— Да не тяни ты кота за хвост, — не выдержал кто-то, — начал, так кончай.

— Ишь, быстрый какой! «Кончай». Тут только самое начало.

— Крой дальше, не волынь!

— Н-да, — продолжал Махоркин. — Допился я раз до того, что и себя не помнил. Проснулся и не пойму, где я? Пуховики вокруг, прямо утопаю в пуху. Голова кругом пошла. Мать честная! Тудыть твою мать! Да я же на Асиной постели…

— Ну, и как… с интересом поспал?

— Вопрос законный, но грубый, — спокойно ответил Махоркин. — Отвечать на него не буду. Не по-мужицки это. Не о бобылке какой речь, а о честной девушке… В общем, как бы там ни было, а жениться я уже был должон.

— И женился?

Махоркин встал:

— А вот об этом я вам пока не скажу. Слишком скорого конца захотели… Ишь вы! А она, карусель эта, и досель тянется.

— Но дай слово, что доскажешь?

— Доскажу. Обязательно доскажу, если жив останусь после завтрашнего боя. А сейчас давайте спать, не то взводный с меня голову снимет за то, что не давал вам спать.

Старший лейтенант Алексеев прибыл из разведки, когда капитан Шевченко заканчивал совещание с командирами взводов.

— Очень кстати, — сказал он, жестом останавливая от доклада по форме. — Рассказывайте, как там, на шоссе…

— Шоссе аж гудит. Почти сплошным потоком идут машины из Клина на юг. В то же время небольшие колонны автомобилей с пехотой и артиллерией перебрасываются в обратном направлении, видимо, к переднему краю…

— И что из всего этого следует? Докладывайте ваши выводы, предложения, — прервал Шевченко старшего лейтенанта.

— Полагаю, что оценка обстановки командованием отряда и руководством штаба фронта была правильной. Намеченный план действий считаю целесообразным.

— Охарактеризуйте позицию отряда для засады, — приказал командир.

— На мой взгляд, она очень выгодная. С запада вплотную к шоссе подходит сплошной лес с густым ельником. Напротив открытая поляна, на которой немцам негде будет укрыться от нашего огня.

Командир посмотрел на часы:

— Через тридцать минут выступаем на рекогносцировку.

Светлого времени оказалось достаточно. До наступления сумерек успели поставить командирам взводов боевую задачу на местности, а те в свою очередь — командирам отделений. Оставалось ждать утра.

Отряд прибыл на шоссе за три часа до рассвета. Командиры взводов с ходу начали занимать указанные на рекогносцировке позиции. На правом фланге расположились алексеевцы, в центре — брандуковцы, на левом фланге — третий взвод. Его командиром после гибели старшего лейтенанта Васильева был назначен старшина Шкарбанов.

Проследив за расположением пулеметных огневых точек, начальник штаба подошел к командиру:

— Товарищ капитан, у меня возникла одна мысль.

— Слушаю вас.

— Завтра предстоит сложный бой. Старшина Шкарбанов отважный командир. Но у него нет еще достаточного опыта. К тому же он совсем недавно во взводе и не успел изучить подчиненных…

— Это вы к чему, Федор Николаевич?

— Я прошу разрешения быть до конца боя в третьем взводе… Чтобы помочь Шкарбанову.

Вместо ответа капитан Шевченко крепко пожал Ергину руку.

До рассвета оставалось еще более двух часов, когда в снежный окоп, где расположились командир и комиссар, спустился старший лейтенант Брандуков:

— Товарищ капитан, — доложил он командиру отряда, — группа подрывников для устройства завала на шоссе и минирования готова. Разрешите направить ее на шоссе?

— Да, пора. И на дороге тихо. Отдыхает немчура…

— А может, после засады Алексеева немцы не решаются посылать в ночное время небольшие колонны и одиночные машины? — высказал предположение Огнивцев.

— Возможно, и так. Но с рассветом они наверняка попрут на юг из клинского «мешка», — сказал Шевченко. — Сумеем ли мы их надолго удержать, вот в чем вопрос.

— Ну преодолеть завал из столетних сосен на заминированной местности под нашим огнем отнюдь не просто, — отозвался комиссар.

— Так-то оно так, Иван Александрович. Но на их стороне артиллерия, танки. Да и пехоты невпроворот. А у нас только пулеметы и автоматы, — хмуро сказал капитан.

— Ну и что ж! Нам же летчики помогут. Ты ведь знаешь…

— Все знаю. А вдруг непогода! Самолеты не смогут подняться с аэродрома. Тогда что? — продолжал Шевченко.

— Поживем — увидим и будем принимать решение по обстановке, Александр Иосифович.

— Нет, дорогой мой комиссар, тогда будет поздно. Надо сейчас продумать возможные варианты, предполагая худшее. Я пройду к шоссе, посмотрю, как усилить завал, а ты с начштаба проверь каждую огневую точку, позицию каждого бойца. Прикиньте с Ергиным систему огневого взаимодействия между взводами, возможности маневра огнем по обе стороны завала. В общем — помозгуйте, повторяю, имея в виду самое худшее. И бойцов так же настройте. А то будут на свою соображалку надеяться и принимать решения… «по обстановке».

Произнеся последние слова с явной подначкой, капитан Шевченко по-дружески хлопнул Огнивцева по плечу и растворился в предрассветных сумерках. Комиссар с минуту смотрел ему вслед, в который раз уже восхищаясь своим другом и досадуя на себя за мелькнувшую мимоходом мысль о мимолетной непонятной духовной слабости командира перед главным боем рейда.

Прошло с полчаса и на шоссе один за другим прогремело более десятка взрывов. Огромные сосны и ели надежно перегородили дорогу. Затем саперы, которых возглавил командир отряда, заложили у завала и на дороге противотанковые и противопехотные мины и тщательно замаскировали их.

Шевченко вернулся на свой снежный НП. Он то и дело запрашивал выдвинутых далеко на фланги наблюдателей, не видят ли они приближающихся машин. Но во всей округе царила тишина, не наблюдалось ни одного огонька.

Шевченко задумался: такое тяжелое положение у противника под Клином и столь слабое движение на шоссе… Что это? Совсем выдохлись немцы, что ли?

Звездная, морозная ночь медленно отступала перед рассветом. Из засады уже отчетливо просматривалась шоссейная дорога. Но на ней по-прежнему было пустынно. Только грозно громоздился завал, слегка припорошенный легоньким снежком.

Зазуммерил телефон. Связист протянул трубку:

— Вас вызывают, товарищ командир.

— Ну, что там? — схватив трубку, спросил Шевченко.

— Появились машины со стороны Клина, — доложил один из наблюдателей.

Шевченко глубже надвинул на лоб шапку, подморгнул Огнивцеву:

— Ну вот и «гут морген». Первые ласточки, вернее, вороны. — И в трубку: — Следите за танками и артиллерией, колоннами с пехотой.

Прошло не более десяти минут и до десятка грузовых автомобилей, нагруженных различным имуществом, подошли с севера к лесному завалу. Водители и сопровождающие машины офицеры вышли из автомобилей и довольно спокойно начали осматривать поваленные на дорогу сосны и ели. До них, видимо, еще не дошел смысл происходящего — так тихо было вокруг. Да им ничего и не оставалось, кроме как беспомощно глядеть на завал и ждать помощи.

Но вот два офицера решили преодолеть завал. Хватаясь за сучья, они стали забираться на его вершину. Но тут же громыхнул взрыв. В воздух взлетели обломки ветвей, клочья сапог и мундиров. Это сработала одна из мин.

Взрывом словно вымело из машин гитлеровцев. Они залегли в кюветах и открыли беспорядочную пальбу из автоматов и карабинов. Над лесом взвились, словно взывая о помощи, ракеты.

— Вот и начался наш рабочий день, — сказал Огнивцев.

— И вроде неплохо, — отозвался Шевченко.

По снежному ходу сообщения прибежал Брандуков:

— Товарищ капитан, разрешите их чесануть зажигательными из пулеметов, пока не подошли большие силы.

— Запрещаю! — отрезал командир. — Без приказа огонь не открывать.

— Правильно! — поддержал Огнивцев. — Нам не следует себя преждевременно обнаруживать. Вот подсоберется перед завалом побольше фашистов, дождемся авиации, вот тогда вместе и ударим.