в ответ мы услышали одни помехи.
– Белль, – сказал Алекс, – есть движение на улицах? Какие-нибудь признаки жизни?
– Нет, Алекс. Кажется, я что-то видела несколько минут назад, но не успела точно определить, что именно. Похоже на собаку.
Это был еще один портовый город с квадратными и прямоугольными кварталами. В центре стояли каменные здания с колоннами, статуями и колоннадами, окруженные деревянными и кирпичными строениями. Статуи изображали людей. Два участка, покрытых растительностью, когда-то, возможно, были парками. Мы увидели несколько повозок. Большая часть их стояла под навесами, но некоторые – прямо на улице.
– Белль, сколько там сейчас времени?
– Солнце зашло два часа и шесть минут назад.
Алекс уселся перед экранами. Я велела Белль поискать любую информацию, указывающую на то, кто прилетел сюда, обустроил планету, а потом сгинул без следа. Ничего не нашлось. Неудивительно: за несколько тысячелетий многое могло забыться.
Мы несколько раз пролетели над городом, и в конце концов я, видимо, заснула. Меня разбудил Алекс – толкнул в плечо и спросил, не сплю ли я.
– Нет, – ответила я. – Что случилось?
– Ничего. Просто хотел кое-что показать. – Вид у него был обескураженный.
На дисплеях было несколько видов города.
– Тут что-то не так, – сказал Алекс.
К моему удивлению, оказалось, что я проспала почти пять часов.
– Ты о чем?
Алекс показал на одно из изображений:
– Так выглядел город, когда его впервые увидела Белль, ранним вечером. – Он постучал по вспомогательному экрану. – А так он выглядит сейчас.
По-прежнему светились уличные фонари и огни в парке, – впрочем, этого следовало ожидать.
– Взгляни на дома.
И опять я не увидела никакой разницы. Огни горели повсюду.
– Что ты имеешь в виду?
– Белль, который там час?
– Около трех часов до рассвета.
– И?..
– Взгляни на эту группу домов. Везде горит свет. Огни образуют изогнутую линию.
Я сравнила два изображения: на обоих – одна и та же U-образная светящаяся линия. После этого я посмотрела, что творится в других местах. Через два часа после захода солнца вдоль периметра протянулась длинная цепочка огней. Точно такая же, как сейчас, посреди ночи.
Алекс побарабанил пальцами по краю дисплея:
– Не думаю, что там есть кто-нибудь.
– Белль, – спросила я, – какова продолжительность суток на этой планете?
– Тридцать один час, одиннадцать минут и сорок семь секунд.
– Вот тебе и объяснение, Алекс. Здешние сутки намного длиннее наших, и местные жители приспособились к ним. Ночь у них продолжается около двенадцати часов вместо девяти или десяти. Соответственно, они дольше спят и позже ложатся.
– Возможно, – кивнул Алекс, но было ясно, что он мне не верит.
– Почему бы и нет?
– Перед нами город, в котором за семь с лишним часов не загорелось ни одно окно. И ни одно не погасло.
– Ты проверял все окна?
– Белль? – спросил Алекс.
– Все верно, Чейз. Город выглядит точно так же, как и в первый раз, когда я его увидела.
– Будем садиться и выяснять, в чем дело? – спросила я.
– Предпочитаешь другой вариант?
Мы сочли разумным дождаться рассвета, прежде чем отправляться с визитом. В ожидании мы сделали еще несколько снимков, но расположение огней не менялось. Никто не выключал свет, никто его не включал. Даже после восхода солнца ничего не изменилось.
Мы жевали тосты и запивали их апельсиновым соком, готовясь к отлету, когда Белль объявила, что приняла сообщение от Одри. Извинившись, я ушла на мостик. Несколько минут спустя ко мне присоединился Алекс.
– Спрашивает, как у нас дела.
– Я бы сказала, не лучшим образом.
– Она просит передать тебе привет.
Время прохождения сигнала между Эхо и Окраиной в одном направлении составляло чуть меньше шести суток. Первые наши сообщения ушли около четырех дней назад, так что их никто еще не получил.
Я записала сообщение для Робина: показала ему огни, объяснила, что мы ничего не понимаем в происходящем и собираемся увидеть все сами, спустившись на планету.
– Как только выясним, в чем дело, я тебе сообщу, – сказала я.
Когда мы прилетели на планету, солнце висело низко над горизонтом. Серое небо было затянуто густыми облаками.
Мы проплыли над городом, пытаясь найти хоть какие-то признаки жизни. На углу стояли два четвероногих создания величиной с оленя и глядели на нас. Больше на улицах не было никого. Мы видели брошенные повозки и фургоны, а иногда становилось совсем страшно: нам попадались кости.
Вблизи упадок был еще очевиднее. Здания нуждались в покраске. От окон отваливались ставни. Дворы заросли сорняками. Один дом раздавило рухнувшим деревом.
Приземлившись в одном из парков, я выключила двигатели. Некоторое время мы оставались в кабине, мигая огнями и пытаясь привлечь хоть чье-нибудь внимание, а также привыкая к добавочному весу, как обычно. Город оставался все таким же безмолвным.
Наконец Алекс поднялся с кресла.
– Уверена, что хочешь пойти со мной? – спросил он.
От океана нас отделяли два квартала. Параллельно берегу шла широкая улица с домами по обеим сторонам – невысокими зданиями в четыре-пять этажей. В некоторых окнах на верхних этажах горел свет.
– Однозначно, – ответила я.
На первых этажах располагались магазины. Один из них тоже был освещен.
Я вышла вслед за Алексом и закрыла люк.
Парк зарос сорняками и кустарником. В нем стояли скамейки, горки и качели, а также скульптура – вероятно, бывший фонтан: четыре каменные рыбы вокруг двух змей с разинутой пастью.
Было не так холодно, как в прошлый раз, но всеобщее запустение ощущалось еще больше – думаю, потому, что здания без людей давят на психику куда сильнее, чем лес без людей. Возможно, дело было также в огнях.
Мы сделали несколько фотографий, послушали шорох океана и поглядели на змей. Подойдя к группе зданий, мы посмотрели в оба конца дороги – то есть проспекта, – прислушиваясь к шуму прибоя и звукам собственных шагов. Уличные фонари были примерно вдвое выше нашего роста. Остановившись возле одного из них, Алекс посмотрел вверх. Источником света была не лампочка или панель – что-то мигало, сгорая, на конце трубки.
– Газ, – сказал Алекс.
Мы зашагали по некоему подобию тротуара, погребенному под грязью и песком. Витрины попадались в основном разбитые, а те, что остались целыми, были покрыты толстым слоем пыли. Содержимое их давно исчезло. Уцелел лишь один набор для спальни, а в другом месте – несколько стульев и скамеечка для ног. Еще мы нашли посреди улицы маленькую печку и пару ржавых кастрюль.
– Может, у них случилась эпидемия, – сказала я.
Дома выглядели скучно: большие каменные коробки. Иногда верхний этаж чуть выступал над остальными, но похоже, это было единственным архитектурным украшением.
Выбрав одно из зданий, где в окнах горел свет, мы вошли внутрь и стали подниматься по лестницам, заглядывая в длинные коридоры. Все двери были заперты. Мы вскрыли несколько; оказалось, что за ними – офисы. Помещение, в котором горел свет, находилось на верхнем этаже. Вломившись туда, мы обнаружили высохший труп в кресле за столом.
Во втором здании, видимо, произошла бойня. Количество трупов определить было сложно: судя по всему, туда проникли животные и растащили тела. Но в нескольких комнатах мы обнаружили пятна крови. Повсюду валялись кости.
– Алекс, – сказала я, – это какой-то кошмар. Сколько бы мы ни заработали на этом денег, оно того не стоит. Пусть все остается как есть.
Я вовсе не хотела его обидеть, но, кажется, все же обидела. Мы стояли посреди этого жуткого места, на каком-то проволочном ковре. Алекс с трудом сдерживал гнев.