Гица всячески старался казаться равнодушным к тому, что говорил адъютант. Однако сконфуженная ухмылка выдавала его. На душе у него было муторно.

Выпалив последнюю фразу со смачным цаканьем, Лулу снова ощутил неловкость. В который уже раз ругал он себя за болтливость! Ничего не придумав, чтобы смягчить это злополучное «цак-цак-цак», он переменил тему разговора, сказав первое, что пришло ему в голову:

— Смотрю на эти люстры и удивляюсь. Какая тяжесть, а держатся на тоненьких крючках! И цепь какая толстенная!

Гица лениво запрокинул голову, безразличным взором скользнув по потолку, ничего не ответил. Мозг разъедала мысль: «Третьи с конца… Неполноценная нация! Ниже их цыгане… И кто знает, не придется ли на таком вот крючке висеть в компании с жидом и негром?» Гицу охватил страх.

Лулу вывел шефа из этого состояния, сообщив, что кондукэторул[40] прошел в гостиную, чтобы продолжить совещание.

Заримба скосил глубоко сидящие маленькие глазки в сторону удалявшегося Хории Симы. Кончик его языка неутомимо забегал по едва приоткрытым узким бесцветным губам, лицо исказилось гримасой злобы, подступившей к горлу так же безудержно, как переливает через край вскипевшее на большом огне молоко. Сузив глаза, он пристально посмотрел на стройного, с красивым лицом адъютанта, все еще разглядывавшего огромные люстры. «Много знает… — подумал о нем Гица. — Не пора ли упаковать его и отправить на какую-нибудь товарную станцию?»

— Пойдемте! — кивнул Лулу на высокие двери. — Господин Сима выступает…

Гица обдал своего адъютанта холодным взглядом и, ничего не ответив, направился в противоположную от дверей гостиной сторону. В полном недоумении Лулу последовал за ним. Шеф прошел в туалет. Лулу презрительно усмехнулся, сквозь зубы процедил несколько хлестких слов в адрес своего благодетеля и вернулся к дверям гостиной, откуда доносился скрипучий голос кондукэторула легионерского движения.

— …Забывать, что легионерам принадлежит будущее! К их голосу следует прислушиваться, на них необходимо распространить отеческую заботу. Только всегда и во всем опираясь на легионеров, генерал Антонеску сможет поднять престиж страны и нации, сможет обеспечить торжество идеалов румынизма! И только путь, указанный нам «капитаном», ведет к полной победе! Мы надеемся, верим и твердо убеждены в том, что генерал Антонеску, шагая в ногу с нашим движением, сумеет вместе с нами установить в стране подлинно легионерский строй! Строй, основанный на принципах национал-социалистского нового порядка…

Лулу Митреску все еще стоял у дверей, ожидая шефа. Когда тот наконец вернулся и они прошли в гостиную, Хория Сима дал слово Антонеску. Это был стройный, среднего роста, сухопарый и смуглолицый человек. Он заговорил тихо, держался скромно и просто.

— Позвольте прежде всего поблагодарить присутствующих за предоставленную мне возможность быть сегодня в вашей среде, — начал он. — Я вдвойне благодарен за добрые слова, сказанные здесь в мой адрес, и за доверие, оказанное мне господами членами «тайного совета», предложившими заключить союз с легионерами. В этой связи я хотел бы напомнить всем, что аналогичное предложение в свое время было сделано мне покойным «капитаном».

Антонеску рассказал, как несколько лет назад в укромном месте в предгорьях Карпат произошла его встреча с Корнелием Кодряну, который сделал ему официальное предложение заключить союз с «железной гвардией». Генерал сетовал на то, что обрушившиеся на него и капитана репрессии отвлекли их от полезной совместной деятельности.

— Хочу заверить господ деятелей легионерского движения в том, — продолжал Антонеску тем же размеренным голосом, — что на протяжении многих лет генерал Антонеску стремился к той же цели, что и вы. Незначительная разница между генералом Антонеску и вами состоит в способах и методах достижения этой цели. Мой опыт и разум человека, работавшего в генеральном штабе, в военном министерстве, на поприще военно-дипломатической службы за рубежом и, наконец, на посту военного министра, — весь этот опыт дает право заявить здесь с полной ответственностью, что для коренного изменения существующего строя необходима длительная совместная наша работа и борьба; вместе с тем хочу сразу предупредить, что задача эта не из легких и, возможно, она будет еще далека от решения даже после того, как бразды правления в стране целиком перейдут в руки подлинных патриотов. Поэтому генерал Антонеску считает своим долгом особо подчеркнуть, что успех всего дела может быть обеспечен только полной и постоянной согласованностью наших действий. В противном случае здание, которое мы намерены воздвигнуть общими силами, может в процессе строительства рухнуть на нас самих! В заключение генерал Антонеску еще раз хочет заверить присутствующих в том, что его разум, его энергия, его жизнь безраздельно принадлежат нации и именно поэтому он считает за честь для себя во всем и всегда тесно сотрудничать с легионерским движением! И еще генерал Антонеску желает довести до сведения присутствующих, что спустя двадцать четыре часа после взятия нами власти Румыния примкнет к оси Рим — Берлин!..

Последовал гром аплодисментов. И на этот раз Хория Сима попытался умерить восторги своих единомышленников: он встал, однако аплодисменты продолжались. Это уже была овация… Несколько секунд спустя Сима энергично выкинул руку и, не дожидаясь, когда окончательно прекратятся хлопки, объявил о необходимости закрепить заключение союза выполнением процедуры, соответствующей духу и обычаям легионерского движения. Этим актом главнокомандующий легионеров намеревался поставить все точки над «и». Он напомнил о клятве, которую по настоянию Корнелия Кодряну ведущие деятели движения дали у могилы легионеров Моцу и Марина, павших на стороне фалангистов в Испании.

Хория Сима, а за ним и остальные деятели легионерского движения, понурив головы, опустились на колени. Лулу Митреску взглянул на Заримбу и, будучи не в силах сдержать смех, судорожно закашлялся. В коленопреклоненном виде парикмахер выглядел особенно уродливо. Его чрезмерно укороченное туловище с большим, выпиравшим горбом покоилось на соразмерно длинных ногах, и весь он чем-то напоминал готовую к прыжку жабу.

В наступившей тишине, не повышая голоса, Сима торжественно, но без обычной для него аффектации произнес:

— Следуя примеру незабвенного «капитана», преклоняясь перед памятью наших героев-мучеников, мы клянемся всегда быть готовыми без малейших колебаний принести себя в жертву во имя торжества идеалов национального легионерского движения!

Клятву вслед за Хорией Симой коленопреклоненные присутствующие повторили слово в слово.

Сима продолжал:

— Поклянемся же постоянно, всеми силами и средствами защищать интересы нации, охранять легионерское движение от проникновения в его среду сомнений, колебаний и каких бы то ни было чуждых веяний, могущих привести движение на путь компромисса!

— Поклянемся же всегда, без какой-либо скидки на личность, считать врагом всякого, кто отступит от принципов нашего движения!

— Беспредельно верные этой клятве, воодушевленные священными помыслами, с чистой совестью и крепким сердцем пойдем по новому пути истории!

Голос Заримбы, присягавшего вместе со всеми, звучал особенно звонко, хотя на лице его продолжала лежать печать растерянности. Он машинально произносил слова клятвы, но в ушах назойливо звучал голос адъютанта: «Третьи с конца… Неполноценная нация… За ними следуют цыгане. По национал-социалистской теории рас, всех этих людишек — цак-цак-цак-цак-цак…»

Берлинская радиовещательная станция имперского министерства пропаганды транслировала марши. В интервалах между ними, точно позывные, гремели фанфары и звучала песня: