— В таком случае заставьте его не валять дурака! Дайте понять ему, что, когда мы вступим на остров, он сможет рассчитывать на нашу поддержку…

— Полностью понял вас, фюрер! Именно из этих соображений я намерен установить с ним непосредственный контакт. Возникла необходимость в самом срочном порядке направить в Великобританию человека…

— Посылайте.

— Понял вас, фюрер!.. Поездка эта сейчас, когда англичане развили бурную антигерманскую истерию, весьма рискованна, но крайне необходима…

— Посылайте! Кто вам мешает? — буркнул Гитлер, думая в это время о чем-то другом. — Не понимаю…

— Я имею в виду себя, фюрер.

Гитлер встрепенулся, словно проснулся ото сна.

— Есть такая необходимость, — поспешил продолжить начальник абвера. — Нужно на месте разобраться в том, что там происходит, а главное — надо перестроить работу агентуры, ее структуру, чтобы покончить с провалами. В противном случае проникновение агентов Интеллидженс сервис в нашу сеть может принять характер метастаза…

Гитлер долго, сосредоточенно думал, прежде чем ответить. У него не было сколько-нибудь осязаемых, убедительных причин сомневаться в преданности Канариса рейху и лично ему — Гитлеру, и все же он интуитивно остерегался его. Пытаясь докопаться до источника этой двойственности своего отношения к начальнику абвера, Гитлер вспомнил, как некоторое время назад адмирал точно так же неожиданно явился с предложением поддержать высланного на Канарские острова бывшего начальника генерального Штаба испанской армии генерала Франко, которого мало кто знал. Тогда и он, и Геринг сомневались в успехе затеи Канариса. Однако он, развив бурную деятельность, вскоре рассеял скептицизм фюрера. Адмирал лично и многократно вылетал на транспортных самолетах без опознавательных знаков в Испанию, в Испанское Марокко и еще куда-то, повсюду вел переговоры с будущими мятежниками, создавал базы для снабжения их войск. Особенно запомнились Гитлеру ловкие махинации Канариса с куплей и продажей оружия. Он организовал закупку в ряде европейских стран оставшегося со времен мировой войны устаревшего оружия, большими партиями отправлял его в Германию, а здесь люди абвера приводили этот хлам «в порядок»: портили затворы, подпиливали бойки, перекаливали стволы винтовок, карабинов, пулеметов. «Обновленное» таким образом оружие доверенными эмиссарами Канариса перепродавалось испанским республиканцам. На вырученное золото они же скупали уже вполне пригодное оружие для войск Франко…

Не забыл фюрер, что именно Вильгельм Канарис с помощью своего давнего друга — начальника итальянской военной разведки генерала Роатта убедил Муссолини оказать поддержку испанским фалангистам. Это был первый шаг, придавший союзу Германии и Италии подлинно действенный характер!.. Знал Гитлер и о том, что только Канарису рейх был обязан размещением за границей заказов на постройку подводных лодок в обход ограничений, установленных Версальским договором.

Эти и другие подобные факты убеждали Гитлера в том, что Вильгельм Канарис всегда лично брался за решение наиболее сложных задач и добивался успеха. Вот и теперь очевидна необходимость коренным образом исправить положение дел с агентурой абвера в Англии. И кто же, если не Канарис, с наибольшими шансами на успех может выполнить эту незаурядную по сложности задачу? Отбросив сомнения, Гитлер вскочил и, прижав к груди подбородок, быстро направился к глобусу, словно намеревался его таранить.

По лицу Канариса пробежала злая усмешка, он подумал: «Жажда власти влечет его к изображению Земли, но придет день, и он расшибет себе голову о твердь натуральной земли…»

Внезапно Гитлер обернулся, пронзительным взором оглядел с ног до головы Канариса, словно не верил, что все услышанное было произнесено начальником абвера, затем неожиданно тихо сказал:

— Хотите лично отправиться в Британию? Что ж!

…В невзрачном здании аэропорта вблизи Амстердама в те дни было необычно многолюдно. Рождественские каникулы подошли к концу, гостившие в столице Нидерландов голландцы и датчане, бельгийцы и англичане, немцы и французы спешили вернуться к родным очагам, а бушевавшая несколько дней кряду метель нарушила движение поездов. Многие гости столицы устремились к кассам авиакомпаний.

Вместе с пассажирами, дожидавшимися посадки на самолеты, у горячих калориферов мрачного холла аэропорта толпились и пришедшие встретить близких, уехавших на каникулы за границу. В накуренный холл аэропорта январский мороз загнал и элегантного, лет сорока пяти, человека с проглядывавшими из-под меховой «шведки» посеребренными висками. Это был господин Фриц Бюллер — резидент германского абвера в Нидерландах. В аэропорт его привела шифровка, полученная ночью из Берлина. В ней говорилось о необходимости встретить некоего Герхардта Вольмана…

Когда же к зданию аэропорта подрулил трехмоторный самолет немецкой гражданской авиакомпании «Люфтганза», то господин Бюллер без труда признал в одном из пассажиров, человеке небольшого роста в синем пальто, самого руководителя абвера.

В сопровождении своего наместника в Нидерландах адмирал Канарис ехал в комфортабельном «форде» по узкой асфальтовой дороге, по обеим сторонам которой искрились на солнце заснеженные дюны. Впервые за многие месяцы он не испытывал неотступного, гнетущего чувства тревоги. Фюрер не только санкционировал его поездку в Британию, но и дал согласие сохранить этот вояж в строгом секрете от высших чинов министерства иностранных дел и службы безопасности рейха.

С наслаждением Канарис всматривался в своеобразный ландшафт, в мелькавшие по сторонам дороги ветряные мельницы, как по линейке выстроившиеся аккуратные сельские домики, видневшиеся вдали таинственные древние замки с красными кирпичными башнями и высокими черепичными крышами. И не раз все это возрождало в нем, казалось бы, давно забытые ощущения, испытанные в годы детства и отрочества при чтении сказок, приключенческих и исторических романов. За все время езды от Амстердама до Гааги Канарис не сказал своему спутнику ни слова, и только теперь, стараясь смягчить тон, он предупредил Бюллера:

— Вы, надеюсь, понимаете, что ни одна живая душа не должна знать о моем прибытии сюда. В том числе, — подчеркнул многозначительно начальник абвера, — и его превосходительство германский посланник граф Цех-Беркерсрод…

Еще раз он напомнил об этом Бюллеру, когда машина, плавно замедлив ход, притормозила у подъезда добротного особняка на улице Ян-де-Витт-Лаан.

Всего девять дней потребовалось Канарису в Гааге, чтобы обзавестись всеми необходимыми документами и превратиться из немца Герхардта Вольмана в голландца Георга де-Винд… Эту метаморфозу Бюллер осуществил весьма ловко при помощи «Имперского немецкого сообщества», установившего через своего голландского агента Андриана Муссерта связь с некоторыми правительственными учреждениями, полицией и придворными королевы Вильгельмины. Многие лица, занимавшие видные посты в этом государстве, получали через Фрица Бюллера «за благотворную деятельность» крупные суммы денег и нередко, по рекомендации резидента абвера, от имени самого фюрера удостаивались высоких орденов третьей империи.

Георг де-Винд в качестве коммерсанта известной антикварно-ювелирной фирмы «С. Дж. Филлипе», имевшей в Лондоне, на Нью-Бондстрит, 113, огромный магазин и представительство, на самолете авиакомпании «Бритиш Еуропен Айрвайс» благополучно прибыл в Великобританию и с Крайдонского аэровокзала в предместьях столицы, как обыкновенный смертный, уехал на первом же попавшемся такси.

Английским языком новоявленный голландский коммерсант владел неплохо. Назвав шоферу адрес, он стал с интересом озираться по сторонам. Это был один из немногих столичных городов мира, в который нога Вильгельма Канариса еще не ступала. Слякоть на тротуарах и дорогах, пронизывающая сырость в воздухе, непривычный запах гари, бесчисленное множество дымящих труб, проглядывавших сквозь густое марево тумана, окрашенного в желто-коричневые тона светом включенных днем и ночью автомобильных фар с желтыми фильтрами, убожество жилых домов в рабочем предместье, мрачность старинных зданий — все это не порождало приятных ощущений. Канарис морщился, порицая неведомо кого за доведенный до уродства урбанизм. Лабиринт ряда улиц, по которым проезжал таксомотор, напоминал ему кое-какие кварталы Нью-Йорка, но со столицей рейха ни малейшего сходства он не находил.