— Позвольте, сэр, спросить: под «контрабасом» вы, по всей вероятности, имеете в виду Германию?
— Нет! — решительно возразил гость. — Только Адольфа Гитлера. И ни при каких обстоятельствах Германию.
— В таком случае, сэр, не слишком ли рано вы готовите сольную партию «контрабасу»?! Стратегическое положение Соединенного Королевства далеко не так шатко, как вы его представляете. И если продолжить ваше сравнение с музыкальными инструментами, то смею вас заверить, сэр, что именно «контрабасу» больше, чем кому-либо, грозит быть заглушенным «целым оркестром», который может быть очень быстро сколочен!..
— И на пост «дирижера» этого наскоро сколоченного «оркестра» придется призывать Кремль?! Не так ли?
— Будем надеяться, что не в качестве «дирижера»… Однако прежде всего оттуда исходит угроза для «контрабаса» и для Германии в целом!
— Впрочем, и для «скрипки» также…
— Это вопрос спорный… Во всяком случае, несомненно, что непосредственная и реальная угроза моей стране может возникнуть только после поражения Германии, — неохотно заметил англичанин. — Что касается военной мощи, которой Соединенное Королевство…
Договорить англичанин не успел. Настежь распахнулась дверь, и в гостиную энергичной походкой вошел человек с длинной сигарой, зажатой в углу рта толстыми губами, с большой головой и широким, свекольного цвета лицом. Его мощная, немного сутуловатая фигура, облаченная в черный, свободно сидящий костюм и плотно облегающую грудь полосатую жилетку, казалось, сразу заполнила собой все свободное пространство гостиной.
В упитанном и далеко не молодом англичанине немец узнал одного из лордов. Встреча с ним вполне устраивала его. Уже после нескольких фраз разговор принял более деловой характер.
— Несмотря на угрожающе растущую военную мощь Германии, — сказал немец, — ее нынешние правители могут оказаться недолговечными, но это отнюдь не означает, что еще до того, как они сойдут со сцены, эта всесокрушающая сила не обрушится на вашу страну…
Лицо лорда побагровело. Он с трудом сдержал гнев, вызванный грубоватой откровенностью немца, граничащей с попыткой шантажа. Однако, как это было ни прискорбно, предупреждение Канариса имело под собой почву, и лорд это понимал. Тем не менее он возразил:
— Нет! Образовать всемирную германскую империю, установить «новый порядок» путем насильственного подчинения немцам других народов нацизму не удастся! Затея господина Гитлера и его коллег нереальна и, несомненно, потерпит крах…
— Не исключено, — сухо ответил гость, — но прежде чем это произойдет…
— Прежде чем это произойдет, — прервал его лорд, — ваши соотечественники должны понять, в, каком положении они могут оказаться…
Немец хладнокровно выслушал англичанина. Он и сам понимал всю беспочвенность планов фюрера «создать всемирную германскую империю», но с сожалением все больше приходил к заключению, что английские партнеры, на которых он собирался делать главную ставку, и впредь будут беспомощны перед лицом назревающих роковых событий. «Однако в своем бессилии, — подумал он, — они не хотят признаваться даже самим себе!» Немец посмотрел в раскрасневшееся лицо лорда и, не реагируя на его последние слова, произнесенные менторским тоном, спокойно спросил:
— Любопытно знать, задумываются ли достопочтенные джентльмены с Даунинг-стрит[30] о том, что при складывающейся обстановке победу может одержать третья сторона?
Англичане переглянулись, толстяк, извлек, изо рта сигару, насупился.
— Разделяю ваше опасение, — ответил он. — И вы это прекрасно знаете. Однако Россия сегодня способна, быть только угрозой, но не силой, могущей одержать победу. Я подчеркиваю: сегодня, но не завтра! Происходящие, там события свидетельствуют о внутренних противоречиях, основательно ослабляющих военную мощь.
— Каждый день там редеют ряды военных и партийных руководителей! — самодовольно отметил бывший «адвокат». — Немаловажное обстоятельство.
— Надо полагать, не без содействия извне, — многозначительно заметил немец. — Фактор тоже немаловажный, не правда ли?
— Разумеется, сэр! — ответил «адвокат» тоном, дающим понять немецкому партнеру, что вклад в этот «фактор» вносит не только возглавляемый им абвер.
— Вашему фюреру, — резко сказал толстяк, — следовало бы использовать эту благоприятную ситуацию!
— Прошу извинить, джентльмены, — твердо произнес гость, — но я прибыл сюда не в качестве уполномоченного фюрера, а как патриот своей страны…
Тучный англичанин, переглянувшись со своим соотечественником, с недовольной миной ответил:
— И мы говорим с вами, сэр, как патриоты своей страны…
— В таком случае вы недооцениваете позицию патриотов моей страны и их возможности в решении затронутого вопроса…
Англичане насторожились. После этой туманной реплики немец заговорил с жаром, без стеснения называя вещи своими именами. С полной откровенностью он говорил о катастрофическом положении, в котором может в самое ближайшее время оказаться Британия.
— Вместе с тем, — подчеркнул гость, — следует отметить, что при всей неразберихе, царящей в стране большевиков, только они пока в состоянии противостоять новому вермахту. И мне думается, Сталин это понимает. Поэтому трудно предсказать, как они поведут себя в случае возникновения военного конфликта между Германией и Чехословакией…
Плотный англичанин заворочался в кресле и решительно заявил:
— Альянс между чехословаками и большевиками исключается! Как бы этого ни добивался Сталин и некоторые слои населения Чехословакии! Это совершенно определенно! Но я хочу напомнить, что так будет при условии, если нынешняя политика западных стран останется неизменной…
— Предположим, что будет именно так, — начал было немец, но англичанину не терпелось, и он вновь перебил его:
— Извините! Хочу внести ясность. Если поход Германии против русских станет фактом, правительства западных стран, вне всякого сомнения, учтут, что без австрийских «собратьев», без чехословацких военных заводов, расположенных, к счастью, в основном на территории Судетской области, Гитлеру будет трудно… Не исключено, что трудности в подобной обстановке будут и у нас: я имею в виду западные страны. К сожалению, не так просто в наше время поладить с общественностью… Но все же это второстепенный вопрос, хотя и весьма щекотливый при существующих в этих странах парламентских традициях…
В знак согласия немец слегка кивнул.
— Предположим, — сказал он, — что будет именно так. Но если в конечном итоге Гитлер решится на войну с Россией, то какова будет позиция правительств западных стран в отношении Польши, которая, как это очевидно, стоит на пути к конфликту с Россией?
— Сейчас трудно выдать какой-либо вексель… Но я не ошибусь, если скажу, что, когда неизбежность конфликта Германии с большевиками станет очевидной, вопрос этот отпадет сам по себе! Или вы полагаете, что случайно еще в ноябре восемнадцатого года, в день, кстати, капитуляции Германии, вместе с сэром Ллойд-Джорджем мы ставили вопрос о сохранении сильной германской империи?!
Немец искоса посматривал на жирную шею лорда, на его малиново-красное лицо и неторопливо ответил:
— Это естественно… Однако здесь, как это совершенно очевидно, не принимают всерьез намерение Адольфа Гитлера осуществить план «Смикер» прежде, чем он развяжет военный конфликт с русскими…
— Абсурд! — воскликнул англичанин, и его сигара чуть не вывалилась изо рта. — Для него это равносильно самоубийству!
Гость горько усмехнулся. Он вновь констатировал, что его собеседники не понимают, сколь трагична их самоуверенность. Так ему казалось. Но он ошибался. Англичане отлично понимали истинное положение своей страны и учитывали серьезность нависшей над ней угрозы вторжения. Но признаться в этом сейчас — значило бы еще больше ослабить свои позиции, придать потенциальному противнику больше уверенности и решительности. И потому они лавировали, упорно отрицали то, что было очевидно для обеих сторон.
