Немец молчал. Неловкую паузу нарушил тощий англичанин.

— У нас, сэр, — сказал он, — нет вечных врагов, как нет и вечных союзников… Вечны только наши интересы и наш долг их защищать!

Напоминанием этой пресловутой формулы английского премьера прошлого столетия виконта Пальмерстона завершилась первая часть конфиденциальной встречи.

После основательно затянувшегося ужина, во время которого продолжался обмен мнениями и стороны гораздо ближе подошли к взаимопониманию, беседа была отложена до следующего дня. За завтраком она возобновилась и сразу же приняла совершенно конкретный характер, к которому, уже не скрывая ничего, стремились обе стороны…

И снова, теперь уже безотказно, без «пробуксовки», завертелись «шестерни» абверовских «механизмов» на британской земле, возобновилась игра «команд» и полетели «мячи» в «ворота»…

В игру вновь был введен инженер Перси Глейдинг, работавший в лаборатории Вульвичского арсенала… И в чьи бы «ворота» ни залетал «мяч», оба «капитана» засчитывали очко в свою пользу. Цель у них была одна — спасение острова от готовой захлестнуть его коричневой волны за счет подрыва «красной дамбы»…

Вильгельм Канарис тогда благополучно возвратился в Берлин. За два дня до этого здесь произошли изменения: главнокомандующий сухопутными силами генерал Вернер фон Фрич был отстранен от занимаемой должности и отдан под суд… за гомосексуализм.

Начальник абвера справедливо заключил, что фюрер охотно внял его совету, а услужливый Гейдрих после первого же намека фюрера на неугодность главнокомандующего состряпал против него «дело». «Акции» адмирала Канариса вновь пошли в гору, вновь он получил возможность занять положение приближенного к нацистскому трону советчика.

Фюрер внимательно выслушал его доклад о состоянии и перспективах немецкой агентуры в Англии, одобрил принятые на месте меры и был очень доволен тем, что адмирал вернулся не с пустыми руками, а с чертежами новой английской глубинной мины, которыми подлинные хозяева начальника абвера вынуждены были пожертвовать ради укрепления доверия к нему нацистской верхушки.

Однако повышенный интерес немецкого генштаба к конструкции этой мины объяснялся не столько необходимостью найти средство защиты от нее, сколько желанием убедиться в том, что англичанам остается неизвестна конструкция немецкой, тоже новой, глубинной мины, на массовое применение которой Гитлер возлагал большие надежды. Производство ее уже вошло в фазу освоения, но ни Канарис, ни его английские партнеры ничего не знали о существовании нового грозного оружия. Это была магнитная морская мина…

Рейхсфюрер СС Гиммлер, чутко уловив дух благодарности, которым воспылал фюрер к главе абвера восстановил с Канарисом полный контакт и не упускал случая проявить к нему свою благосклонность. И лишь один из бонз национал-социалистов — глава полиции безопасности Рейнгардт Гейдрих — по-прежнему весьма сдержанно реагировал на успехи смуглолицего адмирала и подведомственного ему управления. Многие детали из жизни и деятельности этого великого махинатора настораживали Гейдриха, а успехи вызывали зависть и раздражение.

Канарис знал об этом, и ему было нелегко противостоять влиянию Гейдриха. Скрупулезно, гомеопатическими дозами он настойчиво подтачивал авторитет главы имперской полиции безопасности. Так, во время доклада Гитлеру он не преминул вскользь отметить, что и поныне его поездка в Лондон остается тайной для имперской полиции безопасности…

— Да-да! — озадаченно произнес тогда Гитлер. — По-видимому, «глаза и уши» рейха тоже нуждаются в лечении…

Но день спустя из канцелярии шефа имперской полиции безопасности в абвер поступило тревожное сообщение как раз о том, что «какой-то высокопоставленный в рейхе человек в течение нескольких дней находился в Лондоне и, по-видимому, имел встречи с какими-то влиятельными лицами». Это встревожило начальника абвера, он нервничал и клял на чем свет стоит своих партнеров.

В Лондоне в этот тревожный для Канариса день вся элита британской столицы во главе с премьером Невиллем Чемберленом готовилась к грандиозному банкету по случаю отъезда в Берлин германского посла Иоахима фон Риббентропа; назначенного на пост рейхсминистра иностранных дел. Было ровно 20 часов 45 минут, когда в холле Карлтон-хаус-террас Риббентроп встретил английского премьер-министра. Обмениваясь любезностями, они долго жали друг другу руки в тот самый момент, когда рука Гитлера подписала директиву к строго секретному плану «Отто», согласно которому на рассвете следующего дня германские вооруженные силы должны были вторгнуться в пределы Австрии и аннексировать ее.

Канарис почувствовал некоторое облегчение. Он знал, что куча новых забот на время, несомненно, отвлечет главу имперской полиции безопасности и его управление, которым в Австрии отводилась не последняя роль в наведении «нового порядка». Канарис тоже не дремал. Вслед за немецкими танками он появился в Вене со специальным отрядом и с ходу устремился к зданию военной разведки. Адмирал горел желанием как можно скорее захватить ее архивы. Официальный мотив был вполне убедительным — обнаружить и подчинить абверу зарубежную агентуру австрийцев. Однако Вильгельм Канарис преследовал и другую цель: он опасался, как бы в австрийских архивах не оказались уличающие его сведения о переговорах в Лондоне. Поэтому, еще не ступив на порог здания разведки, он приказал незамедлительно отправить в абвер все секретные документы и без личного его распоряжения никому не выдавать.

Адмирал поспешил задобрить начальника австрийской военной разведки полковника Эрвина Лахузена, пообещав ему не только свободу, но и солидный пост в управлении военной разведки третьего рейха. Это не был экспромт. Личные качества австрийца были давно и хорошо известны Канарису. И он был уверен в том, что если Лахузен что-либо пронюхал, то теперь уже не подведет. К тому же они были давние друзья, немало тайных операций проделали сообща…

Когда аншлюс был завершен, Гейдрих вновь стал назойливо высказывать рейхсфюреру СС Гиммлеру опасения по поводу поездки в Лондон «какого-то высокопоставленного в рейхе человека». Время шло, а ведомству Гейдриха не удавалось установить, кто и зачем был в Лондоне. Не решаясь и дальше держать фюрера в неведении о столь важном сигнале, Гейдрих сообщил о нем при очередном докладе.

— Скажите, какая новость! — иронически отозвался Гитлер. — Ваша осведомленность и оперативность выше всяких похвал! В знак благодарности за столь ревностную службу готов помочь вам, обергруппенфюрер, установить имя этой «таинственной» личности…

И Гитлер сообщил обескураженному начальнику имперской полиции безопасности, кто, когда и зачем посетил Лондон.

Прошло еще несколько дней, и посрамленный Гейдрих воспрял духом. Ему стало известно, что упомянутое агентами «высокопоставленное лицо» встречалось с Уинстоном Черчиллем и другими близкими к правительству Великобритании людьми. Но Канарис не имел полномочий на такие переговоры. Случайно ли совпадение во времени его поездки и агентурных сведений о переговорах с Черчиллем? Этот вопрос не давал теперь покоя Гейдриху.

Обо всем этом тотчас же узнал Канарис. Его информировал до мельчайших подробностей группенфюрер СС Артур Нёбе, работавший в имперской службе безопасности и тайно поддерживавший тесный контакт с главой абвера. Кораблю адмирала вновь грозил шторм… При таких обстоятельствах приступать к выполнению разработанного совместно с английскими коллегами плана становилось вдвойне рискованно. Прежде всего надо было в самом срочном порядке укрепить свое положение. Но как это сделать? Начальник абвера отчетливо понимал, что никакие ухищрения не спасут его от расправы, если Гейдриху наконец-то удастся установить, кто именно встречался с английскими высокопоставленными лицами. Единственный и кардинальный выход из этого положения состоял в том, чтобы устранить Гитлера и всех его ближайших сподвижников. И Канарис твердо вступил на путь организации государственного переворота.