Более двух недель находились бойцы отряда на Красноказарменной. После отъезда капитана Шевченко отрядом теперь командовал бывший взводный старший лейтенант Алексеев, получивший это назначение по рекомендации Шевченко и Огнивцева. И уже его первые шаги в новом качестве свидетельствовали, что этот выбор не был ошибочным.

А Огнивцев, как и прежде, жил жизнью отряда, помогал новому командиру в боевом сколачивании воинского коллектива, пополнившегося новыми командирами и бойцами.

В те же дни штаб фронта ознакомил Алексеева и Огнивцева с наметками нового рейда отряда в тыл врага. Ему предстояло через несколько дней перейти линию фронта и действовать в брянских лесах юго-западнее Сухиничей.

Был первый воскресный день нового, сорок второго года. Командир с начальником штаба занимались оформлением документов на получение оружия, боеприпасов, взрывчатки, продовольствия и медикаментов. А комиссар, закончив беседу с коммунистами о предстоящих боевых делах, оставшись один в комнате, развернул на столе топографическую карту — двухсотку — и принялся изучать по ней районы предстоящих действий отряда.

В дверь постучали и тут же в комнату буквально ввалилась группа взбудораженных бойцов:

— Необычное событие в отряде, товарищ комиссар! Просто беда! Невосполнимая потеря! — посыпались голоса.

Огнивцев бросил на карту карандаш:

— Что случилось? С чего переполох?

— Махоркин от нас уходит.

— Ма-хор-кин! Куда уходит? Он же в госпитале.

— Угробили самого меткого стрелка! Неправильно его лечили в госпитале, — сказал Сандыбаев. — Ай-я-яй, какой ошибка допустили. Лучше б его Увакин тут, в санитарной части, лечил.

Огнивцев остановил бойцов:

— Кого угробили? Кто, куда уходит? Какая потеря?.. Ничего не понимаю. А ну-ка доложите по форме!

— Есть доложить по форме, — вытянулся Хохлов, на груди которого алел новенький орден. — Докладываю, товарищ комиссар. Рядовой Махоркин, находившийся на излечении в госпитале, по чистой комиссован и убывает в подмосковное Теплово!

— Куда, куда? — переспросил комиссар.

— Так что в известную нам деревушку, где добрые старушки нас тепло угощали, а рядового Махоркина напрочь околдовали! — не удержался в рамках служебного тона Хохлов.

— Вот теперь все понимаю, — с сожалением сказал Огнивцев, разделяя чувства бойцов. — А где же сам Махоркин?

— У ворот казармы он. Собрался к вам да Марина ни на шаг его не отпускает. Наверное, боится, как бы не убежал, — хохотнул Хохлов. — А может, сам боится, как бы ее у него не увели. Уж больно хороша!

— Кончайте треп, — сухо сказал комиссар. — А Махоркина с его девушкой проведите ко мне. Я позвоню дежурному по части, чтобы их пропустили.

Не прошло и десяти минут как Махоркин с Мариной и их сопровождающие оказались в комнате Огнивцева. На лице девушки, укутанной в белый пуховый платок, горел румянец, радостно блестели глаза. Гораздо хуже выглядел Махоркин. Бледность впалых щек, преждевременные морщины на лбу, тяжелая неуверенная походка — все свидетельствовало о том, что он еще далеко не оправился от тяжелого ранения.

Увидев Огнивцева, Махоркин вскинул руку к ушанке:

— Товарищ комиссар! Представляюсь по поводу… — в глазах его блеснули слезинки, — по горькому поводу, товарищ комиссар. Как ни просил, ни умолял… Комиссовали. Нельзя, говорят, вам в строю. Может шок какой-то случиться. Со временем, может, и пройдет, а пока…

Комиссар вышел из-за стола, обнял бойца, пожал руку девушки и как мог бодрее заговорил:

— Что ж ты загрустил, воин? Рано сам себя списываешь в отставку. Ну ранен, ну пока не пускают на фронт… Экая беда! Дело солдатское. Подлечишься — отойдешь помаленьку. Всего и делов. Война не завтра кончается. Ты еще к нам вернешься, повоюем еще вместе… А пока отдыхай.

— Да какой там отдых? — развел руками Махоркин. — Сами видели, какая деревня — одни слезы. Оклемаюсь чуток — буду вкалывать. А мужиков там: я да Кудин, да еще один… Один, почитай, на всю округу. Работать пойду, пока военкомат не затребует. А потом к вам буду проситься.

— Что ж, верно! — одобрил Огнивцев. — Солдату не пристало лежать на печи да считать кирпичи. Заодно будешь присматривать и за могилами наших сослуживцев. Сделай так, чтобы ни одна из них не была забыта. Это тебе наш общий наказ, Василий. — Бойцы одобрительно зашумели. — Прежде всего, — продолжил комиссар, — съезди в Надеждино и установи, где захоронены погибшие герои из взвода Васильева. Мы обязаны им своей жизнью. Затем побывай в Румянцеве и Высокове. Жители этих деревень должны знать, чьих рук дело — уничтожение фашистских складов. Пусть потом детям и внукам своим расскажут.

— Хорошо, товарищ комиссар! — кивнув головой, сказал Махоркин. — Все сделаю, как сказали.

— Вот и прекрасно! — положил руку ему на плечо комиссар. — Мы, бойцы отряда особого назначения Западного фронта, тебя назначаем нашим полномочным представителем в волоколамских лесах. Вы, хлопцы, как, согласны?

— Согласны! — дружно ответили бойцы.

— И вам наш сказ, Мариночка. Доброго, хорошего парня вы полюбили. Поверьте — он того стоит. Надежный человек. Герой битвы за нашу столицу! Дружно живите, счастья вам обоим.

Затем к Махоркину и Марине подступили со своими пожеланиями его товарищи.

— Деток вам поболе, — поклонился Хохлов. — И урожаев в поле. Избу попросторней, и внуков, и правнуков заведите попроворней!

— И чтобы ваша юрта всегда была для друзей открыта, — тряс руки Махоркину и Марине Сандыбаев. — А друзья… Мы, конечно, к тебе, к вам, извиняюсь, обоим, в гости приедем. А пока, — он взял из рук одного, куда-то сбегавшего бойца узел, кокетливо обвязанный розовой лентой, и протянул его Марине. — Вот вам наш свадебный подарок.

— Одеяло верблюжье на две персоны — прокомментировал Хохлов. — А в нем, развернув не спеша, найдете пустышку для малыша.

— Да когда же вы успели? — удивился комиссар.

— Мы еще вчера узнали, что он сегодня выписывается, и что за ним Марина приедет, — улыбаясь сказал Хохлов. И, помрачнев, добавил: — Не знали только, что его комиссовали. Решили отметить это событие. Еще бы — первая свадьба в отряде!

— Какая там свадьба, — развел руками Махоркин. — Не везет мне, как с Асей.

Марина насторожилась:

— С какой?.. С какой Асей?..

Комиссар поспешил утешить не на шутку встревоженную девушку:

— Да не волнуйтесь. Это наша отрядная шутка. А Василий у нас первый заводила. Он вам не одну побаску расскажет… Кстати, — Огнивцев достал из кармана бумажник и вынул из него пачку денег. — Возьми, Василий, от командования отряда свадебный подарок. В дополнение, так сказать, к твоему боевому ордену.

Махоркин засмущался, замахал руками:

— Зачем, не надо, спасибо большое.

— Бери, бери, Василий, а то обидишь. Это от твоих боевых друзей на первое обзаведение. И не смей возражать, — с досадой добавил комиссар, увидев, что Махоркин прячет руки за спину. — Что мы, чужие тебе, что ли?!

— Спасибо, товарищ комиссар. Век не забуду, — растроганно сказал Махоркин, обнимая Огнивцева.

Махоркина и его невесту пошли провожать шумной группой. По пути к КПП Огнивцев встретил полковника в новой кубанке, который быстрой походкой лихого рубаки, звеня шпорами, направлялся в кабинет командира части. Это был старый знакомый комиссара — командир одного из полков Доватора.

— Ба-а! Какая неожиданная и приятная встреча, старший политрук. Это что тут у вас?.. Что за шум, а драки не видно? — пожимая Огнивцеву руку, спросил полковник.

— Наш один разведчик, вот он — орденоносец-гвардеец Махоркин по ранению в запас уходит. Да и жениться задумал. Вот мы его и поздравляем с предстоящей свадьбой.

— Со свадьбой? Когда же это он успел? Молодец!

— И невеста не обычная, — продолжал комиссар. — Встретил он ее во время нашего рейда. Так что романтичная случилась история.

— В каком тылу? Где? — спросил полковник.