Остановился представитель антикварно-ювелирной фирмы «С. Дж. Филлипе» в роскошной квартире абверовского резидента по связи на Редклиф-гарденс, одной из респектабельных улиц лондонского района Челси. Получив от резидента исчерпывающие сведения о положении дел с агентурой абвера, Канарис под вечер следующего дня отправился на такси на Кингс Кросс.

Недалеко от Каледонского базара, где днем среди моря палаток с хламом бродят любители старинных вещей, де-Винд остановил такси. Дальше он предпочел идти пешком. Ничем не выделяясь среди прохожих, он направился вдоль высокого забора, из-за которого выглядывало старинное облезлое здание. Невольная усмешка скользнула по лицу человека, подходящим местом жительства для которого было именно подобное здание: это была Пентонвильская тюрьма.

Однако начальнику германского абвера пока не приходилось опасаться попасть в это заведение. Он прибыл в страну, против которой вел подрывную деятельность только в силу положения, занимаемого в третьем рейхе, но именно он не раз оказывал этому государству услуги и знал, что, несмотря ни на что, здесь продолжают возлагать на него весьма большие надежды.

Не доходя до Каледонской дороги, по-прежнему не оборачиваясь и не оглядываясь, словно всю жизнь прожил в этом районе, Вильгельм Канарис свернул в подъезд старинного дома. Здесь он встретился с одним из главных агентов абвера в Англии. Выслушав подробный доклад о деятельности группы, знакомствах и связях, начальник германской разведки рекомендовал уделить особое внимание соблюдению мер предосторожности, с этой целью внес ряд изменений в структуру и методы работы агентуры, потребовал регулярно отправлять в рейх четкую информацию.

В тот же вечер он вернулся в квартиру резидента по связи. И в следующие два дня голландский гость занимался тщательной проверкой различных звеньев абверовской сети. Некоторые группы он полностью реорганизовал, другие объединил, а две группы «законсервировал» до особого распоряжения.

На пятый день своего пребывания в Лондоне Канарис неожиданно для немецкого резидента по связи простился с ним и поехал в порт. Гостеприимный хозяин квартиры не знал, что в порту Канарис пересел в другую машину и отправился на Боу-стрит. Здесь для него уже была подготовлена квартира и его ожидал многообещающий агент с Вульвичского арсенала мистер Перси Глейдинг…

Руководитель одного из отделов Интеллидженс сикрет сервис, разработавший внедрение английского инженера Глейдинга в шпионскую группу, работавшую на немцев в Вульвичском арсенале, был крайне удивлен, получив известие о пребывании в Лондоне человека, внешне очень схожего с начальником германского абвера…

Влиятельные лица, которым он немедленно доложил об этом, заподозрили очередную провокацию, сфабрикованную главой полиции безопасности Германии… Гейдрих слыл большим любителем и весьма искусным мастером подобных дел. Не раз уже он закидывал свои сети, и не раз ему удавалось провести англичан, выудить нужную «рыбку». Оттого теперь англичане действовали крайне осмотрительно. «Голландскому коммерсанту» от этого было, однако, не легче. Он проклинал на чем свет стоит медлительность своих партнеров, ради установления контакта с которым приехал в Лондон.

Лишь к исходу дня англичане разобрались. В сопровождении присланного на «роллс-ройсе» широко улыбавшегося, но не проронившего ни слова тощего джентльмена Канарис укатил в Кент — аристократический пригородный район столицы.

Перси Глейдинг, разумеется не был посвящен в планы своего шефа и не понимал, что немецкая и английская разведки ведут за его спиной сложную игру. Английский инженер был чем-то вроде футбольного мяча, который «соперничающие команды» все время пытались заслать друг другу в ворота…

Теперь «мяч» угодил в «ворота», но пока трудно было определить — в чьи… «Состязание» приостановилось: «инженер» Перси Глейдинг на время был выключен из игры. Совещались «капитаны команд»…

Черный «роллс-ройс» с приспущенными шторками, проехав по аллее, окаймленной вековыми деревьями, доставил «голландского коммерсанта» и молчаливого англичанина к подъезду старинной виллы в Чартвэлле.

Статный дворецкий в яркой ливрее с позолоченной монограммой, поблескивавшей на груди, проводил гостей в громадный и угрюмый зал. Монограмма тотчас же привлекла внимание Канариса, он попытался ее расшифровать, чтобы установить, кто хозяин виллы, но тщетно. Буквы были настолько замысловато выполнены, что он не успел их распознать. Равнодушно рассматривая портреты, которыми сплошь были завешаны высокие стены зала, Канарис надеялся обнаружить знакомое по истории лицо и таким образом хотя бы приблизительно установить имя владельца виллы. Но чванливые физиономии герцогов и лордов, олицетворявшие многовековую фамильную историю, холодно смотрели на иноземца, и ни одна из них не дала ответа на отнюдь не праздный вопрос, волновавший главу германского абвера…

Англичане в свою очередь тщетно пытались угадать причину столь неожиданного приезда адмирала Канариса. Впрочем, они были недалеки от истины, оценивая этот визит как шаг отчаяния. Сам Вильгельм Канарис считал свое путешествие «прыжком в прорубь за кислородом»…

Когда гость и неотступно следовавший за ним, молчаливый англичанин миновали середину зала, навстречу им вышел среднего роста человек с бледным холеным лицом и гладко прилизанными на пробор жидкими волосами.

Он приближался к гостю, сдержанно улыбаясь. Канарис сразу узнал в нем своего давнего знакомого, обаятельного «адвоката», который много лет назад в бруклинском полицейском участке Нью-Йорка предложил «бескорыстные» услуги польскому эмигранту Мойше Мейерберу.

Оба джентльмена, занимавшие почти равнозначные должности в разведывательных органах своих стран, весьма холодно обменялись поклонами и не торопясь прошли в небольшую гостиную. Молчаливый англичанин, что доставил сюда гостя, остался по ту сторону дверей, которые он тотчас же тихо закрыл.

Перед роскошным старинным камином с потрескивавшими в огне деревянными брикетами они опустились в кресла.

Два матерых разведчика, один из которых давно и безуспешно стремился к подобной встрече, а другой, упорно избегавший ее и неожиданно по доброй воле явившийся к тем, кто с полным основанием считал его своим пожизненным должником, теперь не могли найти общего языка.

С первой минуты встречи англичанин был шокирован вызывающе независимым тоном и поведением немецкого партнера. Канарис явно стремился вести разговор не только как равный с равным, но и с заметным превосходством. Он не хотел дать англичанину ни малейшего повода думать, что рискованное путешествие совершено им из-за безвыходности положения, создавшегося для него в рейхе. Напротив, он достаточно откровенно дал понять собеседнику, что англичане должны быть признательны ему за этот визит, цель которого — отвести смертельный удар, нависающий над Британией.

Без обиняков немец говорил о безусловном превосходстве вооруженных сил Германии и о том, что предотвратить грозящую Великобритании катастрофу чрезвычайными усилиями сможет только он — начальник абвера, хотя тоже до конца не уверен в успехе.

— Известно ли вам, сэр, — возразил холодным тоном оскорбленный англичанин, — что на протяжении всей своей истории Соединенное Королевство не знало поражений, чего никак нельзя сказать о Германии…

— Разумеется, известно, — снисходительно ответил гость. — Однако истории известно и то, что всякий раз после поражения Германия быстро вновь поднималась и вновь угрожала своей военной мощью!.. К тому же не всегда история повторяется, а поражения в конечном итоге чему-то учат… Для Великобритании, например, были времена, когда она твердо стояла на ногах и без особых усилий создавала угодную ей политическую погоду на континенте и далеко за его пределами. Она была, так сказать, «первой скрипкой», к которой остальные, хотели этого или не хотели, должны были прилаживаться… Теперь на авансцену неожиданно вышел «контрабас»! Его грубые, порою совсем не музыкальные аккорды все настойчивее и бесцеремоннее заглушают «скрипку». И надо признать, что уже теперь «скрипка» во многом подыгрывает «контрабасу»… Зрителям это совершенно очевидно…